Долго Ульяна наблюдала за парнем. Уже солнце начало клониться к закату, а он все работал. Девушка вышла из своего укрытия и пошла по направлению к дому, задумавшись и глядя себе под ноги. И такие думки у неё щекотливые. Она уже представила, как будет с парнем встречаться. Ульяна подняла глаза, ноги у неё подкосились, кровь прихлынула к лицу, потому что прямо ей навстречу шёл он. И откуда только взялся. Парень улыбался ей открытой улыбкой, улыбался так, как будто она была его желанная. Девушка вмиг решила, что пройдёт мимо с безразличным видом и покажет этим, что ей до него нет никакого дела, что ей решительно наплевать и на его красоту, и на его улыбку, и что он сам по себе, а она сама по себе, и пусть он не думает, что она какая-нибудь такая… Но парнишка сам заговорил с ней.
Начало здесь
-Здравствуй, красавица! Далеко ль путь держишь?
Ульяна залилась краской и только вымолвила. -Здравствуй.
- А я ж тебя знаю. Ты Ульяна. Я много раз тебя видел.
-Точно, Ульяна. А тебя как звать?
-Матвей.
Вот и всё, что могли сказать друг другу при первой встрече парень и девушка, да ещё такие красивые, да ещё думавшие за минуту до этого только друг о друге, да ещё неопытные и смешные в своей беспомощности.
Матвей не знал что ещё сказать, а девушка ждала. Она тоже не могла найти причину, чтоб продолжить разговор. И только и сказала.
-До свидания.
Болван! -ругал себя Матвей. - Не мог ничего придумать. Эээээх!
Прошло много дней прежде чем они повстречались ещё раз. А потом ещё раз, а потом ещё. И так повстречались они все лето. Днем Матвей выкорчёвывал деревья, а вечером, когда все село засыпало, он спешил на встречу к девушке. И под раскидистым дубом они сидели в обнимку до первых еле заметных бликов на востоке. Ульяна прижималась к широкой груди Матвея, затихала и крепко обнимала его. А Матвей покрывал её лицо поцелуями о которых у девушки мурашки по коже бежали. Она не понимала, что это такое, но в такие минуты она не сопротивлялась, покорно и доверчиво, отдаваясь его рукам, губам и нежным объятиям, глядя на него своими чёрными глазами, в которых мерцало, переливалось что-то живое, трепетное, ей не знакомое.
К осени Матвей заговорил о сватовстве.
-Приду тебя сватать. Хватит уже нам прятаться от всех. Ты согласна выйти за меня замуж?
-Конечно, любимый! Я то согласна. А вот что батька скажет?
-Я завтра к вечеру зайду.
И Ульяна с замиранием сердца ждала завтрашнего вечера. Вот загавкал пёс, а потом заскулил, как будто кто свой пришёл. Она поняла, что это Матвей. За все лето пёс к нему привык и уже принимал за своего.
А тем временем Панкрат Силантьич беспокойно ходил по избе, что-то решая. С той минуты, как он сделал для себя неожиданное открытие, что дочь его стала совсем взрослой, тревожное чувство ожидания неизбежного не покидало его. Всякого парня, проходившего мимо их дома, он провожал тяжёлым, холодным взглядом и мысленно давал каждому самую нелестную характеристику. И выходило, что все-все потенциальные женихи — кроме Фролки Савичева, для которого Панкрат Силантьич делал исключение, потому что в тайнике души мечтал выдать за него Ульку, — все, значит — сопляки, вертопрахи, бездельники, хулиганы, матерщинники и сукины дети, за которых он ни за что на свете не отдаст своей дочери. В отношении же дочери у него были не очень приятные мысли. Его пугало то, что он останется один под старость лет. Он расти дочь с трех лет, с того самого времени, как мать её умерла. И все эти годы он жалел о том, что у него нет сына, который остался бы с ним, в его доме. И он бурчал:
«Вот растишь её, нянчишь, кормишь, сам недоедаешь, ночей недосыпаешь, а станет большой, выйдет замуж и забудет про отца родного».
Когда в дом постучали и зашла громадная фигура Матвея, неожиданно Панкрат Силантьич понял, что надо делать, чтоб не остаться одному.
Матвей сел на пододвинутую ему табуретку. Слова, которыми он вооружился заранее, куда-то пропали.
-Ты, кажись, хотел что-то сказать мне? — решил наконец помочь парню — не столько для того, чтобы вывести его из затруднительного положения, сколько для того, чтобы поскорее покончить с тяжким и неприятным для него делом.
-Да я вот, пришёл вашу дочь... Ну в общем отдайте за меня Ульяну.
-О, как! А жит на что будете? Хочешь её по миру пустить? А дети пойдут. Чем кормить будешь? Ни кола ни двора, никакой скотины ведь у тебя нету…
Матвей молчал.
-Молчишь. Не отдам за тебя Ульяну. Разве я враг своему дитю? Хочешь, иди к нам в зятья! — вдруг предложил он, весь просияв. — Я уж при годах. К старости дело идёт. Будешь хозяйство вести.
Ну это было совсем уже унижение.
- У меня есть своя хата. Малая, да своя. И хозяйство у меня будет своё. Вот они, видишь? Матвей положил свои огромные ручища на стол.
-Вот этими руками все сделаю. Все у меня будет. Я сад посажу, через два-три года он даст урожай. С него буду кормиться. И все у меня будет. Отдай Ульяну. Я её очень люблю. Я для неё все сделаю.
-Ну, дело твоё. Не хочешь — не надо. А насчёт сада ты, Матвей, зря торопишься. Поломает тебе рёбра Гурей Савичев. Поосторожней, парень. С ним шутки плохи. К тому же Ульяна ихнему Фролке приглянулась, Не ровен час сбросят в омут — и концов не найдёшь.
-Я никого не боюсь. Не надо меня пугать. Пусть попробуют сначала со мной справиться. Отдайте Ульяну. Век помнить будет. В долгу не останусь.
-Ульяна, ну как зайди, чего ты там прячешься.
Улька подошла к нему, устремив на него свои чёрные глаза, — она слышала весь их разговор, укрывшись у завалинки, — они, эти её глаза, умоляли: «Тятенька, я хочу… тятенька, не губи, пожалей меня… Тятенька, он хороший, сильный, я люблю его!»
И Панкрат Силантьич почти уже сдался под её взглядом, ну не мог он ей отказать. Она своим взглядом много что могла ш у него. И он уже готов был дать согласие. Но неожиданно как будто кто его дёрнул, он заорал:
— Ишь чего надумали! Не бывать этому! Слышь, Ульяна, не бывать никогда!. .
Ульяна зарыдал а и кинулась из избы, но отец схватил её и закрыл в комнате. Матвей постоял немного, сплюнул и вышел. Больше с ним не желали разговаривать.
Больше с Ульяной они не виделись. Отец запретил выходить ей из дома. А Матвей нашёл отдушину в работе. Близилась осень, и он торопился: саженцы лучше приживаются, когда их погружают, уже уснувших, в студёную осеннюю землю. Очнувшись по весне, они недолго будут хворать, а сразу же потянутся к солнцу, к жизни. Теперь Матвей трудился и ночью. От зари до зари.
Под вечер к нему прибежал Степан.
-Здорово живёшь!. . Да не жми ты так лапищей-то! Не могёшь, что ли, потихоньку, да полегоньку! — Степан потряс занемевшими пальцами, по-детски подул на них. — Слушай, что я тебе скажу. Ульяну твою просватал Панкрат. За Савичева Фрола. Нонешней ночью, пока ты тут ковырялся, запой был. Не поскупился Гурей выкупом — корову, которая у него вторым телком пошла, три овцы, шубу новую, лисью, шесть вёдер вина да сто рублей деньгами отвалил за невесту. Дорого мой соседушка, рыжий кобелина, продал свою дочь! Пили-гуляли до зари, до третьих аж кочетов, я всё время у окна, под завалинкой проторчал.
-Ну, а Уля… Она что?. . Как она?. . — В горле у Матвея закипело.
— Ну как? Известное дело как. Прибегла откель-то, глянула в окошко: а они тут как тут, сидят. Сваты. Затряслась вся, подкосились у неё ноги, чуть было не грохнулась — подхватил я её. Кинулась ко мне на шею. «Степушка, кричит, родименький, спаси хоть ты меня!» Взял я её да и отвёл к себе, а Марфуше сказал, чтоб заперлась и никого не пускала. А сам скорее сюда, к тебе. Вот ведь какие дела, Матвей! Мой тебе совет: забирай Ульку и мотай за Волгу!
-Ты же знаешь, не могу. У меня здесь мать и сестрёнка. Сад как я брошу? Я столько сил здесь потратил. Вот этими руками все, сам. И теперь бросить? Никуда я не поеду. Уле передай: пускай не даёт своего согласия.
— А оно и не требуется, её согласие. Как отец порешил, так и тому и быть. Ныне запой, а на покров-свадьба. И нет Ульки.
-Помоги мне с ней встретиться.
-Что задумал-то? Ладно, помогу. Жди здесь.
И Степан убежал.
А Улька придумала кое-что. На обдумывание ушли почти вся ночь и утро, пока Степан ходил к Матвею, а Марфуша отгоняла в стадо овцу, а Панкрат Силантьич в страшном смятении бегал по селу, отыскивая, где могла ночевать его непутёвая дочь. Улька теперь уж и сама считала себя непутёвой, потому что её план был и дерзостен, и неслыханно преступен. Она решила провести с Матвеем ночь, отдаться любимому. А потом пусть этот Фролка локти кусает. Как узнает, что его невеста до свадьбы, да с другим, так сам и откажется. Фрол конечно, тотчас же выгонит её, а ей, Ульке, только того и нужно будет: она станет женою Матвея.