В Москве, если на метро домчаться до Кропоткинской и дальше совсем недолго пройти на север по улице Волхонке, можно найти государственный музей изобразительных искусств – в народе просто Пушкинский. Экспонатов на квадратный метр в нём много, выставки меняются часто, помещения оборудованы всеми прелестями жизни, какие можно в таком месте обнаружить. Естественно, не имея цели, по Пушкинскому можно ходить часами, глазея на известных европейских художников XIX века или безымянных персидских ковроделов.
Нас эти зачастую давно усопшие люди не интересуют. Лучше пойдём в итальянский уголок и попробуем отыскать что-нибудь незаезженное. Это, конечно, не шедевры Античности или мастера, которые пришли позже, но и в затейливости апеннинским врачам или кузнецам не отказать. Сейчас важнее всего разобраться с первыми: идём к витрине с аптекарскими банками и смотрим на вторую из трёх, которые, вполне возможно, до сих пор выставляются в музее. Если выставка поменялась – приносим извинения. Как говорится, здоровья усопшим.
На этой сине-жёлто-белой банке будет нарисовано много чего – в основном фрукты, звери, листья. Странность, которая привлекает внимание – в самом центре, под словом «PIGRA». Это человеческое лицо. Не просто человеческое лицо, а ухмыляющийся лиственный дед: у него вместо усов зелень, вместо бороды зелень, он весь сделан из растительности. Знакомьтесь: его зовут – никогда не угадаете – «Зелёный человек»; наш сегодняшний герой – удивительный пример того, как можно молчать о находящемся прямо под носом «слоном в музее», прямо как у Достоевского.
Зеленый человек – это один из тех мотивов, которые становятся заметными только после того, как кто-то укажет на них. Если посмотреть на византийскую мозаику VI века в Стамбуле, внезапно всплывёт голова мужчины с зелёной бородой. В Ираке, в древнем разрушенном городе Хатра, на углу здания, которое старше этой мозаики на четыреста лет, тоже красуется голова мужчины с бородой из листьев. В Алькборо, маленьком городке в Англии, есть церковь – а на одной из колонн, поддерживающих её своды, вырезан наш странный знакомый. Правда, здесь он изображён в своей второй «ипостаси»: как мужчина, изо рта которого буквально вылезают растения.
Чем дальше в лес, тем толще партизаны: изображения «лешего» зачастую гораздо более пугающие, чем арчимбольдовские коллажи, которые встречаются среди более популярных экспонатов. Нередко встречаются изображения, в которых этот мужчина «пророс» вообще во всех отверстиях головы. Учёное сообщество дало этой «ипостаси» незавидное прозвище «кровососа». Тот же самый кровосос, как выяснила в статье 1939 года леди Реглан, соотносился и с Робин Гудом, и персонажами майских фестивалей в Центральной Европе.
Заметьте: Зелёному человеку вообще не принципиально то, где появляться. Символ с его изображением может быть частью как античной фрески, так и средневекового витража. Он преступает даже такие барьеры, как языковые семьи, окружая себя что индоевропейскими, что семитскими декорациями. Зелёный человек универсален – в этом он прекрасен. Ему не важен ваш язык, ваша культура, ваша вера, ваше время. Он просто есть. Ему так же не важно даже быть зелёным.
В ещё одном умопомрачительном витке этой истории вскрывается то, что у Зелёного человека есть целый брат – столь же общеевропейский «дикий человек», покрытый уже не растениями, а шерстью; его античным предком, скорее всего, является древнеримский бог Сильван, покровитель лесов. Этот дикарь появляется практически в тех же местах, что и зелёный сородич: гравюрах нюрнбергских мастеров, французских маргиналиях и английских гобеленах. Он может быть как совсем одичавшим, так и пользоваться инструментами – к примеру, булавой; в одной гравюре 1465 года уже «дикая» женщина находится рядом с Зелёным человеком, изображая нечто похожее на обряд обручения. Кроме того, вишенкой на торте является непонятное происхождение его средневекового названия: староанглийское wodewose может прямолинейно толковаться как «лесное существо» или же, смотря на родственные германские языки, как «лесной сирота». То, что мотив дикого человека является ключевым для шумерского мифа о Гильгамеше – другом которого являлся прирученный Энкиду – только добавляет неразберихи.
Получается, что веками в прошлом население обширной ойкумены – от Месопотамии до Линкольна – верило в миф, который взял и… исчез. В XIX веке зелёный человек и его полубрат практически полностью перекочевали в малые архитектурные детали, а в XX – как будто испарились, став настоящими историческими курьёзами. Не понятно даже, какой смысл несли в себе эти изображения. Из намекающих совпадений – только начало эпохи стремительной индустриализации, повальной вырубки европейских лесов и образования доминирующей городской прослойки населения: вместе со Старым-старым светом ушёл и его символический ряд.
Сегодня многие неоязычники идентифицируют Зелёного человека как символ перерождения природы: из него буквально лезет растительность, изображения этого существа зачастую несут радостный оттенок, а его «участие» в средневековых майских фестивалях говорит о сильной ассоциации с цикличностью сезонов. Научное мнение расходится: приверженцев каких-либо конкретных теорий мало из-за недостаточных сведений о его реальной роли в мифологии. Непонятно так же и то, как именно распространилось его изображение: вероятно, миф о Зелёном человеке путешествовал с Запада на Восток вместе с торговыми караванами или же вместе с ранними христианами, которые строили церквушки с похожими на европейские мотивами в аравийских городах. Самая нейтральная оценка настаивает на том, что Зелёный человек — это символ взаимозависимости и единения человечества и естественного мира. Довольно странно то, что его изображения очень долгое время оставались чрезвычайно похожими друг на друга: практически всегда не изображалось ничего, кроме головы «лешего», что намекает на его кельтское происхождение. В кельтских захоронениях находили не только рельефы с нашим знакомым, но и ритуальные предметы, намекающие на культовую важность головы в целом. Это всё хорошо, но тогда как Зелёный человек попал в древнегреческие фрески культа Диониса?
По сути, пока я пишу этот текст, ответа на заданный вопрос не появится. Не появится этот ответ и через год-два. Зелёный человек как был загадочной фигурой, так и останется – он будет похож и на римского бога Океана, и на странных кельтских фей, и на Энкиду в своём бытии «диким». Из всего этого рассказа можно почерпнуть лишь два вывода.
Первым делом мы можем предположить, что древние люди – древнее, чем цивилизованные наши предки, - верили в некий пра-миф о странноватых жителях леса, совершенно не похожих на обыкновенных обитателей мифов своим растительным происхождением и ассоциациями с хтоническим ужасом бесконтрольной природы. Это бы объяснило и повсеместность символа, и его более настораживающие проявления как «кровососа». Мы можем спекулировать на самом широком поле воображения, придумывая объяснения Зелёному человеку как свойственному всем обитателям Европы и Малой Азии юнгианскому архетипу, или же волшебному существу, которое реально пугало средневековых пейзанов, когда они ходили охотиться. Мы можем говорить о том, что люди благословлены какими-то врождёнными общими страхами, которые даже проявляются одинаково, и пуститься в весёлую кумбайю, празднуя новонайденный признак общности.
Может быть, людей просто прикалывает изобретательно рисовать других людей. А что, Арчимбольдо не даст соврать.
