Вы читали уже нашу буффонадную, гротескную, да что там - невероятную просто - "Отель Большая Л"? Мы ещё не видели, чтобы так лихо перемешивались печаль и хохот, неурядицы и нежность, трагедий с комедией, правда с враньём высшей пробы - да что тут говорить! это читать нужно!
н
Вот мамина шестая заповедь: мужчина не должен стремиться походить на других. Она говорила: если ты так хочешь быть похожим на кого-то другого, так давайте мне лучше его. Нужно всегда быть самим собой.
Странно, что умирающие утешают неумирающих. Хотя вообще-то не так уж и странно: ведь неумирающим еще жить с их горем, а мёртвый уже не помнит. По-моему, с умирающими нужно ударяться в воспоминания. Чтобы они знали, что хорошо пожили. Как при замене игрока в конце игры: зрители ещё успеют изо всех сил поаплодировать ему, перед тем, как матч закончится.
Папа беседовал с Валпютом и его дочерью. То есть как беседовал: дочь орала, Валпют стоял рядом, как набитый опилками кролик, а папа слушал. С его шевелюры капал пот.
— Но… но… но… — спотыкался он, будто пытаясь забить гвозди в бетон, — но я ведь вам все отдам, как только смогу. Честное слово…
Важно то, что этот гад стоял посреди папиной комнаты, разглядывал всё вокруг и записывал все в блокнот.
— Старый шкаф. Возможно, антикварный.
— Но он нам от бабушки с дедушкой достался! — воскликнула Либби.
Я поинтересовался, что тут происходит. Мужчина угловато, как робот, повернулся ко мне и протянул руку.
— Моя фамилия Гусь, — представился он.
Я тогда еще не успел разозлиться и тоже представился:
— Кос. Очень приятно.
— Это вряд ли, — ответил Гусь и расхохотался.
Мы с Либби молчали. Его смех звучал, как вода, которая, булькая, убегает из ванны. Медленно, потому что сток засорился. Или как перерезанное горло. Ну, в общем, понятно. Он открыл шкаф и обследовал содержимое.
— Господин Гусь всё записывает, — отстраненно сказала Либби.