Кто знал, что всего через секунду я потеряю ее…
С самого моего рождения у меня на руке располагалась странная золотистая татуировка в виде круглого циферблата, стрелки которого постоянно меняли свое положение, расплываясь в странные цифры. Никто не знал, что произойдет, когда шесть ровных нулей выстроятся в ряд. Также ровно, как курсанты под конец службы. И я не знал. До одного момента...
Было это лет пять назад, летом. Мои родители решили сослать меня в какую-то глухую деревушку на время каникул, к двоюродной бабушке по маминой линии, ссылаясь на то, что там я найду свою музу, о которой вечно бредил с того момента, когда впервые взял в руки карандаш.
Но я-то знал, что они просто хотели отдохнуть от меня, от моих вечных поисков вдохновения. Хоть они никогда это не признают.
Я сидел на заднем кресле старенького пикапа и завороженно смотрел на свою руку, где, к слову, выстроилось пять нулей, остались считанные секунды.
Я сидел в предвкушении… И вот настало затишье перед бурей. Ничего не происходило. Только было слышно как резиновые шины соприкасались с горячим асфальтом, и как перед машины разрезал легкое дуновение ветерка, который сильной волной по-хозяйски врывался через открытое окно, подбрасывая и теребя мои золотистые волосы.
Я плохо помню… Что именно заставило меня посмотреть в окно, где красовалось усеянное подсолнухами поле. Казалось, оно было бесконечно… Бесконечно прекрасным... Мое сердце замерло.
А ж дух захватывает, но особенным поле делали не ровные стволы подсолнечников, выстроенные в ряды, с широкими насыщенно-зелеными листьями, а маленькая голубоглазая девочка с короткой стрижкой, если не ошибаюсь, года на три меня младше.
Я высунул голову в окно, почти задыхаясь от большого потока воздуха, врезающегося прямо мне в лицо. Тогда-то я заметил, что цифры на моей руке покраснели.
Одна секунда…
Как только девочка скрылась из моего поля видимости, странная метка приобрела свой привычный цвет — золотистый. Теперь часы показывали лишь одно: 43 800:59:59.
Прибыв на место назначения, я сразу же достал свои карандаши и краски с кисточками из огромного чемодана, принимаясь воспроизводить тонкий и нежный образ той девчушки на белоснежном холсте.
Я никому не рассказывал о произошедшем… До этого момента, конечно.
Только через несколько лет меня осенило: трудно было не догадаться, что эта голубоглазка — мой соулмейт. Худо-бедно, но до меня наконец-то дошла эта истина.
Однажды я сидел под старым дубом, пытаясь найти хоть что-нибудь, что наполнит мою душу музой. Осень была одной из тех пор, которые служили творческим людям безграничными залежами вдохновения и идей. Поэтому я собрал в свою черную потертую сумку акриловые краски с кистями и отправился прямиком в лес, зажимая подмышкой небольшой мольберт.
Дуб, о котором я говорил ранее, был ровно в пять моих обхватов… Что не сделаешь ради утоления жажды разума, который, как маленький ребенок, топает своими маленькими ножками о землю, крича на всю улицу свое вредное «Хочу».
Это огромное по размерам дерево было моим генератором идей до поры до времени. Ничто не бесконечно.
Прошел еще год. Краски на холсте с моим «Маленьким вдохновением» поблекли и утратили свою былую насыщенность, будто не рисунок, а я сам увял, как подсолнухи на моей картине. Все валилось из рук. Больше не хотелось ничего: ни рисовать, ни ходить в школу, где все кругом строили отношения или говорили о них. Абсолютно н-и-ч-е-г-о, понимаешь? Мой друг, Шикадай Нара, отличающийся своей хронической ленью, часто звал меня гулять, но я отказывался до тех пор, пока сам не захотел что-то поменять в жизни.
Но такие мысли как: «Хочу снова увидеть ее, хоть опять на одну секунду!» или «Изменилась ли она?»… Никогда не покидали меня.
Каждый божий день после учебы я пялился на вечно меняющиеся цифры, а после за мной заходил Шикадай, и он вел меня блуждать по пустым улицам в компании каких-то девчонок… тех девчонок, чьих лиц я даже не помню. Да и сомневаюсь, что способен на это. Избирательная память… Странная вещь — соулмейт… Мне хватило всего секунды, чтобы запомнить образ той девчушки.
Мое ожидание скрасили вечерние прогулки после учебы. Черт, она заставила меня слишком много ждать, я даже на время забыл о таймере. В моем гардеробе появились толстовки и кофты с длинными рукавами, ведь моя маленькая метка на руке почему-то отпугивала людей, поэтому я прятал ее. Будто обручальное кольцо, воплощающее образ девушки, кричащей и вырывая волосы на голове: «Занято!».
Казалось, все бы ничего, пока мне просто напросто не надоели эти бессмысленные прогулки. Я до конца убедился в том, что все-таки я из тех людей, которые предпочитают искать пару не на улице в дружеской обстановке или на шумных молодежных мероприятиях, а в тихих библиотеках и, к примеру, на выставках картин Винсента Ван Гога или же моего любимого импрессиониста — Клода Моне. Странно слышать подобное от семнадцатилетнего юноши, не правда ли?
— У каждого человека есть свои странности, а твоя является очень, как это сказать-то, благородной? — Я искоса посмотрел на своего слушателя, набирая полную грудь воздуха, при этом потирая внутренние кантусы глаз.
— А как вы познакомились? — Виновато посмотрев на высокого блондина напротив меня, я выпрямился, подушечками пальцев перебирая конец фиолетовых рукавов своей же толстовки, и продолжил:
— В тот день, когда снова встретил её, кажется, это было в первое воскресенье лета, моя мама попросила меня посидеть в ее цветочном магазинчике, пока она пойдет прошвырнуться по торговым центрам со своей лучшей подругой — тетушкой Сакурой Харуно.
Было около десяти, когда я все-таки соизволил поднять свой зад с кровати, под крики матери, ну, в роде этого: «Иноджин Яманака, если ты сейчас не встанешь, то клянусь, что твоя приставка полетит в теплые края! Сакура придет скоро.» Весомый аргумент… Мне хватило всего десять минут, чтобы нацепить на свое слишком светлое тело черную футболку и джинсовые шорты, умыться, взять со стола овсяное печенье, и спуститься вниз по спиралевидной лестнице, где меня встретила моя мама. Я сразу заметил, что в магазин пришел покупатель, но не придал этому значения.
Мама немного побурчала на меня так тихо, насколько только смогла… Неудобно все-таки при людях тягать за уши семнадцатилетнего детину. Как только я потер красное ухо, при этом недовольно морщась, промолвил: «Ну, мам…», послышался тихий смех, где-то там, за моей спиной. Такой нежный…
И снова это непонятное чувство… Темно-синие шелковистые волосы были распущены и едва доставали середины спины девушки, стоящей у прилавка с цветами. На ней было просторное белоснежное платье до колен — Это все, что тогда я мог увидеть.
Я уже было хотел подойти к ней, но меня отвлек звон колокольчика, висящий над дверью и служащий сигналом, обозначающим, что посетитель пришел. В магазин зашла высокая розоволосая женщина с изумрудными глазами, она улыбнулась на мое приветствие, а после кинула маме пару фраз: «Ну, что, Ино, ты готова? Пойдем и скупим полмагазина!». Поистине не понимаю… Зачем столько одежды?
И снова звон колокольчика. С святящейся улыбкой на лице в помещение зашла Сарада Учиха — дочка тетушки Сакуры. Она мило поприветствовала мою маму и направилась ко мне со своими объятьями. Нет, ты не подумай, она просто напросто подруга детства, тем более она уже в то время повстречала своего соулмейта, хоть не была безгранично рада. Ведь ее второй половинкой оказался парень, которого она терпеть не могла еще с первого класса, из-за его детских проделок. Сам я его не знаю.
Но самое главное не в этом. Как только Сарада на несколько секунд повисла на моей шее, а наши мамы скрылись за дверью, синеволосая девушка в судорогах подкосила ноги и тихо взвизгнула, тогда-то я моментально отстранил от себя Сараду и спросил: «Вам помочь?», но ответа так и не услышал. Незнакомка несколькими плавными движениями вытащила из вазы три одинаковых подсолнуха, резко оборачиваясь в мою сторону.
Светло-розовые припухлые по-детски губы расплылись в милой улыбке, а небесно-голубые глаза, покрытые еле-еле заметной слезной пленкой, блеснули, словно две звезды на небосводе. Я смотрел на нее и не смел лишний раз моргнуть… А вдруг исчезнет… Она неловко отвела взгляд и прижала к себе подсолнухи, робко протягивая их мне: «Сколько с меня?».
Сарада огласила сумму, и незнакомка сразу же достала свой кошелёк, протягивая прямо мне в руки деньги. Огромная стая мурашек пробежалась по моему телу, когда я еле-еле прикоснулся к ее нежной руке и увидел до ужаса знакомые изгибы, сливающиеся в одну сплошную татуировку в виде часов. Я не знал, что мне делать и как чувствовать себя. Неловко улыбнуться? Спросить как зовут? Номер телефона? Или же отпустить? Да, я остановился на последнем варианте, ведь, кажется, она плохо себя чувствовала.
Только потом до меня дошло, что такая мелочь, как обнять девушку, судьбой не предназначенной тебе, поцеловать или что-то вроде того, этим можно причинить неимоверную боль твоей родственной душе… Какой же я придурок!
Сердце бешено колотилось, когда девушка с подсолнухами почти переступила порог магазина, мне очень хотелось окликнуть ее. Но в этот момент в помещение вихрем забежал высокий молодой человек с причудливыми двумя полосками на щеках, он вжался своими руками в хрупкие плечи синеволосой, беспокойно бегая голубыми глазами по перепуганному лицу девушки, которую чуть ли с ног не сбил. Он запустил свою руку в золотистые волосы, облегченно выдыхая, и с какой-то ноткой злости и переживания произнес: «Химавари, я же тебе говорил, что заберу тебя, почему ты не послушала?».
Я стоял молча, изредка посматривая то на Сараду, которая сжимала кулачки, то на парня, по-видимому, узнавший ее: «Боруто, а ты что здесь делаешь?». Я проглотил образовавшийся ком в горле. Этот блондин — соулмейт Сарады?
Не знаю почему, но Боруто с Сарадой стали ссориться и проклинать друг друга, а я тем временем молча смотрел на Химавари, запоминая каждую деталь, чтобы вскоре написать новую картину… А она, ловя мой взгляд, смущенно отворачивалась, сжимая в ладонях стебельки подсолнухов. Хима стояла на фоне переполненных цветами ваз. Не знаю почему, но на душе было так спокойно… Таймер начал новый отсчет: 508080:29:22. Я нашел ее - мою музу! И больше никогда не отпущу!
Да, нашел свой мир, где я счастлив… Мир подсолнухов…
Himawari sakai
