Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12 повести "Первый бой" в нашем журнале.
Автор: Александр Седнин
Глава 13. Пароли и явки.
Савелов шёл по коридору по направлению кабинета директора. Пять минут назад его туда вызвали. Ничего хорошего его там не ждало, поэтому шёл Дмитрий не торопясь, с высоко поднятой головой, рассматривая облезший школьный потолок.
Ему вдруг вспомнилось детство.
Деревня. Малая Родина. Лето. Пышущий жаром полдень. За окном в сухой траве лениво стрекочут кузнечики. Дмитрий любил этот дом. Раньше он принадлежал попу, а потом отошёл его прадеду Семёну, ставшему после войны председателем колхоза. Все соседи разъехались, и их дом стоял совершенно один, как перст на отшибе. С одного крыльца открывался вид на деревенский луг, справа от которого стояла мельница, обрамлённая небольшой рощицей, а слева тянулось серовато-жёлтой полоской огромное ржаное поле, утыкающееся в каскад голубого неба, а по центру две тонкие метёлки со свисающими до земли тонкими веточками.
С другого крыльца раскинулся поповский вишнёвый сад, где Дмитрий с братьями собирали вишню для продажи на базаре, куда его бабка ездила каждый выходной в город на автобусе. Вишни было так много, что к концу августа они уже не могли её есть. Она лежала в корзинках, чемоданах, завёрнутая в газеты и целлофан.
Торговать ездила только бабушка или её сестра. Никого из братьев не брали после одного случая, когда бабушка когда-то давно взяла тогда ещё старшего из них, Олега, которому сейчас уже двадцать шесть, а тогда было лет девять, с собой в качестве помощника. В середине дня ей понадобилось разменять деньги, и она оставила его одного следить за товаром, а когда вернулась, застала такую сцену: мальчик живо беседовал с женщиной, которая зажимая между пальцами вишенку, пристально рассматривала её на солнце, прищурив один глаз.
- Тёть, ты у нас ягодки не бери, они у нас почти все с дырочкой. Ты вон у соседей, напротив, купи, у них хорошая.
Бабка подлетела к лотку, чтобы заткнуть ребёнку рот, но уже было поздно – вещал он довольно громко, и большая часть людей слышала.
- А ещё бабуля виноградной родительскую разбавляет, поэтому у нас только сверху хорошая, а внизу – кислятина одна, - добил Олег вдогонку уходящей женщине.
После этого на взятие кого-то из братьев на базар было наложено строгое вето.
«Уж больно честны», - приговаривала бабка, всегда плюясь при этих словах.
Но в этот день она никуда не уехала – вот-вот должны были прийти дед и дядя с рыбалки, поэтому бабушка сидела дома и ждала их, чтобы сготовить на вечер своей фирменной наваристой ухи.
День выдался весьма тёплым и погожим. По небу лениво плыли облака, закрывая пышущее жаром солнце, поэтому можно было, собрав корзинку вишни, лежать под сенью деревьев на траве и любоваться ими.
Вскоре появились дед и дядя с хорошим уловом карасей. Бабушка сразу же решила отправить первую партию на варку, и поставила кастрюлю с ещё живыми карасями рядом с плиткой, отправившись натачивать нож.
В этот момент Дмитрий и оказался на кухне, решив показать бабушке, сколько он сегодня насобирал. Тут он и увидел этих небольших рыбок, плавающих в кастрюле, под которой синими языками должен был заполыхать огонь. Вода пузырилась, и караси подпрыгивали в немых конвульсиях, готовясь заживо свариться в крутом кипятке. На Дмитрия это произвело сильное впечатление. «Как так можно, они же ещё живые!» - промелькнуло у него в голове.
Решение пришло мгновенно. Он схватил кастрюлю и, плеская водой, понёсся в комнату, зная, что на двери есть спасительный крючок.
Естественно, пропажа карасей была тут же замечена. Бабушка и дед тут же догадались, кто мог их утащить.
- Немедленно открой! - сурово скомандовала бабушка, колотя в дверь.
Маленький Дмитрий сидел, обнимая, кастрюлю и ревел.
- Не открою! Вы их убьёте!
- Открой! Хуже будет!
- Нет!
И Дмитрий принялся рыдать ещё сильнее.
Когда становишься взрослым, понимаешь, как глупо было тогда противиться судьбе. Но в десять лет всегда веришь в то, что всё можно спасти, что любая проблема может решиться сама собой, даже когда выхода нет.
Но Дмитрий не учёл, что мир быстро отнимает это чувство. Продумав всё до мелочей, он упустил самое главное – окно. Пока бабушка ломилась в дверь и теребила её, отвлекая его внимание, дед с матюгами уже лез в окно. Дмитрий бросился его закрывать, но было уже поздно. Он был схвачен его крепкими жилистыми руками.
И пока Дмитрий лежал на кушетке, в то время как его филейную часть ласкал ремень, в кухонном проходе он видел стол и бабушка, которая чистила и потрошила карасей.
И он не мог их спасти.
Почему ему вдруг вспомнилась эта история? Какое она сейчас имела значение? Может быть, всё, что он затеял, было зря? Всё это – поступки десятилетнего мальчишки – максималиста, который никак не может смириться с мыслью, что он не герой, не мессия, а обычный человек.
Он открыл дверь кабинета и вошёл. Его уже ждали.
Ольга Сергеевна поздоровалась с ним и указала на кресло, напротив её стола.
- Ты, наверное, уже в курсе, что произошло сегодня после уроков, - стальным голосом проговорила она, опустив предисловия.
Савелов кивнул.
- Где он сейчас?
Дмитрий очень беспокоился за Пынзаря. Дурак, добрый, справедливый, но дурак. Чего он на этого поддонка полез? Хотя Генка без повода не лезет. Значит, заслужил. Жалко парня, в такую историю себя втянул, об дерьмо руки замарав.
- Родителям передали. В понедельник на учёт будем ставить, и они тогда на тебя заявление писать придут, познакомишься. А сейчас я хочу узнать, как ты объяснишь произошедшее?
- Психолог пускай объясняет. Я в детских поступках плохо понимаю. Что он сам говорит?
- Говорит, что это мальчик, Журбанов, кстати, из твоего класса, якобы хотел испортить портрет ветерана.
- Значит, за дело он ему накостылял. Не подумайте, я не оправдываю, но чисто по-человечески…
- Ты – педагог, поэтому какое тут, «чисто по-человечески». Мы должны отговаривать детей от насилия, а не приучать к нему.
- Не скажите, иногда насилие полезно в маленьких дозах, особенно для таких, как Журбанов. Но я никогда не прививал Пынзарю неприязнь к нему. Скорее всего он сам нарвался. Как я понимаю, заслуженно.
- То есть, ты считаешь, что ты в этой ситуации не виноват, и ты никак не повлиял на этого мальчика?
- Может быть, и повлиял, но я его не подстрекал никого бить. А в остальном – мы вольны поступать так, как хотим. Он - свободный человек.
- Савелов, хватит валять дурака, ты поступаешь непрофессионально! – раздражённо рявкнула Ольга Сергеевна, хлопнув ладонью по столу.
- В чём же, интересно?
- Ребёнок ходил к тебе на кружок?
- Ходил.
- Значит, ты где-то что-то ему внушил.
- Но он же не только на мой кружок ходит. Вы проверьте, может он ещё на «авиамодельный» записан или «кройки и шитья». Вдруг их там учат немотивированной агрессии.
- Издеваешься? Ты вообще понимаешь, что его мать влиятельный человек, у неё есть знакомые в самых верхах этого проклятого города! С такими родителями мы не имеем права портить отношения.
- Констатирую факт. Думайте, она вам помощь спонсорскую что ли сделает? Или по вашему, если родители ребёнка имеют чины и звания, ему можно вести себя, как сволочь?
- Хорошо, Савелов, я тебе тоже сейчас констатирую…
Вдруг скрипнула дверь и в кабинет вплыла старая знакомая Савелова, та самая из управления образования – Галина Петровна Кожемякина собственной персоной, видимо, на хребте у чёрта прилетела.
Увидев Савелова, она тут же заулыбалась хищной улыбкой.
- Что, уже у вас сидит, голубчик? Говорила же, что буду за вами пристально следить, а вы не верили.
- Вот, Галина Петровна, объясняю ему, что он сделал не так, а он ничего понимать не хочет.
Кожемякина посмотрела на Савелова злыми колючими глазами и, слогами медленно произнесла:
- Ну, где же ему понять. Сразу видно отсутствие педагогической закалки. Непрофессиональный подход. Я бы на вашем месте за такое сразу бы заставила написать по собственному.
- Не будем так категоричны, всё-таки Дмитрий Иванович неплохой работник (со всей своей резкостью Потапова прекрасно понимала, как трудно нынче найти нового учителя, поэтому старалась лавировать как могла, чтобы с одной стороны прижать к ногтю, а с другой не перегнуть. Савелов, по сути, был у неё в руках, идти-то ему особо было некуда, а ей он был нужен, поскольку Натан Самуилович на себя больше, чем нужно не возьмёт, а значит надо его, Дмитрия Ивановича, приструнить, посадить на короткий поводок со строгим ошейником, чтобы не тявкал).
- После сегодняшнего инцидента я бы в этом усомнилась. Довести ребёнка до того, что он начинает проявлять немотивированную агрессию – высший признак того, что человека нельзя допускать до работы с детьми, а тем более с подростками, у которых неустойчивая психика. Ребёнок по вашей вине, скорее всего, будет стоять на учёте в полиции.
- Вы должны извиниться перед его родителями и, обязательно перед мамой Ромы Журбанова, - вставила Ольга Сергеевна.
- А дулю с маком им не завернуть? – огрызнулся Савелов и понял, что тормоз сорвало и дальше бесполезно пытаться контролировать происходящее.
Улыбка Кожемякиной готова была разорвать ей щёки. Ещё бы, это был её триумф, и Савелов понимал, что что-то готовится.
- Хорошо, если родители его в другую школу не переведут, - вставила Ольга Сергеевна.
- Вы ничего не хотите сказать в своё оправдание? – Галина Петровна, наконец, обратилась к Савелову, причём так, как будто, только что его заметила. Потом она опустилась в кресло напротив него и стала смотреть ему прямо в глаза.
- Тут нечего добавить, вы как всегда очень точны в формулировках и профессиональны.
- Мы ещё и хамим.
- Никакого хамства, суровая действительность.
- Вот что, Дмитрий Иванович, радуйтесь, что я не ваш начальник, а то мигом дала бы вам коленом под зад, - невозмутимым голосом с нотками лёгкого раздражения, словно Савелов был надоедливой мухой, докучливо вившейся перед Галиной Петровной, - Поскольку я лишь могу указать на ошибки, дать рекомендации, мои полномочия, увы, ограничены.
- И, слава Богу! – вырвалось у Савелова.
- Не перебивайте меня! Я только недавно обзвонила родителей тех детей, которые посещают ваш кружок. Мы все нашли его вредным, потому что там вы ничему не учите детей, а только показывайте им кровь, смерть, жестокость и всякие мерзости.
- Моей задачей и не было их чему-то научить. Учатся они на уроках.
- А в чём же, позвольте узнать, заключалась ваша задача.
- Рассказать правду, чтобы они поняли.
- Какую правду? Что они должны понять? Что нужно избивать других детей до полусмерти?
- Что есть в этом мире то, за что стоит бороться.
- Нет, Дмитрий Иванович, вы в который раз не правы. Вы учите детей ложным идеалам, развращайте их. Наша задача – привить им доброту, гуманность, патриотизм, веру и желание служить своей Родине, любить своих ближних. Разве на войне было что-то из этого?
- На войне всё это было. По крайне мере, она обнажила это в людях. Может быть, как раз сейчас у нас этого нет, и нам этого не хватает.
- Чего, войны?!
- Возможно, и войны. Парадокс нашей жизни в том, что отдалившись от войны, мы утратили больше человеческого, чем когда убивали друг друга. Война обнажила в нас и хорошее и плохое, явив миру именно человека, без всякой обёртки. Она просеяла людей как муку, показав, что не всегда можно подогнать человека под категорию «плохой-хороший», «свой-чужой». Всё познаётся только, когда смерть дышит в затылок. А тут, бывает, ходишь, и не знаешь, кто есть кто. Там это сразу становится ясно.
- Для вас война – это хорошо? Вы - больны!
- Мы все больны, Галина Петровна, в той или иной степени, а сейчас – особенно. Моей главной задачей было показать ребятам человека на войне и, думаю, я справился. Они видели, что всегда есть место подвигу и предательству, смелости и трусости, и это научило их во многом разбираться. Многое понимать. По крайней мере, мне в это хочется верить.
- Не могу больше это слушать! Я закрываю ваш кружок! С этого дня мы официально начинаем проверять все ваши программы и материалы к нему на предмет экстремизма, пропаганды насилия и прочей гадости. Держитесь, Савелов!
С этими словами она рванулась с кресла и неровной походкой, подпрыгивая от раздражения, быстрой походкой направилась к выходу, приговаривая:
- Таких не просто увольнять, таких подонков надо сажать.
- Галина Петровна, подождите! – заверещала Ольга Сергеевна и рванулась за Кожемякиной, на ходу развернувшись к Савелову и рявкнув, - Доволен теперь?! Пятно на всю школу!
И пулей вылетела из кабинета.
«А у меня ещё дети в музее запертые ночи дожидаются», - подумал Савелов, улыбнувшись в душе. Теперь ему стало хорошо и спокойно. Наступила ясность того, что он делает. Назад пути не было. Он всё ставил на «зеро».
Продолжение следует...
В тексте упомянуты спиртные напитки и/или табак, вредные для Вашего здоровья.
Нравится повесть? Поблагодарите журнал и автора подарком.