Опубликовано в газете "Санкт-Петербургские ведомости"
Петропавловская крепость является одной из самых узнаваемой достопримечательностей Санкт-Петербурга. Очертания Петропавловского собора и соседствующей с ним Великокняжеской усыпальницы знакомы каждому, без исключения, горожанину. 122-метровый шпиль собора являлся самой высокой точкой в городе на протяжении более чем двухсот лет с момента его сооружения вплоть до появления телебашни на Петроградской стороне. Полуденный выстрел пушки и ангел-хранитель Петербурга, установленный на вершине шпиля, являются неотъемлемыми частями городского колорита, без которых уже невозможно представить само его существование.
Между тем история Петропавловки содержит в себе и немало мрачных страниц. Уже с самого своего основания крепость начала использоваться в качестве тюрьмы государственного значения, где содержались в заключении наиболее одиозные и опасные для царского режима заключенные. Здесь нашел свой конец несчастный сын императора Петра – царевич Алексей, обстоятельства смерти которого не ясны и сегодня. Во время одного из наводнений здесь же в своей затопленной до самого потолка камере погибла знаменитая княжна Тараканова, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны. Здесь же содержались и все бунтовщики или инакомыслящие своего времени. Последними высокопоставленными «сидельцами» Петропавловки стали министры Временного правительства, которые были помещены в казематы крепости в 1917 году.
Тем не менее, в истории крепости можно найти еще достаточное количество лакун, только еще ожидающих своего заполнения. Как известно, именно с основания «фортеции Санкт-Питербурх» и ведет свое начало наш город. На небольшом Заячьем острове, называемому по-фински Енисаари, отделенном от основного правого берега Невы небольшой протокой, в 1703 году началось строительство крепости, защищенной лишь наскоро насыпанными земляными бастионами. Вскоре через протоку, ныне называемую Кронверкским проливом, был наведен первый постоянный мост в Петербурге – Иоанновский. Пройдя по мосту и через Иоанновские ворота, двигаясь далее, мы очутимся перед Петровскими воротами, сооруженными любимым архитектором царя Доменико Трезини, исполнявшими во времена Петра I роль парадного входа в Петропавловскую крепость. Именно Петровские ворота, являясь общепризнанным уникальным образцом архитектуры своего времени, помимо всего прочего, вполне могут нести определенное послание для будущих поколений.
Так, на верхней части этих ворот имеется довольно незамысловатый с искусствоведческой точки зрения резной деревянный барельеф, созданный в 1708 году скульптором Конрадом Оснером. Барельеф под названием «Низвержение Симона-волхва» изображает момент падения известного по Новому завету Симона-волхва, вознесшегося над землей при помощи «бесовской» силы. Молитва же Святого апостола Петра лишила Симона его поддержки в виде бесплотных духов, после чего он и рухнул вниз. Если присмотреться к скульптурному изображению внимательнее, то в фигуре, изображающей апостола Петра, можно вполне отчетливо разглядеть образ царя. Очевидно, что этот барельеф представляет довольно распространенный в ту эпоху жанр аллегории, когда определенные лица или события изображаются в виде тех или иных героев и сюжетов из священной истории или греко-римской мифологии. Традиционное толкование данной аллегории довольно обыденно. Утверждается, что приведенный сюжет изображает победу России, олицетворяемой Петром, над Швецией, низвергнутой подобно волхву Симону. На первый взгляд – вполне логичное объяснение. Но это лишь на первый взгляд.
Стоит отметить то, что барельеф был создан в 1708 году в самый разгар войны со Швецией, закончившейся только в 1721 году. Знаменитая Полтавская баталия, ставшая ее основным переломным моментом, должна была случиться только через год. Так что к тому моменту, когда заморский скульптор Оснер вырезал свой аллегорический сюжет, ни о какой победе над Швецией речи еще не шло. Удивительно и то, что Швецию, страну хотя и протестантскую, но все же исповедующую христианство, было решено представить в виде волхва, считающегося первым христианским еретиком. Конечно, на Руси протестантов всегда считали еретиками, но во времена Петра этот взгляд на вещи был изменен, протестанты стали играть ведущие роли в государстве, о чем свидетельствует и факт того, что барельеф на Петровских воротах был вырезан немцем-протестантом. И последнее: центральное место изображения занимает не царь Петр в виде апостола, не Симон-волхв, а Петропавловский собор, каким он был при основании крепости. Следует признать, что создатели барельефа акцентировали внимание именно на соборе, который, судя по изображению, играл важнейшую роль в деле победы над аллегорическим волхвом. Как же собор, пусть и один из самых важных в новой петровской России, мог способствовать победе над Швецией? Возможно, стоит признать, что под фигурой Симона в данном барельефе понимается некое другое явление или персонаж…
Традиция возведения христианских соборов на Руси насчитывает уже более тысячелетия. От самых ранних своих образцов, построенных по византийским образцам, до увенчанных высокими шпилями петровских церквей, напоминающими протестантские кирхи, все они всегда были призваны увековечивать победу и силу христианской веры. Во времена принятия православия такое торжество достигалось весьма простыми и эффективными методами. Почти все строившиеся в ту эпоху храмы возводились на месте бывших языческих капищ, что автоматически обращало в христианство все почитавшее это капище местное население. Примеры такого подхода можно найти и на территории современного Северо-Запада. Так, во времена князя Владимира, крестившего Русь и признанного святым Русской православной Церковью, основными оплотами христианизации стали Киев и Новгород Великий. Неподалеку от современного Новгорода на левом берегу Волхова в месте его истока из озера Ильмень находится урочище Перынь. До принятия христианства на этом месте находилось святилище верховного бога пантеона Владимира – Перуна, что подтверждается проведенными там в 1951-53 гг. археологическими раскопками. Позднее на этом месте был основан Перынский монастырь, от которого до настоящего времени сохранился каменный храм Рождества Богородицы конца 12 — начала 13 вв. Такое соседство снова вызывает конфликты спустя более чем тысячу лет после драматических событий борьбы христианства и язычества. Последователи вновь набирающего силу неоязычества – так называемые родноверы – уже давно недовольны православной Церковью, по их мнению, мешающей проводить им на Перыни свои ритуалы и обряды.
Кроме святилищ и капищ, основной целью Церкви во все времена борьбы с язычеством являлись так называемые волхвы (хотя сами родноверы предпочитают называть их волхами), бывшие чем-то средним между жрецами, духовными наставниками и целителями. В летописях их обычно называют кудесниками, чародеями и обольстителями православных. Вполне определенно можно сказать, что именно волхвы являлись основными идеологическими противниками православия, и именно искоренение волхвов являлось основной стратегической задачей для христианских миссионеров.
Итак, барельеф «Низвержение Симона-волхва» вполне возможно трактовать и как аллегорию победы христианства в лице царя Петра над язычеством. Но неужели позиции язычества были столь сильны на территории современного Петербурга еще в самом начале XVIII века? Это вполне возможно и даже весьма вероятно. Местные финноязычные племена, населявшие территории дельты Невы, формально являлись шведскими подданными, но фактически были предоставлены самим себе. Швецию интересовала лишь только Нева, представляющая часть древнейшего торгового пути из варяг в греки. Формально все жители этого глухого на тот момент уголка Европы были христианами, фактически же они проживали вдали от какого-либо крупного поселения и вполне свободно практиковали свою старую финскую языческую религию. Расположенная в месте впадения реки Охты в Неву шведская крепость Ниеншанц была лишь небольшим укреплением с маленьким гарнизоном, неспособным контролировать довольно значительные окрестные территории. Интересно, что уже упомянутое урочище Перынь ранее находилось фактически на острове, ныне соединенным с большой землей искусственной насыпью. Вполне возможно, что на отдельном и изолированном от остальных территорий Заячьем острове некогда могло существовать языческое святилище или капище. В этом случае, изображенный посреди барельефа Петровских ворот Петропавловский собор действительно мог стать весомым аргументом в низвержении старой религии, побежденной уже проверенными временем способами.
О том, что на территории Заячьего острова некогда могло находиться культовое финское святилище может свидетельствовать и само его название. Так, фигура зайца встречается в мифах и преданиях многих народов – от североамериканских индейцев до славян и соседствующих с ними финно-угорских народов. Но кроме упоминания в мифах и преданиях фигура зайца довольно часто используется в качестве животного-первопредка определенного рода или племени, по-другому называемого тотемом. Русская фамилия Зайцев вполне отчетливо свидетельствует об этом. Итак, остров Заячий вполне мог быть особой территорией некого племени, избравшего зайца в качестве своего тотемного животного. То, что эта территория со всех сторон окружена водой, делало ее идеальным обособленным местом для установки скрытого от посторонних глаз языческого капища.
Подтвердить или опровергнуть полученные выводы могут масштабные археологические раскопки на территории современной Петропавловской крепости. Возможно, исследователей еще ждут новые сенсационные находки, сравнимые с открытым неолитическим поселением в устье реки Охты на месте бывшей шведской крепости Ниеншанц. Хотя, надо признать, что масштабные строительные работы по возведению крепости могли уничтожить часть древнейшего наследия, а сам Петропавловский собор мог быть установлен прямо на месте древнего капища, что существенно затрудняет проведение исследований.
Возвращаясь обратно к Петровским воротам и вновь всматриваясь в незатейливую резьбу заморского мастера Оснера, начинаешь осознавать, что план Петра Великого по основанию в прибрежных болотах новой столицы начинает видеться в совершенно новых красках. Вполне возможно, что кроме политико-экономических целей, царь преследовал и более возвышенные задачи. Можно сказать, что он видел себя и в качестве апостола христианства, несшего свет веры в до того дикие края последнего оплота европейского язычества. Барельеф на триумфальных воротах Петропавловской крепости, неся многослойную смысловую нагрузку, указывает нам и на этот, до этого не исследованный аспект истории нашего города.