Роды начались ночью. Я проснулась от того, что у меня отошли воды. Л. сразу запаниковал, но вставать с кровати не торопился. Мы решили посмотреть фильм, так как сна уже не было ни в одном глазу. Схватки становились всё больнее и больнее и мы потихоньку начали собираться в роддом. Приехав в больницу, нас разместили в палате. Мы думали продолжить смотреть фильм, но я уже не могла концентрировать внимание ни на чём, кроме боли. Л. был совершенно безразличен и на протяжении всех родов спал, а потом ещё и жаловался, что он совершенно разбит и не выспался. Он не помогал обливать меня водой, как посоветовала акушерка, не массировал мне спину. Он просто лежал на кровати и иногда держал меня за руку. Я чувствовала себя настолько беспомощной, что уже пожалела о том, что на роды со мной поехал Л., а не мама.
Когда ребёнок родился и нас перевели обратно в палату, приехали мои родители, бабуля, А. со своим сынишкой и привезли подарки с цветами. Но от Л. я даже букетика не дождалась. Вместо того, чтобы наслаждаться ребёнком и новым статусом, Л. всё время был недоволен тем, что малыш не давал ему спать. Я была вымотана родами, первыми бессонными ночами и мне меньше всего хотелось в тот момент, чтобы кто-то трепал мне нервы.
Л. нужно было всё время просить о чём-то, ведь сам он никогда не спешил на помощь. При чём просить само собой разумеющиеся вещи, например, поменять подгузник, принести еду из столовой, подать что-то, было невозможно, потому что если он в итоге помогал, то делал это с таким «отдолжением», что в другой раз просить о помощи больше не хотелось.
Таким образом прошли три дня, и я пошла на осмотр, но, осмотрев меня врач сказал, что не может пока меня выписать и мне нужно будет остаться в роддоме ещё на один день. Когда я сообщила эту новость Л., разразился скандал. Он начал меня обвинять в том, что мы не можем уехать домой сегодня, настаивал на выписке меня из больницы под свою ответственность, а когда я наотрез отказалась это делать, он с недовольным лицом уселся и завис в своём компьютере. Позже Л. опять попытался уговорить меня выписаться из больницы, но я сказала ему, чтобы он пошёл сам к врачу и тот ему объяснит почему меня оставляют и какие последствия могут быть, если я ещё один день не буду под наблюдением врачей.В итоге Л. пошёл к врачу, стал задавать ему уйму вопросов, что даже акушерки и сестрички косо начали смотреть в его сторону. Врач всё доступно объяснил, но Л. выкрутил всё так, что я оказалась виновата буквально во всём произошедшем. На протяжении всего времени нахождения в больнице после родов Л. постоянно докучал медицинскому персоналу своими нелепыми вопросами. В конце концов, одна из медсестёр, доведённая его настырными приставаниями и расспросами, не выдержала и бросила мне фразу: «Ну и мужа вы себе выбрали!».
Выдерживать такое моральное давление у меня больше не было сил, и в слезах я попросила его уехать, развеяться и возвращаться в хорошем расположении духа. Он так и поступил, но не успела я оправиться от нашей ссоры, как ко мне в палату заявилась А. Она переживала, что у ребёнка была родовая гематома, которая по оценкам врачей не представляла никакой угрозы. Был уже поздний вечер, но А. сочла своим долгом применить рейки (прим. вид нетрадиционной медицины, в котором используется техника так называемого «исцеления путём прикасания ладонями»), которыми она якобы обладала, дабы уменьшить эту гематому. А. проторчала у меня два с лишним час и пока «лечила руками» стала советовать как надо укладывать ребёнка спать, как часто надо его кормить. Свои нравоучения она продолжала при каждой нашей встрече и при каждом удобном случае, ссылаясь на свой опыт в данных вопросах. Как выяснилось позже, её рассказы о том, что Л. она кормила грудью чуть ли не до года, оказались враньём, и уже в семь месяцев А. оставила своего сына на попечительство брата Е. на целый месяц.
Но картина беспредела, описанная выше, была бы неполной, если бы не история с выбором имени для ребёнка. Ещё будучи беременной, мы с Л. подыскивали редкие имена, а когда узнали, что у нас будет мальчик, поиски сузились. Все варианты, которые предлагала я, отметались тут же. То имя не сочеталось с фамилией, то напоминало какого-то героя, то ещё что-то. Л. постоянно предлагал назвать сына Ганибалом. В этом он не видел ничего такого и даже умудрился заставить меня всерьёз узнать мнение моих родителей на счёт этого имени. Впрочем, именем это сложно было назвать, оно больше напоминало слово каннибал – грубое и уродливое. Л. нравилось «шутить» таким образом при друзьях, родителях, при каждом удобном случае, а затем смотреть на мою реакцию. Со временем я научилась не реагировать на эти шутки, хотя по началу жутко раздражалась, расстраивалась и не знала как сделать так, чтобы он наконец прекратил себя так вести. Если я говорила Л., чтобы он перестал, потому что меня это бесит, он отвечал, что ничего такого не сказал, а вот раз меня взбесил, то значит во мне бесы и я сама виновата.
В итоге мы подобрали имя для ребёнка, но я до последнего не хотела называть малыша именно им, потому что оно было навязано мне, а мои все варианты были раскритикованы. Вроде как сам Л. до конца не был уверен в выборе имени, но из-за того, что он буквально всё делал назло мне и всем остальным, он всё равно остался при своём варианте. За несколько дней до родов мы собрались посидеть в кафе с Л., моей мамой, А. и сёстрами Л. Речь как всегда зашла об имени. Я вся в слезах стала просить не называть ребёнка выбранным именем, потому что оно мне не нравится, и назвала то, которое пришлось по душе. Помню тогда, все проигнорировали моё мнение, только моя мама смотрела на меня с большим сожалением. В итоге я сдалась и поддалась влиянию Л. Он утверждал, что его вариант имени отлично звучит, что это мужественное и сильное имя. А я чувствовала, что совершаю ошибку и предаю саму себя, когда согласилась с Л. и перестала отстаивать свой вариант имени. По большому счёту, список понравившихся мне имён был достаточно большой, чтобы в итоге прийти к компромиссу с Л., но он был упрям и несдвигаем, и при каждом удобном случае «шутил» про Ганибала.
В день выписки мы так торопились скорей уехать из роддома, что я даже ни капли не придала значения тому, что Л. не подарил цветы ни мне, ни медперсоналу. Когда мы вернулись на дачу и туда приехали мои родители, родители Л. и наши друзья, чтобы отпраздновать рождение малыша, на кухне разразился такой ярый спор по поводу выбранного имени, что мне хотелось всех прогнать или заткнуть всем рты. После всего произошедшего я была подавлена и опустошена. Я больше не принадлежала себе, а Л. всем своим отношением только усугублял всю ситуацию.