"Регулярная армия, это прекрасно! Это что-то особенного!" (Часть 3)

1K прочитали

20 апреля, в праздник Пасхи, на французских линкорах «Мирабо», «Жан Бар» и «Франс» были подняты красные флаги. В полдень на Графской пристани высадились французские моряки, которые шумной толпой, численностью около 500 человек, двинулись с пением «Интернационала» по Екатерининской улице. Один из матросов с линкора «Мирабо» нес красное знамя с надписью на французском языке: «Да здравствует мировая революция! Слава русскому пролетариату!». Первыми к демонстрантам присоединились члены профсоюза металлистов, после чего их ряды стали стремительно расти, и вскоре достигли до 5 тысяч человек. Севастопольский ревком, узнав о демонстрации французских моряков, в полном составе ожидал их у входа в здание городской Думы. Здесь председатель ревкома Я.Ф. Городецкий, превосходно говоривший по-французски, выступил перед демонстрантами с речью, в которой поблагодарил французских матросов за неожиданную поддержку.

Жан Бар
Жан Бар
Мирабо
Мирабо
Франс
Франс

После краткого митинга у здания городской Думы процессия двинулась вниз по Большой Морской улице. Когда голова колонны подошла к аптеке Миллера (Большая Морская, № 8), путь демонстрантам преградил лейтенант Пестень с линкора «Жюстис».

От имени командующего, он приказал морякам вернуться на свои корабли. В ответ матросы стали возбужденно кричать: «Нет больше кораблей, нет больше родины! Это – революция!». Лейтенант трижды повторил приказ, затем выхватил из кармана револьвер, выстрелил в упор в матроса, несшего знамя российских запасных моряков, и тотчас же скрылся.

Снятие с мели линкора "Мирабо" (Севастопольская бухта)
Снятие с мели линкора "Мирабо" (Севастопольская бухта)

Матрос упал, и красное знамя покрыло его тело с головы до ног. Минуты через две началась стрельба по ошеломленной толпе. Первыми открыли огонь молодые французские мичманы, находившиеся на крышах домов, затем полувзвод морской пехоты с линкора «Жан Барт» и несколько взводов греческих солдат, которые залпами стреляли с колена со стороны часовни, находившейся приблизительно в 25 м от аптеки (в центре совр. площади Лазарева).

Расположение греческих солдат, размещенных заранее на крышах домов по правой стороне Большой Морской улицы, позиция, занятая греческими взводами около часовни в 25 м от аптеки Миллера, как раз там, где улица спускается уклоном на 5–6 м вниз, – все это было рассчитано на то, чтобы демонстранты не могли заметить засады. Наконец, тот факт, что в деле были замешаны французские мичманы, а так же выходка лейтенанта Пестеня, позволяют утверждать, что вице-адмирал Амет был главным виновником этого расстрела.

«Сцена была ужасной, – вспоминал очевидец. – Со всех сторон падали тела среди душераздирающих криков и стонов. <…> После первого залпа все легли на землю, а затем какой-то матрос поднял руку по направлению к стрелявшим с крыш мичманам, и те перестали стрелять. Матрос встал и пошел к ним, выпрямившись во весь рост, осыпая их градом ругательств, – и у них не хватило духа продолжать стрельбу». Греческие патрули (ими командовал французский офицер) бросились с ружьями наперевес за убегавшей толпой. С улицы в аптеку Миллера перенесли тела нескольких человек: тяжело раненого Пекера и убитых Кахарского и 64-летнего Бочарова. Раненым прямо на улице оказывали первую помощь, и уже потом уносили в больницу. Греческие солдаты подбирали убитых и складывали их на телеги. «Один русский матрос, ошеломленный первыми выстрелами, упал на колени и плакал над трупами убитых, раздирая на себе платье. Патрульный солдат подошел к нему и застрелил его в упор».

После того как закончилась стрельба, демонстранты разбежались в поперечные улицы и переулки. Коммунисты тотчас же бросили клич: «Назад, на корабли, за оружием!» И толпы французских матросов обходными путями стали спускаться к Графской пристани, где они встретили взобравшегося на автомобиль офицера, который пытался обратиться к ним с речью. Большинство матросов погрузилось на ожидавшие их шлюпки с эскадры; другая, более значительная по численности часть бросилась к автомобилю и опрокинула его, предварительно согнав офицера, а затем снова двинулась в город. Встретив по дороге греческого майора, разъяренная толпа французских матросов обезоружила и избила его.

Севастопольский грек Гриппиоти, служивший до революции матросом на Черноморском флоте, рассказывал, что, как только раздались первые выстрелы, он схватил за руку французского матроса, и потащил в его в свой дом, находившийся в нескольких шагах от места стрельбы. Дома они нашли еще одного французского матроса. Заперев двери, отец Гриппиоти и вся его семья помогли матросам переодеться в штатское платье. Но через несколько минут после этого пришли греческие солдаты и стали стучать прикладами в дверь. Видя, что им не отпирают, и, будучи не в состоянии вломиться в дом, они наставили на дверь пулемет и стали выжидать, когда кто-нибудь вздумает выйти. Выпроводив одного матроса через черный ход, Гриппиоти, часа два спустя, провел другого до Графской пристани, где в шлюпке сидел французский морской офицер с револьвером у пояса. Когда матрос подошел к шлюпке, офицер спросил его: «Где ты был?» Матрос ответил, что развлекался в городе. И как только он сел в шлюпку, офицер, ни слова не говоря, вынул револьвер и ударом рукояткой по голове сбил его с ног.