Мой прадедушка Алексей Степанович ушел на фронт в 1941 году. И ему посчастливилось вернуться домой живым в 1945 году. Все это время моя прабабушка, и двое оставленных им сыновей верили и ждали его. Одновременно удивительная и печальная история произошла с ним в день его возвращения. Вот, что он рассказал.
... Я вернулся и очень спешил домой. До деревни, где меня ждала семья, осталось пройти несколько километров. Путь лежал сначала через лес, а потом по полю, мимо деревенского кладбища. Преодолев лесную чашу, я ускорил шаг. С моего лица не сходила улыбка. Разглядывая под ногами пробивающиеся сквозь прошлогоднюю сухую траву жёлтые цветки гусиного лука, я с нетерпением ждал встречи с моими любимыми людьми.
«Ещё чуть-чуть, и я смогу обнять Глашу, Ваню и Петра», — мечтал я.
И вдруг услышал детский напевающий голосочек. Остановившись, всмотрелся в заросли сухой травы у территории кладбища. Неожиданно из травы поднялась маленькая девочка. Махая ручкой, дитё побежало мне на встречу. Маленькая, тоненькая, она выглядела словно ангелочек. Светлые растрепанные волосы, большие голубые глаза и веснушки. Все это делало её забавной.
—Ты чья? — опустившись на корточки, спросил я.
Приблизившись ко мне и протянув свою ручку, девочка приложила нежные ладошки к моим щекам. Уткнувшись носиком в мой нос, радостно произнесла:
—Твоя!
— Вот шутница, — ответил я, а сам подумал: «Жаль, что у нас с Глашей нет дочери. Пока только мальчишки». — А что такая маленькая девочка делает одна у кладбища? — продолжил я, оглядываясь вокруг и не замечая ни одной живой души.
— Тебя жду, — теребя пальцы моих рук, улыбаясь, ответила девочка.
—Так. Ну и что с тобой делать? —задумчиво ответил я. — Вот что, пойдём со мной в деревню. А там и мамку твою отыщем!
В ответ прелестное дитё лишь кивнула и улыбнулась. Крепко сжав мою руку, девочка засеменила рядом. Удивительно, как приятно просто идти вот так, держась за руки и рассматривать жёлтые цветы под ногами. Мы ни о чём не говорили, лишь иногда переглядываясь, одаривали друг друга улыбкой. Я ощутил тепло и спокойствие, исходящие от маленькой незнакомой девочки.
Войдя в деревню, я снова опустился перед девочкой на корточки:
— Ну, где же твой дом? Показывай, — улыбнулся я.
— А там! — указывая ручкой, ответила девочка.
— Удивительно! А ты знаешь, что и мой дом в той стороне. Чья же ты? Уж не Валькой мамку звать? — говоря о соседке, спросил я. Девочка лишь отрицательно помахала головой.
— Хм, а может ты дочь Евдокии? — не унимался я с расспросами, поочерёдно вспоминая всех соседок. А звать то тебя как?
— Анечка, — тихонько прошептала она. — Так чья же ты девочка, Анечка?
— Твоя! — как и прежде ответила девочка.
— Ну ладно, что с тобой делать. Пойдёшь со мной, а там и узнаем, где твоя мамка, — вновь взяв за руку девочку, решил я.
Пройдя ещё несколько дворов и не наткнувшись на односельчан, мы подошли к моему дому. Я почувствовал, как волнительно застучало сердце в груди. Мои губы пересохло. Уже сейчас, сию минуту я обниму жену и сыновой. Дрожащим голосом я поторопил девочку идти следом за мной во двор.
И неожиданно она остановилась. Смотря грустными глазами на меня и ворота, произнесла:
— Я с тобой не могу. У вас кушать нечего. Корова то померла, молока нет. Мальчикам еды не хватает, а мне и подавно. Мамочке меня ни вытянуть, да ни выкормить.
— Ты что это, Анечка? Глупости разные болтаешь! Я не разумею. Обожди минуточку, — ответил я и отворяя ворота, отпустил руку девочки.
И стоило мне приоткрыть ворота, как с криком радости на встречу выбежала моя Глаша и сыновья. Мы обнимались. Глашенька моя плакала, неистова целуя моё лицо и без остановки причитая о том, как долго она ждала нашей встречи. Я трепал волосы своим мальчикам и целовал их макушки.
— Глашенька, милая! Я не один. По пути девчонку встретил. Видать потерялась. Не знаешь, чьё дитё? —проговорил я и обернувшись, обомлел.
Девочка будто растворилась в воздухе. Словно и не было Анечки.
— Какая девочка? — утирая слёзы, в недоумении ответила жена.
— Ань! Анечка! Ты где, девочка? —позвал я. — Здесь рядом стояла. На этом самом месте! Словно сквозь землю провалилась. Ты не видела? —обратился я уже к супруге.— Я её у кладбища нашёл. Смешная девочка. Всё говорила, что моя, — после этих слов, глядя в полные отчаяния глаза Глафиры, я осекся и всё понял.
Вечером, когда сыновья тихо сопели в своих кроватях, Глаша, с трудом сдерживая слезы, всё рассказала.
В скором времени после моего ухода на фронт она поняла, что тяжёлая. Доченька родилась раньше срока и очень слабенькая. Назвала её Анечкой. Глаша боролась за неё, как могла. Только от голода молоко у жены пропало. Ко всем бедам заболела наша корова и померла в одночасье, что и забить не успели. А в нашей маленькой деревне к тому времени и людей почти не осталось, что говорить и о скотине. Умерла моя дочь от голода, не прожив и месяца. А я ведь и не знал. В тот период ни мои, ни письма жены не доходили до пункта назначения. А потом уж и она молчала о беде. Глашка моя себя винила. Да только нет её вины. Страшное время, и не такое случалось...
Эту историю прадедушка однажды рассказал моему отцу, а последний мне. В назидание, чтобы помнили то время и ценили то, что имеем.
А прадедушка, сколько бы не ходил с тех пор на кладбище, более маленькой Анечки не встречал. Свиделись раз и всё.
Спустя несколько лет в семье прадедушки родилась дочь. И очень похожая на Аню, как считал прадедушка. Так ли это на самом деле, или ему хотелось, чтобы было так, никто не знал. Всех детей подняли на ноги и воспитали прекрасными людьми. Но это уже совсем другая история.
