Тяжело скрипнула пружина стула, палец левой руки безжалостно утопил податливую клавишу селектора.
- Сергей. Открой входную дверь и зафиксируй ее в распахнутом положении. На улицу не выходи. И еще, у тебя сейчас погаснет свет.
- Дмитрий, отключи освещение в рабочей зоне.
- Но тогда же, погаснут камеры наружного наблюдения, - вмешался совсем потерявшийся Юрий.
- Нет, они запитаны напрямую от щитка, как и вся система. Ты должен был это знать. - Михаил с укором посмотрел на стушевавшегося зама. Пульсации в затылке усиливались, где-то в глубинах сознания стали проявляться, яркими всполохами, всего на одну секунду, выныривая из темноты, размытые видения. В душе зародилась слабая ноющая боль, смешанная со страхом и тоской. Что-то он делает не так. Несмотря на все старания, призрак все еще не смог преодолеть неведомый барьер. Ему, по-прежнему, что-то мешает. Но что?
- Дмитрий, гаси, к черту, все электричество в офисе, - далекий щелчок и экран компьютера погас вместе с потолочным освещением, стихло шипение сплит-системы.
- Как же мы теперь увидим призрака? - ничего не понимающий заместитель, растерянно уставился на своего начальника.
- Я знаю, как! Камеры то цифровые, - директор уже сорвался с места, обогнул офисный стол, выскочил в коридор, и через десяток секунд был уже на выходе. Улица встретила его вечерней суетой, запахом мокрого асфальта и потрясающей, вечерней свежестью. Не обращая ни на что внимания, Михаил спешно поднял сотовый телефон, включил режим съемки через встроенную камеру и медленно поводил объективом. Вот оно. На маленьком экранчике сотового телефона неярко замигало центральное «тело» гусеницы.
Призрак, как раз приближался, двигаясь привычными рывками прямо на Михаила.
Холодная дрожь пробила спину, ладони мгновенно вспотели, боль в голове усилилась. Странные картины в сознании, стали отчетливее и обрели звуки. На какое-то неуловимое мгновение Михаил окунулся в эти видения, уши резанул грохот близкого взрыва, качнувшаяся земля едва не ушла из-под ног. Тряхнул головой, с трудом сбросил с себя это наваждение. Сфокусировал зрение на экране телефона. Пусто! Потерял! Не может быть. Спешно поводил объективом и застыл от изумления. Призрак оказался совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки и его пульсации отдавались в голове отчаянным детским криком. Казалось, маленькое живое сердечко, разрываемое горем, болью, и еще бог знает, чем, бьется совсем рядом, бьется и кричит, и плачет.
Тугой, липкий ком застыл в горле, перехватил дыхание, предательские слезы навернулись на глаза и вдруг, повинуясь неведомому импульсу, Михаил сделал шаг. Ставший ненужным телефон, крутанулся в воздухе, непонимающе ударился о мрамор ступеней и обиженно загрохотал отлетевшей крышкой.
Сквозь застилающую глаза пелену, Михаил увидел «гусеничку», и, не мешкая, подхватил ее на ладони. На одно мгновение, всего на одно, ему показалось, что он поднял на руки своего ребенка, ребенка, которого у него никогда не было. По-отцовски нежным движением, отозвавшимся тоской и болью в душе, прижал это теплое и пульсирующее нечто к груди и рванулся в офис. Мимо ошеломленно вытянувшегося охранника и застывшего с открытым ртом, заместителя, мимо отсчитывающих девятый десяток лет, каменных стен здания, мимо сплетенных в тугой клубок, нитей человеческих судеб.
Михаил ворвался в приемный холл и в этот момент призрак вспыхнул ослепительным белым светом. Пронзил полумрак помещения десятком ярких лучей, резанул сознание отчаянным детским криком, и… пропал! Неожиданно потерявший силы, Михаил, медленно опустился на колени и, так же медленно, закрыл глаза. По его впалым, мужским щекам, текли крупные, горячие слезы.
Огромный, явно не по размеру, валенок давно соскочил с ноги маленькой девочки и валялся на дне воронки. Путаясь в собственных одежках, теряющая силы и уже охрипшая от бесполезных криков Тонечка, в который раз упрямо карабкалась наверх и в который раз сползала вместе с осыпающейся землей. Её папа, папочка, папулечка погибал где-то там, далеко далеко, а она не могла до него докричаться. И мама, родная любимая мамочка, хоть и была совсем рядом, то же не слышала ее за грохотом бомбежки. И уже не осталось сил, что бы выбраться из воронки, но она упрямо пыталась снова и снова. Предательские слезы застилали красивые серые глазки, чертили на грязных щеках дорожки, капали с подбородка. Но она снова и снова карабкалась наверх. И когда последние остатки надежды, готовы были захлебнуться в волнах отчаяния и боли, из недр темного здания на разбитые порожки выскочил мужчина, в летном комбинезоне. Грохот близкого взрыва смял пространство, качнувшаяся земля едва не сбила летчика с ног, но он устоял и не мешкая ни секунды, прыгнул в дымящиеся недра воронки. Съехал вместе с пластом почвы вниз, подхватил предельно уставшего, обессилено скатившегося на дно ямы, ребенка, и рванулся наверх. Горячая земля предательски поехала под ногами, но пилот сильными уверенными рывками вытолкнул себя наверх, преодолел порожки и оказался внутри помещения.
- Мама! Мамочка!!!
- Доченька?!...
Он должен жить! Ударившая пуля опрокинула фашиста в сухой папоротник. Вылетевший из рук, карабин с треском ударился о ствол дерева и рухнул где-то рядом. Остальные преследователи моментально попадали на землю и открыли ответную стрельбу. Но он уже полз, судорожно цепляясь за землю, полз в сторону от того места, откуда стрелял. В его пистолете оставалось еще шесть патронов, явно меньше чем немцев за его спиной, но вопреки всему, он собирался жить. Потому, что он должен жить!
Земля внезапно ушла из-под рук, и он неуклюже скатился на дно сырого оврага. Больно ударился головой о камни, на мгновение помутнело сознание. Застонав, перевернулся на бок и вдруг увидел наверху, на самом краю оврага свою жену и маленькую дочь, Танюшку. Они что-то кричали ему и призывно махали руками, показывая куда-то в сторону. Все еще находясь в полуобморочном состоянии, не отдавая себе отчета в происходящем, он рванулся наверх, к самым дорогим в его жизни людям. И откуда только взялись силы в истерзанной душе. И когда он, выбравшись из оврага, с хрипом перекинул свое тело через торчащий корень дерева, мираж растаял. Такие близкие и родные, жена и маленькая дочь, шагнули назад и медленно исчезли, в тоже мгновение он окончательно пришел в сознание. Спешно оглянулся. Немцы уже не стреляли, но передвигались вперед с опаской и явно медленнее, иначе просто расстреляли бы его, карабкающегося, с противоположной стороны оврага. Черт, это было рискованно, вниз по оврагу, пожалуй было бы легче. Но он уже здесь. Пора уходить. Судорожным движением сорвал с головы окровавленный шлемофон и, сколько было сил, зашвырнул его подальше, вниз по оврагу. Затем развернулся и быстро пополз прочь.
Фашисты выйдут к краю оврага несколькими минутами позже, потратят еще какое-то время на рассредоточение и спуск, найдут шлемофон и уверенно двинутся вниз по оврагу. Ну в самом деле, куда же еще двинется раненый, теряющий силы советский летчик. Но когда они поймут, наконец, что ошиблись, будет уже поздно, сгущающийся вечерний сумрак заставит их прекратить преследование.
А он, будет ползти и ползти, а когда поймет, что оторвался достаточно, с трудом встанет на ноги и упрямо пойдет вперед, от одного дерева к другому. Ближе к полуночи, наткнется на обоз с беженцами, перевяжет раны, немного восстановит силы, и снова двинется на восток, чтобы через несколько дней выйти к своим. Потому что он, Иван Прохоров, воин Великой страны, потому, что он, советский летчик…
Немногочисленные прохожие и посетители Красной площади с немалой толикой удивления наблюдали, как одетый в деловой костюм, изрядно промокший, молодой человек, медленной, тягучей походкой подошел к Мемориалу Вечного огня и опустился на мокрую мраморную поверхность. Одинокая красная роза выпала из ослабевших, чуть подрагивающих пальцев. Капли бесконечного, холодного дождя, стекали по волосам, смешивались со слезами и капали с подбородка.
«Имя твое неизвестно! Подвиг твой бессмертен!» Бликующие в вечном пламени буквы, смешиваясь с болью воспоминаний, наслаиваясь на только что произошедшие события, рвали душу парня дикой, запредельной тоской и жалостью, душили слезами, давили грудь горячим криком отчаяния. Так и сидел он, на коленях, на холодном мраморе, под нудно моросящим дождем, и смотрел в огонь, в живой огонь вечности.
Что привело его сюда, он не знал. Но когда наконец-то нашел в себе силы покинуть офис, где вспыхнул и бесследно растаял призрак, просто сел в свою машину, и поехал, куда глаза глядят. Куда сворачивал, где останавливался и покупал цветок, он не особо осознавал. Опомнился на немного, лишь, когда колени коснулись мокрого камня. Сколько он так просидел, он не понимал. Рвущая сердце и душу, непонятная, щемящая боль медленно отступала, оставляя за собой полное эмоциональное опустошение и безразличие. И лишь мягкие неторопливые шаги, возникшие сзади и прошелестевший, вслед за этим, нежный женский голос, наконец-то вывели Михаила из состояния апатии.
- Молодой человек, с вами все в порядке?
Михаил поднял голову. Из-под ярко оранжевого зонта на него смотрели удивительно красивые серые глаза. Но так продолжалось недолго, буквально в следующее мгновение эти самые глаза, широко раскрылись от удивления и молодая женщина, лет двадцати пяти, немного отпрянула назад. С качнувшегося зонта сорвались крупные капли воды и упали и на, и без того мокрое, лицо парня, Но Михаил этого не заметил.
- Ох! Простите, пожалуйста! - легкое замешательство отразилось на прекрасном женском лице. Тонкие, дугообразные брови, прямой аккуратный носик, алые, покрытые чуть блестящей помадой, губы, мягкий овал лица. И волосы! Волнистые, русые волосы, ниспадающие до самых плеч.
- Мне, право, неловко. Этот дождь…
- Что же вас так напугало, милая девушка? - мягко перебил незнакомку Михаил. Первые слова давались ему, явно с трудом. - Я понимаю, что, наверное, жалок, в таком состоянии, да и виде, тоже. Но, ведь не страшен?
- Да нет, ну что вы. Я… Просто вы очень похожи на одного, очень дорогого мне человека, точнее, на того, каким он был в своей юности. Но, это было давно, очень давно, и его уже нет… Я не ожидала… А вы действительно похожи, почти точная копия…
- Что, настолько сильное сходство? - Михаил медленно поднялся с колен. Насквозь промокшая рубашка холодила спину.
- Вы позволите? - девушка шагнула навстречу и заключила Михаила под свой зонт. - Вы промокли.
- Спасибо, - голос Михаила едва заметно, дрогнул. Эта неожиданная, и по большому счету, ничего не значащая забота, каким-то образом задела его.
- Вам в какую сторону? Или вы, быть может, хотите остаться и еще немного побыть в одиночестве? - в бездонных серых глазах заплясали озорные искорки.
- Нет. Я уже… У меня машина, рядом, на Манежной.
- Ну, что ж, нам по пути. Вы не против? - незнакомка нежно подхватила его под руку, как-то запредельно ласково улыбнулась и сделала первый шаг вперед.
Михаил открыл дверь в свою ванную комнату и зажег свет. Мокрый пиджак полетел на пол, прилипшая к спине рубашка отправилась следом, за ними брюки. Пять минут на горячий душ, ещё две на обтирание широким махровым полотенцем. Банный халат - на тело. Судорожная мысль: «Надо бы убрать мокрую одежду в корзину для белья» и внезапное, бесконтрольное раздражение. «К черту! Потом! Позже!» Двенадцать нервных шагов на кухню, сок из холодильника, полный стакан залпом, пол оборота к столу…
А на столе, большое сердце, выложенное бумажными салфетками. Юлька! Видно была в доме вместе с матерью, когда та наводила порядок. Михаил заскрежетал зубами. Первым порывом было подскочить и зло смахнуть все эти салфетки на пол. Но… Волевым усилием взял себя в руки. Не стоит. Юленька хорошая девочка, и уж тем более, она не виновата в его таком, сегодняшнем настроении. Он сам, только сам повинен в своих поступках. В том, что повел себя как… Как ребенок!
Они уже успели спуститься вниз по Кремлевскому проезду, когда прекрасная незнакомка поведала ему, что он поразительно похож на ее деда, летавшего в Великую Отечественную Войну на истребителе. Эта новость повергла его в шок. Словно мегатонная бомба взорвалась в сознании парня и парализовала волю и тело. Так и стоял он, тупо смотря, как махнувшая ему на прощание рукой, молодая женщина, с невероятно красивыми, серыми глазами удаляется прочь, в сторону Театральной площади. Стоял и не мог вымолвить ни слова. И только потом, уже заводя мотор своей «Тойоты», неожиданно вспомнил, а точнее, сообразил, что так и не спросил ее имени.
Офис встретил именинника громогласным хором и аплодисментами. Михаила торжественно обсыпали розовыми лепестками, золотинками серпантина и еще, бог знает чем, в лице всего коллектива поздравили, от женской его части, со всех сторон расцеловали. Что ж, директора любили, он хоть и был, порою непреклонен, и всегда строго спрашивал за работу, но к людям относился с пониманием, по-человечески. Вот и сейчас, он достал из нагрудного кармана специально приготовленную пачку наличности, выдержал эффектную паузу и обвел хитрым взглядом притихший коллектив. Затем торжественно вручил пачку денег бухгалтеру и приказал, не записывая ни в какие ведомости, выдать коллективу премию, по пятьсот долларов на руки каждому. Восторженный ор благодарности стал ему более чем желанной наградой.
Михаил подошел к своему кабинету и с улыбкой остановился. Дверная коробка по периметру была украшена разноцветными воздушными шариками, блестящим «дождиком» и лентой с надписью «Поздравляем!».
- И когда только успели, черти? - директор повернулся к подошедшему заму.
- Ну… - Юрий улыбаясь, развел руками. - Я не могу выдавать чужие секреты. Спросишь у них сам. Коллектив приглашает тебя в обеденный перерыв на торжественное чаепитие с вручением подарков.
- Подарки? Это хорошо. Подарки я люблю. Особенно к чаю… - хихикнул именинник и шагнул в дверной проем.
- Да, кстати, Михаил, там из кадрового агентства прибыл дизайнер на собеседование. Когда примешь?
- Да прямо сейчас. Я пока включу компьютер и просмотрю текучку, а ты заведи его в кабинет и усади за стол.
- Добро. Сейчас приведу.
Михаил уселся в кожаное, директорское кресло, расправил плечи, потянулся, оживил компьютер, и… Время застыло! Шоковый удар стер напрочь веселое праздничное настроение. Моментально вспотели ладони. «…Твоя судьба еще не проявилась, когда это случится, ты все поймешь!..»
Дрожащими руками Михаил взял старую пожелтевшую фотографию в стеклянной рамке и медленно поднес ее к лицу. Он не верил своим глазам. На снимке, на фоне какого-то здания в Берлине, стояли ПЯТЕРО. Не четыре, как раньше, а ПЯТЬ летчиков. Вышевец, Григорьев, Петренко, Онохин, Прохоров. Прохоров! И рядом с этой фамилией стоял он сам!
Откуда-то из глубин ватной бесконечности донеслись сопровождаемые глухим эхом, звуки:
- Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.
Не может быть. Это не он! Конечно не он! Просто чужой человек, сильно похо…
- Михаил Юрьевич, позвольте представить: дизайнер, специалист по допечатной подготовке, Светлана Прохорова.
Прохоро… Что?!.. Михаил поднял голову и… мир взорвался вторично!
В беспредельных глубинах вселенной медленно вращались галактики, холодные кометы равнодушно скользили по своим тысячелетним орбитам, вспыхивали и гасли звезды, рождались и умирали эпохи. А на далекой, маленькой Земле, в кожаном, директорском кресле, сидел молодой человек, мужчина, и, не отрываясь, смотрел в бесконечно красивые серые глаза, сидящей напротив женщины, сжимающей в руках сложенный, ярко оранжевый зонт.
Вселенная, не торопясь, жила своей жизнью, а он просто сидел и молча смотрел в эти глаза. И тонул, тонул с головой, в скрытой в них, нежности. Он уже успел понять смысл фразы: «Две ниточки одной судьбы, вплетенной в клубок вечности». И еще он понял, что ни в какой Таиланд, он не поедет. Незачем. Уже незачем…
В начало...
Глава 1
