Отрывок из моего фанфика по замечательному историко-приключенческому роману А.А.Говорова "Последние Каролинги".
К сожалению, роман очень давно не переиздавался, и многие о нем даже не знают. Очень хотелось рассказать вам о нем, а также я взяла на себя смелость развить некоторые сюжетные линии.
Полностью фанфик опубликован тут: https://ficbook.net/readfic/7890693
Кто читал роман, тот, конечно же, помнит Винифрида - крестьянина, воина, упрямца и просто замечательного, честного парня.
Эта глава написана от его лица.
Мне 20 лет. Сейчас я убогий калека, а раньше был и землепашцем, и воином. Был свой клочок земли, теперь нет ничего. Сначала увечье, теперь вот война. Мы, беженцы, спасаемся от норманнов за стенами города Парижа. Был момент, думали, что не спасемся и здесь. Сколько тут было голодных смертей, а сколько погибло от стрел и огня! Но мы выжили. Мы — это я, моя жена Агата и брат Ральф.
Спаслись ли остальные родичи, пока не ведаю. В суматохе бегства, в обезумевшей толпе мы потеряли их. Я и сам до сих пор жив только благодаря этим двум моим родным людям, тащившим меня на себе много миль. Большой полуразрушенный сарай, в котором нам удалось поселиться, раньше был чьим-то дворцом. Через дыры в крыше попадает то снег, то дождь. Неимоверно холодно. Агата и Ральф целыми днями помогают восстанавливать проломленную норманнами городскую стену. А до этого лили на нехристей смолу. И только я, как развалина, лежу тут. Вокруг — такие же бедолаги, кто еще остался жив. Есть и дети, за ними присматривают старые монахини. Сейчас стало лучше с едой, все возносят молитвы, иногда даже поют песни. Агата приходит полуживая от усталости и сразу валится спать.
А ко мне часто и сон не идет, все вспоминаю свою жизнь, словно какой-то старик… Сколько я себя помнил, моя жизнь текла спокойно и размеренно. Так жили все мужчины нашего селения. Так жил мой отец, а до него — дед. Не скажу, что это была легкая и безоблачная жизнь, но, видимо, тогда мне не с чем было сравнивать. И я был молод, полон сил и, как говорили, неплох собой. Мать твердила, что скоро я должен что-то решить с женитьбой. Собственно, выбор был не велик. Взять какую-нибудь из соседских дочерей или купить монастырскую воспитанницу, сироту. Для матери был предпочтительнее второй вариант, ведь такую невестку проще держать в узде. Я и сам был не прочь жениться. Но тут я увидел Её. Она была совсем не такая, как знакомые мне девчонки. Но пусть бы про нее хоть сто раз сказали, что она ведьма и дурнушка к тому же, для меня это значения не имело. Что я в ней нашел, сам не знаю. Может, и правда она была ведьмой. Ни у кого из женщин, ни у одного человеческого существа я не видел таких огромных карих глаз, в которых словно отражалась ее прекрасная душа. Ресницы неправдоподобно длинные… Это было красиво. Только худенькая очень, прямо невесомая. Наш родич, Гермольд, сказал, что она дурнушка. Но он старик, а старикам всегда кажется, что красивая девица должна быть пышнотелой и беленькой. Может, его вкусы устарели, а может, просто мне нравилось не то, что всем. Одним словом, я увидел ее и пропал. Когда ее волокли в храм Св. Вааста, якобы для изгнания беса, я уже знал, что не отдам ее. У меня был нож, и я просто убил бы аббата, но он бы к ней не прикоснулся. К сожалению или к счастью, до этого не дошло. Помог Гермольд. Я был счастлив, что теперь смогу понравиться ей, и не важно, что скажет мать.
Теперь я знал, чего хочу. Чтобы именно эта черноволосая девочка-тростинка обняла меня и сказала перед алтарем «Да». Для меня она была самой настоящей красавицей. И у нее был характер. Она улыбнулась мне, когда мы пришли в усадьбу к старику. И поблагодарила за помощь. У нее только что погиб отец, саму чуть не растерзали, а она нашла в себе силы сказать, как благодарна. Но на следующий день она исчезла из наших мест. Как ей было там оставаться после нападения проклятых бандитов на дом Гермольда? Я бродил по лесу, звал, искал ее, но она не откликнулась. Может, и правда колдунья она, обернулась птицей и улетела... Мать долго корила меня за отказ жениться по ее выбору и рыдала, что ведьма околдовала сына. Наилучшим выходом оказался призыв на воинскую службу.
Опять напали норманны, и вот тогда я стал императорским лучником. Потом было поражение армии Гугона, паника и бегство. Я блуждал по лесу, надеясь встретить хоть кого-то из своих и дальше пробиваться вместе. Сначала попадались одни дезертиры и мародеры. Наконец встретился большой отряд, причем собирались эти люди не бежать и спасаться, а обратить в бегство данов. Было неплохо влиться в такой отряд. Но первый, кого я там встретил, был проклятый Эд, сын какого-то там герцога. Тот самый, который угробил мельника, а затем позволил своим подонкам бесчинствовать в усадьбе Гермольда. Да, эти белесые близнецы все так же были при нем. Да и аббат наш бывший, да проклянет его Бог.
Больше всего на свете я хотел уничтожить всю эту компанию. Особенно ненавидел его, Эда. Хотя признаюсь, что-то в нем одновременно и восхищало меня, все-таки он был храбрец, а как он владел мечом — я такого никогда не видел. Да и голова у него варила так, как нужно, во всем, что касается войны. Я выполнял его приказы, что, впрочем, не мешало мне задевать его. Был момент, когда я думал, он захочет перерезать мне глотку. Когда мы освободили Самурский собор от язычников, один пожилой вавассор сказал мне: - Ты вроде неплохой парень и стрелять мастер, но молод еще и глуп. Потому скажу тебе: если пришел и сам попросился под начало сеньора, не след ему дерзить. Пока Эд добр к тебе, ему по душе смельчаки, но лучше с огнем не играй. Вечером, когда все праздновали победу над норманнами, я прислушивался к разговорам и кое-что узнал об Эде. Оказалось, он и сам был в плену у язычников, но как-то спасся. И я снова почувствовал что-то вроде уважения к нему. На следующее утро мы, снова под его командой, кинулись в погоню за уходившими драккарами. Я дрался с ним бок о бок, а когда потребовалось вершить Божий суд, я вызвался биться. Один из всех. Не потому что остальные были трусами, а просто противник был - палач. Может, потому я и согласился, что даже он не смог принять этот вызов. А я смог. Да, это гордыня, а что поделаешь? Меня ранили, он со своими людьми отвез меня к знахарке. Везли меня на носилках, сделанных из шкур, несколько суток, и всё лесом. На привалах Эд и его приятели, Райнер и Симон, обсуждали какие-то свои дела, иногда просто болтали про женщин, смеялись, и если не знать о них то, что знал я, этих парней вполне можно было бы назвать нормальными. Когда удавалось расположиться на отдых в какой-нибудь заводи, они скидывали одежду и с хохотом бросались купаться - все невероятно крепкие и сильные. Пару раз натыкались на жилища каких-то полудиких лесных людей. Девчонки из этих хижин сами льнули к путникам, что очень радовало близнецов и их слуг. Парочки располагались в траве, почти что на виду у всех. Эд в этом не участвовал, ну ясно, он привык выбирать себе не таких подружек. Наш бывший деревенский аббат тоже был здесь. Большую часть пути он ехал надутый, видно, злился, что Эд не позволил ему завладеть одной очень красивой девчонкой там, в Самуре. Как-то он буркнул Райнеру, что бастард просто приберег ее для себя. Ну а я был рад, что еще одна девушка спаслась из его мерзких лап. Называли его теперь Кочерыжка. А как его звали на самом деле, даже не знаю. Однажды он в чем-то выразил неповиновение Эду. Тот, не долго думая, сгреб его за шиворот и потряс в воздухе. А все-таки велика у него сила, ведь даже после этого он совсем не изменившимся голосом, с таким же ровным дыханием, сказал: - Каждый, кто примкнул ко мне, обязан во всем мне повиноваться. Если это тебе не подходит, убирайся вон прямо сейчас. Он поставил попа на землю. И тот, конечно же, никуда не убрался, а побежал выполнять поручение. Чуть позже, когда он думал, что никто не слышит, процедил, глядя на Эда издали: - Ну, сученыш, погоди, все тебе припомню! "Что ж, это хорошо, что у моих врагов начались раздоры", - подумал я, погружаясь в сон. Порой ночами мне становилось совсем худо, дыхание то почти пропадало, то вдруг становилось каким-то громким и лающе-хриплым. Мой недруг время от времени спрашивал: «Эй, лучник, ты там живой?» Я отвечал, что да, этим общение и ограничивалось. Нестерпимо было принимать от него помощь, но в моем возрасте так хочется жить! Эд, казалось, понимал мое состояние. Однажды вечером, прикладывая к моей ране какие-то растертые травы, он поинтересовался: — Что ты скривил такую рожу, лучник? Ты же воин, вот и терпи. — Ненавижу тебя, — буркнул я. — Какой неблагодарный юноша, — усмехнулся он. — И глупый. — Я не глупый. — Жаль огорчать раненого, но ты дурак. Умный в твоей ситуации выживает любой ценой, и ему без разницы, кто поможет. Если не помрешь, подумай на досуге об этом. Через несколько минут он улегся спать возле костра, а я, желая оставить последнее слово за собой, сказал ему: — Все равно тебе не избежать геенны огненной! — Если не хочешь попасть туда раньше меня, заткнись поскорее. Надоел... — проговорил он, засыпая. Места, куда я попал, были глухими и дикими, похлеще тех, где я до сих пор жил. Знахарку эту я уже видел в Самуре, именовали ее Лалиеврой. Она была ужасна не только снаружи, так же черна была и ее душа. Но Эда она обожала, чуть ли не сдувала с него пылинки, ни дать ни взять любящая маменька. Ну да все понятно, у нее он, наверно, никого из друзей не убивал. Эта чрезмерная опека явно раздражала его, и он поспешил с отъездом. На прощание сказал мне: - Если выживешь, парень, поупражняйся на досуге с мечом. Может, тогда из тебя выйдет толк. А сейчас ты им, как цепом у себя в поле, машешь! Жилось мне у старухи не сладко. Ее лечение исцелило мое тело, но душу она поработила своими чарами и сатанинскими угрозами. Не в цепь ведь я был закован, а вот, стыдно признаться, боялся сбежать, а вдруг да на расстоянии обратит в камень! Безысходность и отчаяние с каждым днем росли. Откуда ждать избавления? Родные не знали, где я. А Эд, наверно, уж и думать забыл обо мне, вылечился — езжай сам, куда хочешь, уж он-то, наверно, так бы и поступил. Но оказалось, я не забыт. За мной приехала она, Азарика! Узнала, где я, и приехала. Все-таки она невероятно добрая. Но я был так запуган ведьмой, что совершил самый мерзкий поступок в своей жизни. Предал Её. Ведьма отпустила меня, но одного. И я бросил Азарику в этом ужасном доме! Даже коня ее не отказался взять, когда ведьма мне его всучила. Уговаривал себя по пути, что эта девушка — такая же колдунья, как Лалиевра, и самое ей место там, где я ее оставил. И все равно было неимоверно стыдно. Дома ждали новые заботы. Да и мать все это время не оставляла мысли женить меня. И купила по сходной цене монастырскую сиротку. Агата была миловидной и крепенькой, как раз такой, как надлежит выглядеть молодой крестьянской жене. Мы понравились друг другу, она сразу влилась в нашу семью, была проворной по хозяйству и веселой, жарко миловалась со мной, но… стоило лишь закрыть глаза, как я видел ту, другую. Прошло много дней, прежде чем я встретил ее снова. А встретив, чуть не умер от ужаса и жалости. Бедняжка была посажена в клетку. Ее таскали по разным городам, обессиленную, голодную, раздетую догола! И везли ее в Париж только для того, чтобы подвергнуть еще большим мучениям. А ведь в этом была и моя вина. Не струсил бы тогда, не оставил бы ее одну у богопротивной ведьмы, ничего этого не было бы! Вдвоем с Гермольдом мы выручили ее. Но когда я хотел коснуться ее, успокоить, предложить ей все, что только у меня было, она вскрикнула и рванулась, как смертельно испуганное животное. Я отдал ей коня, и она умчалась в темноту леса. После этого я долго не знал ничего о ней, но был как в тумане. Агата заметила это и втихомолку плакала. Мне было жаль ее, ведь по-своему я ее любил. Агата была моя жена, а Она — прекрасная и недосягаемая звезда. Что же случилось потом? На новом месте мы не обрели ни достатка, ни покоя.
Мало того, что земля оказалась пожалованной мне незаконно, так еще здесь объявился проклятый Тьерри. И оказалось, что он теперь хозяин этих спорных земель. И людей, которые здесь живут. Что-либо ему объяснять или договариваться было все равно что вести душеспасительные беседы с волком в лесной чаще. Особенно бесноватым он становился, когда речь заходила о деньгах, почему-то он постоянно нуждался в них и никак не мог насытиться. Пытаясь выколотить из полуголодных вилланов их последние гроши, он время от времени под каким-нибудь предлогом хватал людей и отправлял в камеру пыток. Кто мог, тот откупался. Я вот не смог, поэтому теперь я калека. Мог бы быть и трупом вместе с матерью, Агатой и прочими. Смешно, но освободил нас Эд. Правда, не из благородных побуждений, а вроде бы заодно, когда захватывал незаконно воздвигнутый замок Барсучий горб. Говоря по правде, я испытывал такую лютую ненависть ко всем этим графам и прочим шевалье, что готов был рвать их зубами. Я, молодой парень, был теперь убогим калекой, а Готфрид Кривой Локоть и Тьерри, которые все это и заварили, отделались легким испугом. Ну и этот тип, ставший теперь графом, тоже был здесь. И с ним была Она. Позднее я узнал, что тогда, после клетки, она прибежала к нему, и он оставил ее жить у себя. Это просто не укладывалось в голове. Она дралась с Тьерри, как настоящий воин, и поставила его на колени. Перед их отъездом я увидел ее еще раз. Как раз тогда нам, узникам, удалось выползти из застенков, где мы лежали вповалку, ожидая смерти как избавления. Во дворе замка люди Эда что-то кричали, били мечами о щиты и, видимо, радовались. Здесь же были он и Она. И почему-то он провозгласил, что она теперь посвящена в рыцари, и поздравил ее. Воины еще пуще загомонили и заорали, а я решил, что брежу. Она не видела меня. Смотрела только на него. Тут ошибиться было невозможно. Она его любила. Наверно, я и сам смотрел на нее точно так же. Когда она, следуя неотступно за своим кумиром, скрылась из виду, я потерял сознание.
И вот снова я увидел ее уже здесь. Совсем недавно. Судя по разговорам посещавших нас монахов, дела в городе теперь пошли лучше, появилась надежда, что осада будет снята. Питания стало почти достаточно. Оно не отличалось разнообразием, но мне было все равно. И вот на днях вместе с нашими святыми отцами навестить нас пришли и другие люди. Принесли целебные мази, ветошь для перевязки, теплые одеяла, еду. Среди этих людей была Она! Она была одета как парень. Повзрослела и очень похорошела. Я узнал ее сразу. Она подходила к больным и увечным, о чем-то спрашивала, осматривала и бинтовала раны. Я укрылся с головой и притворился спящим. Не хотел, чтобы она видела меня таким. Теперь у меня была надежда ее увидеть снова, пусть лишь на минуту и тайком. Я ждал ее следующего прихода, как влюбленный ждет свидания. От монахов узнал, что она служит здесь, и граф ценит ее очень высоко. И это она подала мысль принести нам, беженцам, кое-что из захваченного у данов. Она пришла через несколько дней. Я все так же лежал на полу, она прошла мимо, легко ступая маленькими ножками в меховых сапогах. Она и раньше так ходила, словно летала? Или это любовь научила ее так ходить и так улыбаться? Возле меня присел старый монах, который обычно помогал мне, но сейчас я почти не слышал, что он говорил. Быть может, я и окликнул бы ее на этот раз и даже почти решился, но за ней пришел он. По-прежнему красивый и уверенный в себе. Но, как видно, и такие вот принцы тоже не хотят долго обходиться без своих любимых. Он ласково-ревниво отчитывал ее за то, что ушла надолго. А уж выглядел - ни дать ни взять кот госпожи Лалиевры, когда рассчитывает получить вкусное. И ее голос радостно и взволнованно зазвенел, когда она отвечала ему. Они еще немного поговорили со страждущими. Потом он увел ее. Она стала женщиной моего врага, но это ничего не значило. Я вновь буду ждать ее.
- И некоторые другие персонажи романа и фанфика:
Аола. Рисунок из открытого источника.
