Я смотрю на девочку, реву и понимаю, что не могу больше никого искать и смотреть. Что вот мой ребенок. Иррациональное чувство узнавания какое-то...
У Юлии Малюковой и ее мужа Сергея двое детей. Старшая дочь Ульяна – ей 15 лет – дочь Юлии от первого брака, и младшая, рожденная сердцем, Марьяша – ей сейчас 3,5 года – в семье она чуть больше двух лет.
Юлия рассказывает в интервью фонду «Измени одну жизнь» о том, что найти дочку ей помогла видеоанкета. Особенности здоровья девочки не испугали будущих родителей, а любовь мамы к приемному ребенку помогла легче пережить адаптацию.
В ролике потенциальные родители видят человека
Несмотря на то, что видеоанкеты – в некотором роде постановочные, показывающие ребенка с выгодной стороны, затушевывая недостатки, в ролике потенциальные родители видят человека. Взгляд, повадки, движения, речь. Много можно увидеть при желании.
На фото из базы не видно ничего, иногда и лица-то толком не видно. Я знаю случаи, когда в базе ужасное фото, регоператор говорит, что там «лежачий овощ», а на видео ребенок топает с опорой и болтает и улыбается!
И если бы не было видеоанкеты, этот малыш так и остался бы без семьи.
И я точно знаю, что если бы не ваше видео, то я не нашла бы нашу Марью. Фонд «Измени одну жизнь» делает огромное важное дело!
Подростком я познакомилась с девочкой из детдома
Первая мысль о том, что в детских домах живут дети, которых можно взять в семью, меня посетила лет в 14. Я тогда лежала в больнице, и со мной в палате была девочка из детского дома, лет 10 ей было. Она немного рассказывала о себе, о своей жизни. Я до сих пор помню тоску в ее глазах.
Даже тогда, будучи подростком, я понимала, что так не должно быть. И подумала, что когда-нибудь нужно забрать хоть одного ребенка «оттуда».
Потом эти мысли периодически приходили ко мне в голову, но не было возможности для их осуществления. Как только наша жизнь наладилась, стала стабильной и размеренной, я допустила, что, возможно, моя мечта станет реальностью.
Страшно менять налаженную жизнь на неизвестность
Сначала мысли о приемном ребенке были только в моей голове, я ими не делилась еще ни с мужем, ни с дочкой. Было страшно менять налаженную жизнь на неизвестность.
Но периодически я стала заходить на сайт «Измени одну жизнь», смотреть видеоанкеты, читать блоги приемных родителей и статьи на тему приемства.
Я, конечно, тогда была еще совсем неопытна в теме приемстве, ничего не знала об очередях, о том, что детей здоровых «там» нет. Что все дети там – «поломанные». Если не снаружи, то внутри, что еще страшнее.
Я теряла надежду
Летом 2017 года у нас с мужем Сережей состоялся разговор, в результате которого мы решили записаться в школу приемных родителей (ШПР).
Изначально мы хотели, конечно, новорожденную девочку без проблем со здоровьемПомню, в нашей опеке на нас очень скептически смотрели. Хотя они знакомы были с нами уже, так как за три года до этого Сергей удочерял Ульяну, мою дочь от первого брака.
Мы рассматривали ближайшие регионы, но, "поварившись" в этой теме, сначала расширили диапазон поиска на всю страну, а потом и с возрастом и здоровьем тоже подвинулись.
Читать также — 5 шагов к принятию ребенка в семью
Я уже теряла надежду, так как детей не было… Каждый четверг я составляла список новых анкет, муж звонил в ФБД и был ответ всегда: выдано направление, звоните через 10 дней и так по кругу.
Видеоанкету пересмотрела тысячу раз
17 марта 2018 я зашла на форум, в тему «Дети из Красноярска» и там была видеоанкета Марии П., февраль 2017, а еще шло обсуждение, что «такая зайка до сих пор без мамы».
Я посмотрела видео, там крошка глазастая, махонькая. Больше всего меня зацепило то, как Маська дышала — в груди хлюпает-булькает при каждом вздохе, кашель страшный, хотелось срочно забрать и вылечить.
Я смотрю на нее, реву и понимаю, что не могу больше никого искать и смотреть. Что вот мой ребенок. Иррациональное чувство узнавания какое-то.
Я потом это видео пересмотрела, наверное, тысячу раз. Показывала дочке и мужу.
Обсудили все «если» и решили — берем
Марьи тогда еще не было в базе, так как в феврале 2018 ее взяла под опеку женщина, а через три дня вернула. После возврата Мася была на карантине, в больнице.
Я связалась с волонтером, она мне много рассказала про Марью, сказала, где она находится сейчас. Потом я начала звонить регоператору, он напугал меня диагнозами и инвалидностью.
У нас с Сережей и Ульяной состоялся серьезный разговор, про выбор: искать дальше младенца здорового, на которого очередь на пару лет, или вот — готовый человечек, которого надо спасать сейчас. Обсудили все «если» и решили — берем.
Я поцеловала Марью в висок, она замерла
Марье был 1,2 года. Вынесли мне очень маленькую девочку, чуть больше 7 кг. Она была вся «деревянная», не гнулась нигде, посадить нельзя было даже с поддержкой, так как поясница не гнулась, ноги в тазобедренных суставах тоже не сгибались.
Опоры на ноги не было практически – ставишь ее, и она стекает вниз. Спину не держала.
Я смотрела на нее и понимала, что это не пупс с картинки, это ребенок сильно нездоровый, а я совсем не знаю, что с этим делать. Но что меня поразило в Марье, это ее любопытство, ей все было интересно! Ее живые глаза меня обнадежили.
Хотя сейчас, сравнивая фото с первой встречи и Марью сейчас, я вижу, что глаза все равно у Маси замороженные были тогда. Еще запомнился момент, что носила ее на руках и все принюхивалась – про запах-то все знают.
И как-то поцеловала ее в висок, она так замерла, глаза раскрыла, смотрит на меня ошарашенно как-то… У меня сердце защемило… Наверное уже в тот момент я поняла, что заберу ее, хотя еще три дня металась-сомневалась, пока согласие не подписала.
Не умела играть, не знала, что такое книжка...
Марья родилась недоношенной, 26 недель, 860 граммов всего. Выхаживалась в больнице до трех месяцев, потом ее перевели в дом ребенка, где она и прожила до возраста 1 год. А после возврата ее поместили в другой дом ребенка, откуда я ее и забирала.
О первом доме ребенка я могу судить только по состоянию Маси. В общем, мне кажется, да и врачи потом говорили, что Масей там не занимались совсем. Она не умела играть, не знала, что такое книжка, у нее два действия было с предметами: тащить в рот или бить об пол.
Аллергию на молочный белок ей выставили в год! И это уже в другом доме ребенка. Я так понимаю, до года ее кормили молочной смесью, отсюда и рефлюкс (рвота) и эрозивный гастрит у годовалого ребенка.
Диагноз ДЦП ей тоже выставили уже в другом доме ребенка, после возврата.
Тюрьма для детей
Детский дом есть детский дом, каким бы хорошим он ни был. Мне запомнился такой момент. Однажды я увидела, как гуляют малыши: две воспитательницы везли в колясках двух детей, а остальные 6 карапузов шли парами по асфальтированной дорожке за ними.
Молча топали, как маленькие заключенные. Это дети 2-3 лет. Не смеялись, не баловались, не бегали, а просто шли и шли.
Пусть у каждого ребенка будет семья!
А через забор — детский сад, и там тоже была прогулка — крики, визги, детский смех. Этот контраст меня тогда поразил до глубины души… Вот там свободные дети, а тут — отбывающие наказание, только за что, не понятно.
По-моему, детский дом — та же тюрьма, только для детей. Для ни в чем неповинных детей. Она перемалывает детские жизни, выплевывая в общество поломанных взрослых… Взрослых без ориентиров, без целей, без принципов, без знаний, как вообще выжить в этом огромном мире.
Львиная доля простых людей, далеких от темы сиротства, считают, что «там» детям хорошо. Что у них спонсоры, поездки на море, медобслуживание, живут на всем готовом, что им еще надо?
Учеными доказано, что ребенок в детском доме постоянно испытывает такой стресс, как при бомбежке. У него все ресурсы уходят на борьбу с этим стрессом, поэтому дети в детских домах плохо растут, плохо развиваются.
Для гармоничного развития ребенка, необходим взрослый рядом, необходимо ощущать защиту и поддержку.
Первые дни дома
Первые дни Мася орала. Она боялась ветра, солнышка, машин на улице. Дома боялась резких звуков, резких движений, мы не могли пылесосить при ней и включать блендер.
Укладывание спать — это была война. Если положить в кроватку, то она начинала мотать головой так, что я боялась, что Марья свернет себе шею (яктации), или вгрызалась себе в запястье, типа сосала руку, до синяков…
Я брала дочь на руки, засовывала в рот пустышку, прижимала крепко к себе и качала, она вырывалась, кричала так, что мне казалось соседи вызовут полицию.
Пусть у каждого ребенка будет семья!
Длилось это примерно неделю, потом стало капельку легче, Мася перестала вырываться и орать, просто не спала, я качала по 1,5 часа, потом перекладывала в кровать и еще какое то время придерживала голову, так как она пыталась мотать ей даже во сне.
Первое время для меня это был просто ребенок. Физически я ее сразу приняла, то есть спокойно мыла попу, а также всю Масю и кухню, так как рвало ее первое время постоянно. Нежность была, пятки целовала ей. Ответственность была. Но любовь пришла не сразу.
Биться головой о стену от безысходности...
Сначала была АДАПТАЦИЯ. Мне было тяжело. Я мало знала про диагноз, хотя изучала и читала много, но мне хотелось конкретики: сделай то и это и получишь вот это. А с ДЦП так не бывает, это я сейчас понимаю, что тут скорее делай, что должен, и будь, что будет. А тогда меня это не устраивало.
Очень удручало, что врачи совсем ничего не говорили, что и как надо делать, куда идти, на что обращать внимание. Мне иногда хотелось биться головой о стену от безысходности именно в вопросе реабилитации.
Ну, и конечно, рвота. У Марьяши в диагнозах есть гастроэзофагальный рефлекс, это слабость клапана между желудком и пищеводом. И ее рвало почти после каждого приема пищи, или во время.
Пусть у каждого ребенка будет семья!
Иногда я кормила ее по 3 раза. То есть, например, завтракаем, я ее покормлю, она все обратно, я вымою Масю, кухню, покормлю опять, а она по новой все. И так почти все приемы пищи. А к врачу приду: «У нее дефицит веса и роста, вы плохо ее кормите!» Вот это все усугубляло адаптацию.
Меня долго качало от «люблю не могу», до «что же я наделала, зачем мне это надо»?
«Знакомься, твоя внучка Мася»
Нам повезло, все родственники и друзья приняли Масю, как родную. Может, между собой что-то и обсуждали, но на отношении к нам и Марье это никак не отразилось. Мы сообщили по факту всем, заранее не говорили никому.
Мама моя знала, что я думаю давно о приемном ребенке, но конкретно наши планы я не озвучивала, уже когда Марью забрала, прислала ей фотку с подписью: «Знакомься, твоя внучка Мася».
Остальным родственникам тоже сказали по факту, ну или прям перед приездом Марьи домой. Вообще, у нас Маська самая маленькая в семье и ее все любят!
Теплое чувство любви
Марье было год и три месяца, когда мы привезли ее, но выглядела и развитие ее было месяцев на шесть. Но, несмотря на это, адаптация была жесткая, так как я одна была с ней 24/7, проблемы с едой, с засыпанием, со здоровьем, неясные прогнозы — все это усугубляло. Я злилась на нее, на себя, на жизнь…
Пусть у каждого ребенка будет семья!
Но однажды, месяцев через 4-5, когда Масю очередной раз вырвало, меня прямо накрыло... Вот она сидит – грязная, плачет. А я рядом сижу и реву. Мне так было жалко себя, я прямо купалась в этой жалости к себе, а потом я посмотрела на нее и увидела маленького беззащитного человечка, который вообще не понимал, что происходит.
Я увидела и осознала, что ей в тысячу раз хуже и сложнее, чем мне, и что-то теплое во мне проснулось…
До этого я ежедневно делала все, потому что должна. Должна утешать, когда плачет, должна кормить, мыть, играть, заниматься, но не чувствовала я ее совсем.
Как знаете, чувствуешь своего ребенка, когда по малейшему писку понимаешь, что нужно ему, когда он еще не закричал, а ты уже бежишь к нему.
И, знаете, как бы это страшно ни звучало, я не чувствовала жалости, не разрывалось сердце, когда Марья плакала… Как же я себя ненавидела за это!
А вот в тот день мне стало жалко эту маленькую девочку, мое сердце сжалось, глядя на нее… Нет, адаптация в тот момент не закончилась, как по волшебству, но стало легче.
Мася – мой ребенок!
С каждым днем это тепло внутри разрасталось, и я не заметила, когда именно это произошло, но Марья стала моей – целиком и полностью. Теперь я ее ощущаю, как своего ребенка. Я раньше не понимала, как это, не помнить, что рожала не ты, теперь понимаю!
Любовь к приемному ребенку – не безусловная, она не рождается вместе с ребенком. Я знаю, как это бывает, когда я родила Ульяну. Один взгляд на нее – и все, я пропала раз и навсегда! Я в один миг поняла, что вся моя жизнь – вот этот комочек.
Любовь к Марье другая. Это выстраданное, выращенное, взлелеенное чувство. Оно соткано из многого. Но в итоге получилось не менее сильное и глубокое.
Я читаю рассказы многих приемных мам и знаю, что бывает, когда любовь так и не приходит, и тогда получается мама-воспитатель. Это трудно. Трудно и для мамы, и для ребенка. Но это все равно лучше, чем если бы этот ребенок остался в детском доме.
Поможем детям найти дорогу к дому!
С любовью и трепетом к ребенку гораздо легче переносить трудности. Легче принимать его недостатки, неуспехи. Легче его принять любым. И я так рада, что эта любовь пришла ко мне, что я смогла ее вырастить в своем сердце.
Про наши изменения
За 2 года, что Марья у нас, мы с ней очень изменились. Была Марья — деревянная, пугливая, не умеющая смеяться, произносящая всего два звука: «аааа» и «ы». Умеющая только долбить предметами об пол. Бить себя по лицу, мотать головой при засыпании и от скуки.
Не чувствующая боль — самое страшное. Она ударялась и не плакала, ей делали уколы, и она не реагировала. Я, когда думаю, что должен испытать ребенок, чтобы перестать реагировать на боль, мне очень страшно… Страшно и горько, что «там» еще много таких детей.
И сейчас Марьяша — жизнерадостная, разговорчивая девчонка, которая всегда знает, чего хочет. Которая может сказать: «Мама, мне не нравится, когда ты меня ругаешь!»
Хитрющая! Ругаю ее за проделки, а она забирается на руки ко мне и говорит: «Мамочка, я тебя люблю, давай обниматься!»
Поможем детям найти дорогу к дому!
Теперь малейшую «ваву» несет мне целовать-жалеть. Засыпает после сказки и качания на ручках под колыбельную.
Да, до сих пор качаю и буду качать, пока ей это будет необходимо. Она должна насытиться мамой.
Мася знает цифры до 10, считает тоже до 10, знает много букв, много сказок, стихов. Она очень любознательная, сама тянется к знаниям, заниматься с ней одно удовольствие.
Играть любит в машинки. Любит очень рисовать. Выдумщица, сочиняет сказки на ходу. Умеет кататься на велосипеде, это наше самое большое достижение. Очень хочу купить специальный велосипед ей, но цены кусаются.
Была я – махровый интроверт, не любящая даже звонить по телефону, боящаяся всяких чиновников, больниц, старающаяся не конфликтовать и не требовать. Мне было проще отказаться, чем бороться. Еще не любила излишнего внимания к себе, не любила людей и общение с незнакомыми…
И мне пришлось измениться. Вылезти из раковины и научиться отстаивать Маськины права. А без борьбы мало что можно получить, начиная от поликлиники, заканчивая пособиями и реабилитацией, все нужно выбивать.
Ну и внимания мы всегда с Марьей к себе привлекаем: то в ортезах, то с ходунками гуляем, всем интересно для чего и почему. Приходится общаться с людьми, объяснять.
Лучшее для ребенка из детского дома
Лучшая помощь сироте — взять его домой, в семью. Не каждый способен на это, и надо, действительно, сто раз подумать, надо всегда быть готовым к худшему, тогда любой успех будет казаться огромным достижением.
Ведь когда не очаровываешься, то и разочаровываться не приходится! И надо понимать, что детских домах нет детей профессора и балерины. Идти в приемство нужно с широко открытыми глазами и без иллюзий. Чтобы не было потом мучительно больно.
Поможем детям найти дорогу к дому!
Если не готов взять домой, или нет возможности, а помочь хочется, то можно стать волонтером, но не тем, что везут мешками подарки и становятся «одним из» в длинной череде лиц, а, например, взять шефство над ребенком.
Когда ты становишься для него значимым взрослым, когда ты показываешь ребенку жизнь за стенами детского дома, учишь бытовым каким-то вещам, вникаешь в его проблемы, когда он становится нужным.
Я знаю, есть такие программы, я даже как-то примеряла на себя роль такого шефа, но решила, что это не для меня. Только нужно понимать, что это тоже большая ответственность, это на года, надо серьезно обдумать этот шаг, чтобы не стать очередным разочарованием в жизни подшефного ребенка.
Но все-таки дети должны быть в семье. Хорошо бы развивать институт профессиональных приемных семей, с поддержкой тематических психологов. Так как лучше, чем семья ничто не подготовит к жизни.
Текст – Иоланта Качаева, специально для фонда «Измени одну жизнь».
Все фото – из семейного архива Юлии Малюковой.