Летчику хорошо,
А матросу – лучше.
Я б в матросы пошел,
Пусть меня научат.
Принято считать, что восстания матросов в период первой русской революции 1905-07 годов, были спровоцированы худшими условиями службы, нежели у солдат. Да и вообще у многих сложилось впечатление, что в матросы отправляли едва ли не отбросы общества – всякое неграмотное отребье.
Так, 14 июня 1905 года, произошёл первый в ходе этой революции случай мятежа целой воинской части. Случилось это на броненосце Черноморского Флота «Князь Потёмкин-Таврический».
Вечером следующего дня, на другом краю Империи, в Порту Александра III Балтийского Флота (Либава, ныне Лиепая), стихийно началось восстание матросов 1-го Флотского Экипажа, почти по такому же сценарию, как и несколькими днями ранее на броненосце «Потёмкин». Матросы вскрыли находившиеся на подводах с продуктами мешки и обнаружили, что находившиеся в них мясо и сало были протухшими.
Бунтовщики направились к гауптвахте и освободили своих наказанных товарищей. К восстанию присоединились моряки ещё четырёх экипажей. Восставшие уже намеревались штурмом брать плохо охраняемые пороховые склады, однако их планы разрушила снаряжённая казачья сотня, направленная с целью укротить мятежников и не дать захватить пороховые хранилища.
****
Однако то, что матросу жилось отнюдь не хуже, а во многом даже лучше обычных солдат пехоты, свидетельствуют данные разбирательства, произведенного тогда в Либаве же по «горячим следам».
Либава была одной из важнейших баз Балтийского флота и главным центром формирования эскадр на усиление российского флота на Дальнем Востоке в начавшейся в 1904 году русско-японской войне. В начале лета 1905 года либавский гарнизон превышал 20,000 солдат и матросов.
Виленский, Ковенский и Гродненский генерал-губернатор и командующий войсками Виленского военного округа генерал от инфантерии А.А. Фрезе в своем рапорте Военному Министру А.Ф. Редигеру от 6-го августа 1905 года за № 969 сообщал, что «произвел самое тщательное негласное расследование» произошедших в Либаве событий и вот что выяснилось.
Как показала проверка, «в гарнизоне действительно существует тревожное, несколько повышенное настроение, вызванное, главным образом, последними событиями прискорбного характера, совершившимися в порту» .
Фрезе относил это на обширную политическую пропаганду агитаторов – «членов различного наименования прочно организованных тайных обществ», которые всеми мерами стремятся «к поддержанию тревожного настроения в населении и в войсках разбрасыванием прокламаций, призывом нарушать долг службы и присяги» .
Однако, «положить предел преступной агитации, раскрыть ее тайную организацию, обнаружить главных агитаторов» существовавшие в Либаве тайная полиция и жандармский надзор были бессильны. В связи с чем, Командующий войсками полагал «необходимым иметь в районе крепости около 10 опытных тайных агентов» .
Генерал жаловался, что «в виду недостаточности полицейских чинов в настоящее время приходится наряжать войска в помощь полиции для охраны спокойствия в городе и для охраны самой полиции» , что было несвойственно для армии, вызывало законное недовольство армейских чинов и, естественным образом, отражалось «на усилении между нижними чинами преступной пропаганды агитаторов». Фрезе предлагал увеличить число полицейских участков в Либаве.
По мнению Командующего, «происшедшие события в Либавском порту среди матросов играют первенствующую роль в повышении нервного настроения гарнизона». Суд, вместо того, чтобы наказать виновных в бунте, «интересах пресечения и предупреждения решить дело быстро, одним грозным ударом, тянется бесконечно».
Как считал Фрезе, ошибка Командующего Балтийским флотом вице-адмирала А.А. Бирилева заключалась в том, что «задолго до окончания суда распущена часть матросов, участвовавших в бунте, между тем, как беспорочно служащие сухопутные нижние чины, выслужившие свой срок, остаются еще на действительной службе»:
«…Комендант крепости полагает, что эти увольнения домой матросов производят громадное впечатления на солдат, ожидавших по меньшей мере расформирования экипажей и тяжелого наказания для большинства участников…» .
Генерал Фрезе считал необходимым «покончить с матросами судом по законам военного времени и разослать причастные к бунту экипажи в сухопутные части войск на окраины, по преимуществу в Туркестан и Закаспийскую область», а также уволить весь призыв 1900 года, как наиболее пропитавшийся идеями агитаторов. «Выполнением всех этих мер», полагал Командующий, «будет поднят престиж закона и власти Начальства, поколебленные событиями в порту».
Что же так задело генерала и, как он полагал, внесло «элемент недовольства среди нижних чинов гарнизона»?
Всё просто. Оказывается, матрос-бунтарь находился в лучшей материальной (денежной и продовольственной) обстановке в сравнении «с таковой сухопутного солдата (честно исполняющего свой долг)»:
«…В самом деле, матрос и после бунта продолжает получать в месяц от 5 до 10 рублей, тогда как честно служащий рядовой на сухом пути получает всего 2 руб. 70 коп. в год. Моряки размещены во дворцах, получают усиленный оклад и винную порцию…» .
Может, конечно, насчет «дворцов» Фрезе и преувеличил, а вот во всем остальном был прав. Рядовой армейской пехоты был самым низкооплачиваемым лицом во всей Русской Императорской армии. Поэтому, и вывод Командующего был понятен:
«…Такое различие заставляет пехотную массу с завистью смотреть на бунтующих моряков…».
К тому же, отбор во флот, как правило, был довольно жестким. Если по Уставу 1874 году в матросы набирались из местностей, «в населении которых преобладают промыслы и занятия, подготовляющие к службе на море и полезные для флота», то, критерии отбора согласно Циркуляру Мобилизационного отдела Главного Управления Генерального Штаба от 24 августа 1913 года за №1828, стали жестче:
«… Назначаемые во флот новобранцы должны быть преимущественно грамотные, развитые и крепкого телосложения, причем половина новобранцев, назначаемых из уезда во флот, должна иметь рост не ниже 2 арш. 5 вершк. Новобранцы, не владеющие русским языком, во флот не должны назначаться…».
Помимо отменного здоровья, на флоте требовались еще и специальные знания, поэтому в моряки назначались «сборщики мин, служившие на маяках и спасательных станциях, а также телеграфисты и оружейники».
А еще Российский Императорский Флот был по преимуществу монолитным – свыше 90% личного состава составляли представители «триединого русского народа» (великороссы, малороссы и белорусы).
В общем, зажрались они, братушки-матросики! А сытых, оказывается, и пропаганда лучше питает.
Послужили бы лучше в пехоте!