В опустевшей квартире, откуда совсем недавно съехал ее законный муж с их маленьким сыном, Минуре то и дело на глаза попадались вещи мальчика: это могла быть завалившаяся за тумбочку соска, крохотный носочек, или слюнявчик.
Начало здесь
Она отстраненно поднимала данный предмет и убирала подальше. С глаз долой.
Отъезд ребенка и Владимира, навевавший отдаленную, легкую грусть, не шел ни в какое сравнение с потерей "сказочного принца", оказавшегося банальным аферистом.
Весь ужас состоял в том, что встречаясь с ним, Минура дала отставку всем остальным кандидатам, и теперь ни одного источника финансирования у нее просто не было, а тратить деньги из Заветной Кубышки для девушки являлось чем-то запрещенным и противозаконным, вроде измены родине.
Можно было, конечно, попробовать возобновить прежние связи, но девушка считала это пустой тратой времени, так как более-менее нежадные мужчины были на вес золота и "порожняком" не находились ни дня.
Конкуренция в этом мире нешуточная.
Она все же предприняла несколько отчаянных попыток навести мосты, но ажиотажа предсказуемо не наблюдалось - все бывшие были плотно заняты более молодыми, хладнокровными и менее влюбчивыми соперницами.
Промыкавшись месяца два и потратив уйму времени на бестолковые, бесперспективные в плане денежных потоков отношения, Минура решается на отчаянный шаг - связь с одним сомнительным художником, который никак не мог определиться с направлением, отчего его бросало то на обнаженную натуру в стиле Уорхолла, то на какие-то немыслимые посягательства на Босха.
Его картины охотно покупали отличающиеся дурновкусием жены и любовницы новых русских, но, то ли платили девы не так хорошо, как ожидалось, то ли деньги утекали сквозь пальцы горе-художника, но факт оставался фактом - при относительной известности в узких кругах, 33-х летний Станислав жил в захламленной (правда довольно большой) мастерской в центре Москвы, и не гнушался тянуть средства с папы-профессора.
Когда-то Минура отказала ему ввиду его недостаточной состоятельности и шаткого положения, так напрямую об этом и заявив, но он ничуть не обиделся, и произнес следующее:
- Еще не вечер, дорогуша. Еще не вечер. Сдается мне, что это не последний наш разговор...
- Не думаю, что у нас когда-то возникнут общие темы для бесед, уважаемый Пикассо...! - хохотала в ответ девушка.
"Еще не вечер" наступил быстрее, чем она думала. Намного быстрее...
Почему она так понизила планку, ведь ей всего-то было немногим за 20? Неужели в таком-то юном возрасте у нее уже не было шансов рассчитывать на что-то большее?
Ответа она не знает до сих пор. Считает данный факт биографии просто неудачным стечением обстоятельств, временной дезориентацией и потерей веры в себя.
*****
Ей пришлось стать "новой Галатеей для Пигмалиона 90-х", потому что пару раз на пробу "размазав" по холсту ее натуру, Стасик на удивление быстро и довольно дорого "толкнул" обнаженку какой-то рублевской тетке, оформлявшей свою спальню в стиле Ренессанс.
То что эта мазня ни к какому Ренессансу не могла приблизиться даже в самых смелых ожиданиях, "Пигмалион", конечно же, знал, но голова тетки была настолько же пуста, насколько полна ее сумочка, до отказа забитая долларами.
То что нужно Стасику - богатая лохушка.
Она-то и посоветовала "гения современности" всем своим подружайкам, маящимся от безделья в золотых клетках.
Почему именно "ню" с Минурой зашло на ура среди рублевских красоток - загадка. Но с той поры иначе как "моя Галатея" Станислав девушку не называл, и вцепился в выгодный объект мертвой хваткой.
Что мифологический Пигмалион был вовсе не художником, а скульптором, Стасика особо не коробило. То были годы легких денег и такие "мелочи" никого не волновали, а влюбился в свое творение парень не на шутку.
При этом не всегда понимая кого он любит больше - живую Минуру, или созданную им картину на холсте.
Проходили месяцы, а Пигмалион становился день ото дня назойливее, требовал постоянного позирования и буквально удерживал девушку в своей мастерской сутками.
Правда нужно отдать должное - помешанный не скупился и большую часть денег с реализации картин отдавал своей Галатее.
Тем не менее, поведение молодого человека уже совсем стало выходить за рамки адекватности. И только тогда Минуру осенила простая догадка, лежащая на поверхности - художник плотно сидел на гер.о.uне.
Как она могла раньше не замечать этого, не сопоставлять факты, не подозревать, что ну не может человек столько лет пишущий картины для новых русских, и неплохо за это получающий, жить в таких условиях, не купив хоть какой-нибудь завалящей хрущевки пусть даже на окраине столицы.
Нет. Ничего она не видела. Хотя, (казалось бы) людей, балующихся белым порошком в ее жизни встречалось предостаточно и, вообще, в те годы это было сплошь да рядом...
... К тому времени она... не то чтобы полюбила его - нет, (то нельзя было сравнивать с чувствами к "сказочному принцу") но, можно сказать, что девушка прониклась к этому человеку как к другу или брату...
Ей даже стало казаться, что не такие уж бездарные его картины (хотя они именно такими и являлись), но доза его с каждым разом увеличивалась и с этим нужно было что-то делать.
*****
Девушка решает обратиться к его отцу-профессору, чтобы тот поспособствовал лечению сына от зависимости.
Накрыв одеялом впавшего в н@ркотuческую дрему Пигмалиона, она выбирается из мастерской и едет домой к преподавателю марксизма-ленинизма с разговором о совместных усилиях по борьбе с недугом его потомка.
- МадЭмуазЭль... - галантно пропустив девушку в недра своей квартиры на Кутузовском проспекте, одетый в шелковый китайский халат с драконами стройный профессор, встретил Минуру как родную дочь, усадил в кресло и предложил чаю с баранками. - Вы так молоды и прекрасны... зачем Вам тратить свои лучшие годы на этого... гмм... недостойного человека, который еще, к тому же, много старше Вас...?
- Но... как же...? - ужаснулась Минура. - Он же... его... его нужно лечить...!
Профессор молчит. Долго и устало разглядывает девушку, подливая чай в раззолоченную чашечку. Пауза затянулась, ни о каком чаепитии она думать конечно же не могла, и ждала что вот-вот отец Стаса предложит какие-то варианты, но...
Откинувшись на спинку кресла, выдохнув и, как-будто бы впервые ее увидев, пожилой человек произнес, чеканя слова:
- Он мне всю жизнь испоганил. Мать на тот свет отправил. Это мой позор и моя кармическая отработка. Надеюсь что скоро он избавит и Вас, и меня от своего присутствия. Вряд ли ему долго осталось. Уж поверьте - я сделал все, что мог. Это его сознательный выбор. А Вы, мадЭмуазЭль, постарайтесь забыть о нем. Просто забыть. Вот прямо сейчас встаньте и идите подальше от его Содома и Гоморры. Вы меня слышите? Вы можете пообещать, что покинув мой дом, забудете дорогу в тот вертеп? Это для Вас же лучше, поймите. Ни ногой туда! Обещаете...?
... Она готова была пообещать что угодно. Ибо профессор (так же, как и его сын) вряд ли мог считаться вполне здоровым, адекватным человеком. Зрачки старика расширились настолько, что чернота казалось заполнила все его глазницы. Он всем корпусом подался вперед и смотрел сквозь нее.
В воздухе повисло тягуче-обволакивающе-вязкое облако страха и Минуре на мгновенье показалось, что руки профессора тянутся к ее шее...
... Девушка сбежала вниз по лестнице и буквально вышибла дверь подъезда. Ветер улицы рванул полы ее шубы и холод сразу же пронизал тело до костей.
Морок рассеялся...
- Сумасшедший старик...! Да пошел он...! - решила Минура и поехала в мастерскую к своему Пигмалиону.
Звонок на двери отродясь не работал, но девушка имела свой дубликат ключей.
... - Стас...! Стааас...! Просыпайся...! Да хватит дрыхнуть, проснись же ты, черт бы тебя задрал...!
Но сколько бы Галатея не трясла своего Пигмалиона за плечи, сколько не пинала и не кричала "проснись" - художник не реагировал.
Он, наконец, избавил своего отца-профессора от позора...
Продолжение следует...