– Это что? Это что такое?! Я говорила, что нельзя?! – Ира принялась хлестать дочь тряпкой по бокам. – Я говорила, что запрещаю?!
– Мамочка! Ну, мамочка, пожалуйста! – такие скандалы были для Ульки не впервой, она знала, что делать – надо быстро юркнуть в свою комнату, потом подождать полчасика, высунуть голову, позвать мать. Та, остыв, обнимет, потом будут они сидеть на Ульяниной кровати и всхлипывать, сами не зная отчего...
– Отец этой мазней занимался, всю душу мне своей краской вымазал. На всю деревню опозорил. Люди кругом работают, стараются, а он в кусты!... Теперь ты?! И с кем! – не унималась Ирина. – С кем?! С этим учителем! Да как не стыдно, Уля, это же разврат! Тетя Оля мне все рассказала – и как вы миловались на берегу, и как картинки запрещенные он тебе в чемоданчике показывал, и как...
– Тетя Оля? – Ульяна остановилась, выхватив тряпку у матери из рук и отбросив ее в сторону. – Ах, вот оно что! А я-то думаю, откуда такие жаркие новости! Мама! Кому ты поверила – этой сплетнице? Какие картинки! Там краски были, рисует наш учитель, меня обещал научить. Ты совсем не доверяешь мне, мама! Совсем! Как же так...
Ульяна, всхлипывая, метнулась на пол, собрала рассыпанное имущество и убежала в свою комнату.
Ира, тяжело дыша и постанывая, присела на стул. Голова кружилась, руки тряслись...
...Сергей ушел от нее осенью, после очередного скандала. Ира потребовала показать ей картины, что муж прятал под сукном в углу чердака. Тот долго отнекивался, потом, под напором сведений от тети Оли, смиренно поплелся наверх, помог Ире забраться по шаткой лестнице и разложил перед ней холсты.
Деревенское утро, вечер, косьба, лес в дымке зимней стужи, пруд с лилиями... Ира невольно залюбовалась рисунками. А потом глаз жены упал на ту самую картину, с голой товароведкой Аней, купающейся в пруду...
– Это что?...- в ужасе Ира прикрыла рот рукой. – Значит, права была тетя Оля? Значит, вот ты какой?! Прочь! Уходи из моего дома, изверг!
– Ирочка! Да ты не поняла! Это просто искусство, я не смотрел на нее... То есть, смотрел, но как живописец, как писатель... Ну, Ира!... Это было всего один раз, она и не знала. Ирочка, ну, одумайся, ты же современный человек. А как же Третьяковская галерея, как же творения великих…
– Знаешь, ты не великий. Совсем не великий. И мне плевать ,как их жены на это смотрели. Уходи!
Ульяна уже раскрыла окно и выбрасывала ставшие вдруг ненавистными рисунки на траву, где их тут же принялись трепать псы – Рой и Гоша.
Сергею бы тут упасть в ноги, просить о пощаде, поклявшись всю жизнь оставшуюся писать только жену, в пруду и без него, в одежде и при ее отсутствии, Ира этого и ждала, тогда б простила... Но муж разозлился, оттолкнул супругу, хотел, было, собрать полотна, увязать вместе и уйти, да Ирина так голосила, собирая народ на улице, что все побросал обратно на пол чердака, выпрямился, приложившись головой об балку, чертыхнулся и ушел...
Его поезд на Москву уехал в половину седьмого вечера... Мужчина все выглядывал из вагона, не покажется ли на платформе бегущая фигурка жены, не раздастся ли окрик: «Постой, Сережа, останься!»...
Но оба были гордые, оба непреступные. Так и расстались, не попрощавшись...
...Ира подождала, пока перед глазами перестанут бегать назойливые серые точки, встала и пошла во двор. Надо кормить скотину. А Улька... Пусть посидит, подумает... Пусть!
Ульяна, действительно, много думала в тот вечер, тихо сидя в своей комнате и глядя, как красное, предвещающее ветер солнце купается в тумане остывающих полей.
Было грустно – от того, что вышла такая ссора с матерью, от того, что эта проклятущая тетя Оля плетет гадости о ней и Андрее Георгиевиче, от того, что после этого лета нужно уезжать в город, учиться дальше...
Ульяна хорошо сдала экзамены в сельскохозяйственный. Агрономы, как говорил председатель, Игорь Федорович, нужны всегда, даже обещал устроить на работу, так что судьба прописана и простроена до мельчайших подробностей, остается только идти, как корова на веревке, и смотреть под ноги, жуя траву...
Но Уля так не хотела! Вон, Андрей Георгиевич, какой молодой, а сам решает, как жить на этом свете! И Ульяна будет решать сама! Что бы ни говорила мать...
Девчонка рано легла спать, даже не вышла к ужину, хотя мать раза три позвала ее.
Ирина убрала чистые тарелки, сложила раскиданные по крыльцу Улины вещи, посидела на скамеечке, слушая трескотню кузнечиков и считая кукушкины предсказания.
– Один, два, три... – шептали губы, но тут птица отчего-то замолкла. Как не прислушивалась Ирина, не слыхать было больше лесную отшельницу, только три года дала она Ире...
Женщина вдруг испугалась. А что, если смерть...? Что, если не соврала птица? Как Ульяна будет расти, с кем?! Страшно... и Сережи рядом нет, прогнала от себя, всех прогнала…
Захотелось, чтобы рядом опять был Сережа, чтобы можно было обнять его и слушать, как стучит его сердце – большое, сильное, доброе... И плевать на эту товароведку, пусть стоит она себе голая посреди пруда... И на Ольгу Петровну плевать, заняться бабе нечем, вот и ходит по деревне…
Ира вдруг поняла, что ведь она сама запрещала мужу писать с себя портреты, смущалась под его взглядом, быстро уставала и сбегала, оставляя работу недоделанной. Сережа уговаривал, ругался с ней, потом просил прощения... А затем просто нашел замену...
Ира чуть всплакнула, но тут калитка скрипнула, кто-то, в сумерках было плохо видно, кто, прошел по дорожке к дому. Собаки заворчали в своей конуре, но вылезать не стали.
– Кто? Кто вы? – Ира встала.
– Извините, Ирина Павловна! – раздался мужской голос. – Это я, Андрей Георгиевич. Напугал? Я не хотел...
– Что вам нужно? – Ирина поджала губы. – Ульяна уже спит, и вообще, оставьте ее в покое!
– А я, собственно, не к ней. Я к вам. Можно, я присяду?
Не дождавшись согласия, мужчина опустился на лавку.
– А я, знаете, по перелеску пошел, кукушка там мне годки отсчитывала, а я, возьми, да и хрустни палкой, она испугалась, улетела... Жаль... Всего...
– Три года всего, - закончила за него Ира. – Я тоже считала. Вот куда ни глянь, везде вы все портите! – взвилась она. – К дочке моей чего пристаете?
– У вашей дочери талант, ей нужно писать, художником быть.
– Нет. Она будет агрономом, - отрезала Ирина.
– Ну, одно другому не мешает, - пожал плечами Андрей, вытянув ноги и заложив руки за голову. Теплая стена дома приняла его плечи, подперев их гладкой древесиной. – Сергей Львович тоже умеет многое, а вот рисует...
– Кто? – Ира вскочила.
– Ваш муж... Мы с ним познакомились в художественной школе, вели там разные курсы, как-то сдружились. Он прекрасный мастер, его работы можно продать за бешеные деньги, а он не хочет, представляете?
Ирина насупилась. Надо же, подослал муж лазутчика...
– И отчего же? Совесть не позволяет срамоту продавать? – попыталась съехидничать она.
– Нет, - пожал плечами Андрей. – Говорит, что без семьи ему и деньги не нужны. Зачем, говорит, миллионы копить, когда один, когда рядом пусто...
– Сам виноват! – огрызнулась женщина.
– В чем? А вы были когда-нибудь в картинной галерее?- спросил незваный гость.
– Нет, ну и что?
– Так съездите, Ульяну с собой возьмите! Ей будет полезно, да и вам! Красота человеческого тела всегда была предметом пристального наблюдения в искусстве!
– Да не красота это, а разврат! – раздался из-за кустов голос Ольги Петровны. – Здравствуй, Иринка, а я смотрю, учитель-то прямиком к тебе побежал вечером, мимо моих окон прошмыгнул!...
– Добрый вечер, тетя Оля... – Ира смутилась. – Просто человек зашел поговорить...
– Да? Ну, и я зашла, поговорить...
Она уперла руки в бока, нахмурила брови и начала, было, отчитывать Андрея, кляня, на чем свет стоит, но тот только махнул рукой и отвернулся.
– Это чегой-то ты машешь тут?! Что я тебе – комар какой или мошка?! – Ольга перешла на визг.
– Не знаю пока. Но шуму от вас много и кровь вы чужую пьете знатно. Значит, овод! – Андрей Георгиевич смело посмотрел женщине в глаза, она смутилась. Захлопала губами, но сказать ничего не смогла...
– Оль, вы идите, наверное, спокойной ночи! – прошелестела Ирина, не зная, куда деть руки.
Ольга Петровна, поняв, что ее выпроваживают, завздыхала, запричитала и понеслась прочь, за калитку, а потом дальше, по дороге...
– Теперь растрезвонит, что у нас с вами любовь... – тихо сказала Ира.
– Вот так прямо сразу и любовь! Ну и ладно! Не все ли равно, что будут думать о вас другие?! Надо человеку чем-то заниматься, вот пусть сорокой поработает... А ее портрет у вашего мужа хорошо получился! Ох, прям, как живая! – усмехнулся Андрей.
Помолчали.
– Как он там? – Ира вскинула глаза на гостя.
– По-разному, знаете ли... Как художник, он в своем океане, плывет, качаясь на волнах, наслаждается. Как человек, он глубоко несчастен. Это видно по глазам... Писать стал реже, краски померкли. В-основном, теперь перешел на портреты.
– Да?
– Да. На ваши и Ульяны. По памяти пишет, а как будто с натуры…
Ирина встала, подошла к перильцам и, облокотившись на них, как-то вся поникла.
– Я сюда приехал по его просьбе. По образованию я педагог, по призванию – художник. Так бывает. Сережа сказал, что здесь очень красивые места, не ошибся, еще он просил вас проведать. Ну, я проведал. Так что, до свидания. Мне пора спать.
Андрей встал и, кивнув на прощание, ушел...
... Утром, благодаря стараниям Ольги Петровны уже вся деревня знала, кто ночевал у Ирины.
– Да, он и дочь охмурил, и мать ейную! – судачили женщины в очереди у магазина. – Вот молодежь городская!...
Ольга, победно улыбаясь, расхаживала по деревне. Она-то все знает! Она-то расскажет, что к чему... Это Андрею за «овода» и ей, Ирке, за то, что промолчала, не одернула наглого городского...
...Ульяна, буркнув матери «Доброе утро!», наскоро позавтракала и, собрав сумку, ушла, с вызовом посмотрев на Ирину. Та хотела, было, сказать, что накануне приходил Андрей, что он ей очень понравился и что, если Уля хочет, пусть рисует.
Но дочка только махнула рукой, требуя тишины...
...– Эй! Я пришла! – Ульяна постучала в окошко Андрея Георгиевича. – Вы спите еще?
– Вообще-то да! – раздался сонный голос. – Но ради вас я готов встать...
В доме что-то упало, покатилось, раздался топот, и мужчина, лохматый, заспанный, вышел на крыльцо.
– Доброе утро, Ульяна Сергеевна! Вы позавтракали? Славно. Пойдемте творить!
И они зашагали по мокрой траве, сбрасывая бусины росы на холодную землю
– Начнем с перспективы...
Андрей привел их на вершину пригорка, разложил все, что нужно. Сунул Ульке карандаш, приказал прищуриться, вытянув руку, и стал что-то объяснять...
...Ульяна вернулась домой к обеду, застав мать в слезах.
– Ты чего? – испуганно спросила девушка. – Что случилось?
– Ольга Петровна про нас сплетни пустила, люди косо смотрят теперь. Андрей Георгиевич ведь вчера приходил вечером. Он папу твоего знает, рассказывал, как он там... А эта ведьма, Ольга Петровна, видела, что он со мной на крыльце сидел...
– Знает папу? Он мне ничего не сказал! Он с ним работает, да?
– Да, кажется, - рассеянно ответила Ира. – Что теперь нам делать? Стыдно людям на глаза показываться! Надоела она, сил нет!
– А мне не стыдно! Надо к отцу ехать! Надо! Поехали, я ему покажу свои рисунки, он оценит! Мама! Давай, соглашайся!
– Да куда ж мы поедем? Мы и адреса не знаем... Я тебе вообще про другое!
– Ах, да забудь ты эту тетю Олю. Не дал Бог ума, вот и мается. Она ж такая несчастная… Я тут как-то иду, она у себя во дворе сама дрова колет, охает, за спину хватается. Все мимо идут, никто не поможет, все ее ненавидят, стараются глазами не встречаться. Пусть ее! Надо отца вернуть, тогда она больше не посмеет про нас такое говорить! Всё, я завтра еду к нему! Андрей Георгиевич поможет. Собирайся!
– Я не поеду. Он мне никто! Он меня предал! Эта товароведка в пруду...– завела свою пластинку Ира.
– Ну, как хочешь! Но, по мнению тети Оли, и ты его предала. Сидела с чужим мужчиной вечером? Сидела. Смотрела на него? Смотрела. Всё, считай, измена! Имей в виду!
Ира только раскрыла рот, чтобы возразить, но Ульяна уже соскочила с крыльца и помчалась к Андрею. Надо ж узнать адрес, а, может, уговорить, чтобы помог доехать! Он не откажет!...
...Ульяна спешила на поезд. Она надела свое лучшее платье, собрала в чемодан самые хорошие рисунки и теперь высматривала на дороге Андрея Георгиевича. Тот согласился поехать вместе с девушкой.
– Уля! Уля, подожди! – Ирина, поправляя на ходу прическу, бежала вслед за дочерью – Подожди, я с вами!
Тут подъехал Андрей, уговорив председательского шофера поспособствовать воссоединению семьи...
– Ну, что, товарищи-женщины! – улыбаясь, сказал художник. – Карета подана, прошу на места!...
В электричке ехали молча, Ира отвернулась к окну и о чем–то думала. Андрей и Ульяна, проголодавшись, разломили большую сахарную плюшку и с удовольствием жевали ее, роняя крошки на обшарпанный пол…
Как приехали в город, Андрей сразу повел их в студию, где они работали вместе с Сергеем.
Ира, прикрыв рот рукой, ходила от картины к картине, улыбалась, ойкала и вздыхала. Все их Муськово, всё до последней травинки – всё здесь, на холстах, развешенных по стенам. И лес, и пруд, и люди... И Ира...
– Привет, - Сергей смущенно вышел из-за колонны. – Нравится?
Ирина молча кивнула.
– Это хорошо...
Они еще постояли, смотря друг на друга, ища что–то в глазах, потаённое, одним им известное, нашли и обнялись.
– Сереж, ты возвращайся, а?... Только я не смогу вот так, голой, в пруду...
– Ничего, Ириш. Я обещаю, таких картин больше писать не буду... Ты прости меня!
Ульяна, сбежав от лекций Андрея, хотела, было, броситься к отцу, но остановилась. Уж очень хорошо смотрелись в падающем откуда-то сверху кругу света ее родители, хоть прямо сейчас бери и пиши…
Такая картина появится в Улькиной коллекции намного позже, когда она закончит художественное училище…
Андрей тогда уедет из Муськово, проспорив жене, Улюшке, свой чемоданчик, Ирина с мужем через год тоже переедут в город, потому как Сергея назначат заместителем директора художественного училища, а Ира будет ждать появления первого внука...
Но это все в будущем, а пока есть просто лето и четыре человека, что едут в электричке, чтобы начать все сначала...
Будет еще Ольга Петровна, но на ту после сильной ангины нападет немота, прекратив тем самым кипучую деятельность местной сплетницы...
