Степан стоял перед полуразвалившимся, но всё еще старающим держать осанку, домом родителей. Домом, в котором он вырос, из которого в армию уходил, а вот после - можно сказать, что и не вернулся уже в него: женился сразу после службы и поселились они с молодой женой в большом областном городе.
- Сколько я не был в отеческом доме? В этом году уже вроде годиков тридцать с хвостиком, - вёл в уме нехитрые подсчеты Степан. - Мама умерла в всемьдесят пятом... ну да, тридцать пять лет.
Ну да, мать похоронили в восемьдесят пятом на городском кладбище, где почти все родные лежат. От городского кладбища до родной деревушки около ста км, но на автомобиле - мигом можно домчаться, но всё как-то было недосуг. Могилки раз в год попроведаешь и, не доезжая до деревни: что там делать и никто их там не ждет, назад домой, в свой город.
Неделю назад приснился сон. Яркий, солнечный и удивительно какой-то цветной и даже как бы с запахами: надо же какие шутки может мозг выделывать! Снился дом, черемуха цветущая, тюль шевелится у открытого в палисадник окна, деревянный стол без скатерти, а на нём - пахнущие (вот он запах-то!) шанежки с картошкой! Отец сидит на стуле возле открытого окна: - Сынок, Степа, давай сегодня крыльцо-то поправим, ступенька одна скрипит, вот-вот переломится...
Целую неделю сон не хотел уходить из памяти, никакая городская и житейская суета не могла его стереть из памяти: нет-нет, да и вспомнится вновь.
- Может съездить в деревню, посмотреть осталось ли хоть что-то? - стоя в пробке, размышлял Степан. - Всё! В выходной и поеду! Лето, на рыбалку может схожу, река-то никуда не делась, как текла, так и течет небось... В лес схожу как когда-то, в детстве, а вдруг грибов найду? - совсем размечтался Степан о своей будущей поездке. - Может и Наталью с собой взять? А что, пусть тоже отдохнёт от суеты. Припасов с собой возьмём, палатку на всякий случай... Всё! Едем!
Дорога к деревне, как ни странно, хоть и поросшая травой, но проглядывалась и видно было, что кто-то сюда наведывается на автомобиле и похоже не только на автомобиле, а что-то и покрупнее проходило. Хорошая когда-то дорога была, песчаная, и даже в сильные дожди и по осени держала свою форму.
- Наташ, вот сейчас за поворотом и будет моя деревня! Ты ведь ни разу вроде здесь не бывала? - в ожидании увидеть родную деревню застучало сердце, - Такая красота у нас была! Школа у нас начальная была, такое здание красивое, и даже ...- Степан осёкся: деревни не было. На въезде в деревню из высокой травы торчали лишь полуразрушенные крыши да кое-где одиноко торчали, сохранившиеся ещё пока, остовы бывших домов.
Степан вышел из машины и растерянно озирал заросшие окрестности родной деревушки. Наталья тоже вышла и, не зная как поддержать мужа, спросила: - Степа, может назад повернем? Видишь: нет ничего! Вашего дома тоже, наверно, уже нет...
- Нет, никуда не поедем. Я найду хоть одно бревно от дома, но поклонюсь ему, - Спазм в горле мешал говорить, Степан вернулся в машину: только бы не заплакать! - Поехали! Наш дом дальше должен быть...
С трудом проглядываемая дорога, тем не менее, услужливо растилала своё полотно перед автомобилем.
- Вон! Вон он, наш дом! - Степан выскочил из машины и по пояс в траве кинулся к дому, всё ещё глядящему глазницами окон на окружающий мир.
Лес уже вплотную подступал к дому, но рушить его не хотел. Задранный кверху козырёк крыши как бы говорил Степану: - А что? Видишь?- ещё держусь!
- Большой у вас дом был, - сказала, догнавшая мужа, Наталья. - Даже сейчас красивый.
Ворота дома всё еще стояли, покосились, но стояли. Входная калитка, как бы приглашая войти, была открыта, похоже именно она-то и не давала рухнуть воротам: они опирались на неё как на упор. Степан протиснулся сквозь недвигающуюся, да и страшно тронуть, калитку: двор весь порос цветущим иван-чаем. По навесом видна поленница потемневших от времени и, наверняка, напрочь трухлявых, дров. А вот амбар полуразвалился, да и конюшня тоже уже с обвалившейся крышей. Баня стоит. Надо же! По крышу в кипрее, но стоит ведь!
- Степ, ты в дом не заходи, вдруг начнет рушиться?! Смотри какое ужё всё ветхое!
Крыльцо. Вот она та самая, приснившаяся во сне, ступенька. Жива ещё. Крыльцо заскрипело под его весом, но держалось стойко. Дверь в сени. Лавка с ведром. Сундук. Две трёхлитровые банки на полу.
На двери в дом металлический запор с замком.
- Надо же и не тронул никто, - отметил про себя Степан и, как в детстве, откинул коврик перед дверью. Коврик колыхнулся облачком пыли, а под ним - ключ! КЛЮЧ! Как будто дом до сих пор ждал, когда в него вернутся, вот и ключ на своём месте лежит, как в их семье было заведено.
Дверь в дом радостно проскрипела. Любители старины, да и мародеры, пощадили видимо деревню: всё стояло так, как и было, когда хозяйка ушла в свой последний путь, даже зеркало на трюмо стояло занавешанным. Часы на стене висели кривовато, но тоже ещё висели. На подоконниках горшки с засохшими стеблями бывших цветов. Сервант с посудой. Стол, накрытый скатертью. Печь. На шостке - чугунок. Диван с вышитыми диванными подушками. Вот и детская комната, его, Степана. Письменный стол. Шкаф книжный. Учебники: надо же, не выкинула их мама. Кровать заправленная. Над спальной комнатой родителей видимо прохудилась крыша, починить бы... Починить? - поймал себя на этой неожиданной мысли Степан.
- Пыльно-то как, правда, Стёпа? Но почти всё целое - удивительно! - Жена ходила по дому вслед за Степаном. Открыла тумбочку по сервантом, что-то вынула: - Стёпа! Да это же ваш альбом семейный! а я и не видела никогда ваших фоток!
Убрали пыльное покрывало с дивана, присели, скрипнул, но тоже удержался на ножках. Сердце заныло: с фото на него смотрел он, смеющийся мальчишка с удочкой в руках, а вот торжественное фото - они с отцом и матерью в фотостудии, вот свадебное фото родителей...
- Степа, с собой увезем, ладно? И давай вот эти хрустальные стопочки возьмём - на память, ладно?
Степан благодарно положил руку на плечо жены: - Спасибо тебе!
Жена вдруг заплакала: - Стёпа, ты прости меня, ладно? Ведь могла я тебя хотя бы после похорон в родной дом позвать, а то чужие люди его доглядывали, а мы - ни ногой! Ничего не надо, своё всё есть!
Действительно, после похорон вроде и пытались какое-то время объявления о продаже дома развешивать, да деревня-то уже тогда была не перспективная, умирающая: кто купит в ней дом? Так и махнули рукой, а имущество - зачем нам старьё: новое всё купили! А потом дом и забылся вовсе. Работа, дети, дача в километре от города - круговерть жизни.
Послышался звук подъезжающего автомобиля. Степан вышел из дома. Автомобиль остановился, из него вышел мужчина, приглядываясь к Степану.
- Степан, ты что ли?
- Я, - всё ещё не узнавал Степан.
- Я - Николай Стариков! Узнал?
- Никола, ты? Ты-то как здесь?
- А ты?
- Да вот дом родительский решил навестить...
- А я дом себе здесь строю... Моего-то, родительского, нет уже. Вижу следы свежие автомобильные, дай думаю посмотрю - кто...
Николай тоже поудивлялся сохранности имущества в доме Степана, предложил пообедать: - У меня есть с собой немного...
- Да и мы тоже не с пустыми руками.
Вода из канистр, вымытая Натальей посуда из серванта, хоть и своя была в походной-то сумке, и вот неспешные воспоминания о детстве, о жизни...
Сквозь бурьян добрались до речки.
- Смотри-ка, а лягушатник-то и не зарос, песочек до сих пор... Помнишь как купались здесь?
Возвращались домой через два дня. В сумке у Натальи альбом с фото и стопочки мамины, а в головах - решение: дачу продаём! За что там держаться? ДОм, как иные, так и не построили, а грядки и здесь разбить можно, да деревья посадить. Но здесь - ДОМ! Свой. Родной до последней кнопки на стене с календарём за 1985 год, год смерти матери... Никола же строит себе дом, а мы чем хуже?
-----------------------------------------
От автора: Рассказ, написанный мною, не выдумка, а тоже история из жизни и запечатленная мною в моей рабочей тетради за 2015 год. История эта услышана мною от той самой Натальи, упоминаемой в рассказе и вместе с которой я проходила лечение в областной больнице.
- История с хорошим концом о возрождении одной деревни в уральской глубинке. И пусть в ней будет всего два живых дома, но это значит, что деревня жива и снова к ней вернулось и имя, и обозначение на карте.
- Дорога, наверно, опять наезжена и опять она желтая от песка, как и в былые времена.
Деревне жить? - Дай Бог!
КАК я жалею, что когда я записывала свои истории, то в лучшем случае записывала имена, а иногда и их не записывала и уже вспоминала детали, додумывала их сама, а вот конкретные подробности - как эта деревня называлась, хоть и называла, по-моему её как-то Наташа, и не подумала записать, да и телефонами с Натальей не обменялись тоже, а КАК было бы интересно узнать КАК сейчас у них дела? КАК деревня оживает? Да-а-а... вот она суета жизни.
И в самом конце статьи хочу напомнить слова песни, строки из которой в названии моей статьи, и которую в своё время так проникновенно исполнял Николай Гнатюк:
Вспыхнет зарницею вечер в лугах,
Где медуницею ветер пропах,
Где тёплым августом я тебя ждал,
Робко и радостно, робко и радостно,
В ставни стучал.
C белыми ставнями, с белыми ставнями дом над рекой,
Где мы оставили, где мы оставили, что-то с тобой,
Милое, давнее, где-то за далями, в дымке сплошной...
Ставеньки скрипнули, словно окликнули: где ж ты, родной?
Лето от осени за журавлём,
Как же так сталося?- был мне родным,
С белыми ставнями, с белыми ставнями,
Дом стал чужим...
стихи Анатолия Поперечного
На этом и откланяюсь. Растревожила сама себя. И у меня есть самые теплые воспоминания о двух деревнях в моей жизни: деревня Кривки в Режевском районе нашей области и деревня Алабашка, в которой корни всех моих родных по линии отца. И та, и другая давно канули в лету. Но вот Кривки уже возрождаются и даже есть о них небольшая информация в Интернете. Здорово! Люди помнят свои корни и стараются вернуться туда, где было тепло душе...
С уважением, Татьяна!