Массажный кабинет находился на двадцать какой-то улице, где кроме массажных кабинетов были медицинские офисы преимущественно кожно-венерических заболеваний. На это Яков не обратил внимания, потому что голова его была занята другим. Когда Паша с явной неохотой переступила порог нужного им места, Яков сказал ей шутливым голосом: « Не бойся, детка, здесь мы сможем расслабиться получше, чем в бруклинских пыточных.»
В приемной комнате звучала тихая мелодия и пахло чем-то пряным, но не съедобным. Яков заказал массаж на двоих, и их повели в разные комнаты для переодевания, но очень скоро они встретились в одной комнате с зеркальными полами стенами и потолком. В комнате пахло по-другому и мерцало множество свечей. Яков подумал, что при таком освещении Паша выглядит совсем девушкой, а он, наверное, Вельзевулом.
К ним подошли трое: две девушки и старец с длинными седыми космами волос и бороды, но с доброй улыбкой на мудром лице. Яков мысленно тут же назвал его шаманом и подумал, что за услуги шамана он ничего не платил, возможно они надеятся на обильные чаевые после сеанса. Паша чувствовала себя неуютно в не своем халате и все время что-то на нем поправляла.
Старец-шаман выкинул обе руки вперед и произнес длинную фразу по-китайски. Наступил момент тишины, а потом быстрый словесный спор между девушками, тоже по-китайски, кто из них будет переводить. Перевод оказался предельно коротким, и им предложили занять массажные столы на колесах сообразно их предпочтениям. У Паши было перепуганное лицо, как если бы ее готовили к операции. Яков читал про парные массажи, как о средстве получения телесного удовольствия в компании со своим партнером. Он подумал, что ему лучше занять нижний стол, чтобы не выглядеть страшным сквозь отверстие в своем столе.
Массажисты с шаманом покинули комнату чтобы дать возможность Якову и Паше раздеться и нырнуть под простыни.
Эффекта парного массажа Яков не ощутил, потому что заснул замертво, едва его тела коснулись руки массажистки.
После массажа, выспавшиеся и проголодавшиеся, они оказались в привечернем Манхэттене. В ближайшем ресторане не то украинском, не то польском они заказали себе полный обед и графинчик фруктовой водки. Яков старался быть хорошим хозяином стола и разливал им поровну. Паша скоро зарумянилась и повеселела лицом. Она говорила, что никогда раньше не испытывала на себе китайского массажа и теперь отлично понимает всех этих мужчин, которые так любят получать его. Яков хотел было просветить ее, что мужчины приходят не только за этим, но подумал, что это преждевременно и было бы более уместным такое сказать ей в более интимной обстановке.
После обеда Яков твердо решил, что домой они поедут на такси или на лимузине: он не хотел терять телесный контакт с Пашей (он держал ее за руку) – в многолюдной подземке их наверняка бы разлучили.
В салоне такси пахло индийской пряной курицей. Водителем машины был сингх в тюрбане - должно быть мужественный или отчаянный человек, если решился везти их в Бруклин. Паша от такой благодати, сытости и комфорта до того была растрогана, что провела по лицу Якова незанятой рукой.
Яков ликовал: подготовка в пятничному приему ванны проходила с умеренным успехом, и он даже подумал про себя, что по-другому и случиться не могло: кому же неприятно внимание.
Дома они пили чай перед телевизором, хотя новости были не из веселых, оба чувствовали себя замечательно. Перед самым сном Яков сказал, что завтра «они принимают ванну» и ушел в свою спальню.
Но планы его были вероломно нарушены появлением в их доме третьего лица.
В пятницу утром Паша отвела Якова на попечение врачам для ежемесячной проверки, а сама решила прогуляться над океаном в одну сторону и по продовольственным магазинам – в другую. Яков был очень неприхотлив к пище, ел с удовольствием все, чтобы она не приготовила. Не то что ее муж, которому всегда было то солоно, то пресно. Прогулка над океаном ее скорее радовала, чем огорчала, несмотря на колонию инвалидных колясок с загорелыми до черноты в них инвалидах. Колония располагалась у южной стены кирпичного жилого дома, защищая от северных ветров ветеранов советского режима. Проходя перед ними, как на параде, она физически ощущала раздевающие взгляды и непристойные желания полуживых организмов в мужских оболочках и гордостью подумала: «Мой Яков совсем не такой». Некоторые из организмов приветствовали ее голливудскими протезными улыбками. За спинами колясочных полковников стояла кучка домработниц. Это были женщины разных возрастов и сословий. Некоторые из них курили или жевали гам, разговаривая по вычурно дорогим мобилкам. Паша знали нескольких из женщин поверхностно, по агенству. Она дошла до конца бродвока и по перпендикулярной улице вышла к магазинам. Покупать что-либо Паше не хотелось – дома все было- но хотелось ей выпить горячего чая с какой-нибудь сдобой. Таких местечек было видимо-невидимо, но Паша любила кафетерию при магазине Националь: там всегда было все свежЕе, чем в других местах. Еще из центрального зала Паша услышала, что в кафетерии кто-то говорит на повышенных тонах, но это ее не удивило: всем угодить невозможно и особенно бывшим гражданам СССР.
За одним из столиков сидела шикарно одетая женщина и громко говорила кому-то, что она никуда отсюда не уйдет, пока ей не дадут возможности воспользоваться туалетом. Никакие угрозы администрации женщину не пугали – и даже наоборот воодушивляли ее на угрозу обратной связи. Она говорила, что первый же полицейский обязан будет остановить бизнес до приезда санитарного инспектора, который точно опечатает все место до лучших времен, пока не отремонтируют туалет.
Паша взяла себе маленький чайник с цейлонским чаем с имбирными сушками и устроилась за столиком по диагонали от шикарно одетой бунтарки. Она не стала дожидаться пока чай заварится до правильной кондиции и налила себе первую чашку почти сразу.
Женщина за столом по диагонали, видимо, собиралась с силами к последнему броску – она молчала. Потом распахнула свою сумочку и вывалила все ее содержимое на стол. Содержимого было много. Оно с грохотом и звоном вывалилось, а кое-что раскатилось. Паша повернула голову в сторону источника звука и про себя отметила, что сумочка была из очень дорогих и, должно быть, с двойным дном – иначе как объяснить такое количество содержимого. Хозяйка сумочки поймала Пашин взгляд и улыбнулась ей.
Паша поднесла чашку ко рту и по-прежнему смотрела в ее сторону.
Женщина нашла среди горы содержимого клочек бумаги, а остальное ловко сгребла назад в сумку.
Паша не удержалась от улыбки.
Женщина почти смеялась в ответ: «Я отстала от компании. У меня разрядился телефон, а мне нужно позвонить, чтобы за мной приехали и.... в туалет. Меня зовут Наргиз. Что это вы там едите?»
Паша смутилась от неожиданной информации и не нашлась, что и как ответить, а только протянула тарелку с имбирными сушками. Наргиз подхватила свою сумочку и перебралась за Пашин стол. Сушками угощаться она не стала, a уставилась с нескрываемым интересом на Павлину: “ Это ничего, если я с вами немного посижу? У меня сегодня ужасное утро – я уже говорила. Мы случайно сюда заехали сегодня ночью. Я не была здесь тысячу лет, но ничего так и не изменилось: туалеты по-прежнему не работают, и обслуживания как такового нет. Вы тоже не местная? Как вас зовут?»
- Да нет, я местная – живу недалеко отсюда. Меня Пашей зовут. Вы с туалетом потерпеть еще немного сможете? Я сейчас чай допью, и пойдем к нам домой. Там и туалет есть и телефон. – Паша ответила монотонно, как на автопилоте, а сама себя уже корила в сердцах, что так нельзя доверяться таинственным незнакомкам.
Наргиз не была удивлена предложенному. Должно быть, в ее мире по-другому и быть не могло. Она попросила проходящую официантку принести чистую чашку для чая.