Людмила Гурченко и продюсер Сергей Сенин встретились в 1990 году на съемках фильма «СекСказка». Через три года поженились и прожили вместе почти 20 лет – до последнего дня Людмилы Марковны.
Сергей Михайлович, когда вы познакомились с Людмилой Марковной, чем-нибудь она вас поразила?
Поразила меня невероятная Люсина скромность и деликатность. Я ожидал, что вокруг нее тысяча нянек и мамок. Оказалось, нет, все сама… В быту – обычная, спокойная женщина. А в работе – невероятно ответственная. Люся всегда знала текст, всегда была подготовлена к репетиции, никогда не опаздывала. И еще меня поразило ее невероятное терпение. Когда, например, уже казалось, что можно сойти с ума, кому-то что-то доказывая, Люся это делала терпеливо, тихо, спокойно. И никогда никаких скандалов. Дают эту гостиницу – хорошо, условия для проживания не идеальные – ну что ж, ладно. Никаких – «я звезда»! И слово это она очень не любила – звезда. А до этих съемок, до нашей встречи я был с актрисой Гурченко знаком заочно – до дыр зачитав ее книги, посмотрев множество картин с ее участием. Совершенно не думая, разумеется, что моя жизнь так круто изменится. Я ведь долгое время вообще другим делом занимался, не кино, и жил далеко от Москвы.
Надо же, а мне казалось, что Гурченко всегда и везде – фейерверк.
Да, мы часто неосознанно переносим экранные или сценические образы на личность самого исполнителя. На сцене, в кадре, на эстраде Люся – да, была фейерверк, а в жизни любила тишину, любила полежать, подумать. Она все репетировала лежа, даже танец, он рождался в ее воображении. Трудно представить? Но если задуматься, это логично. Ведь та безудержность, которую Люся несла зрителю, требовала подпитки. Энергию нужно где-то брать. А это было возможно только в состоянии душевного равновесия, покоя, тишины…
Писала ли вам письма Людмила Марковна, когда вы были в разлуке?
Нет, но дома лежали тонны тетрадей, исписанных даже по периметру – черновики ее книг. Только я и мог разобрать эти строки – и их потом и перепечатывал. Люся даже эсэмэски отправлять научилась только в самом конце и то кое-как. Вообще мобильный телефон был для нее устройством абсолютно чуждым, хотя она попыталась его освоить… Где-то дня за четыре до ухода из жизни ей подарили маленький ноутбук, который она так и не открыла. Но когда, еще до этого подарка, Люся захотела научиться выходить в интернет, чтобы читать там биографии любимых актеров, я целый день на своем компьютере показывал ей, как это делается. У нее никак не получалось работать мышкой, находить, куда этой мышкой щелкать. Правда, какие-то самые простые операции, например, как войти в Яндекс, она все же освоила. И вот вижу: набрала имя актера, американского. Сейчас уже не помню, какого точно. Ди Каприо она любила, Де Ниро… А я вышел погулять с собаками. Через полчаса возвращаюсь – компьютер закрыт, лицо мрачное. Что произошло? Потом догадался. Сначала Люся, видимо, набирала любимых актеров, а потом набрала себя. И вы, я думаю, понимаете, что там, в этой сети, она увидела. К сожалению, определенные люди, дорвавшиеся до возможности выплескивать свою злобу на весь свет, пишут в сети все, что захотят. Вот Люся и нарвалась на что-то такое. Этим и закончился ее первый и последний выход в интернет.
При этом она ведь была очень сильным человеком…
Она была намного сильнее меня. Более сильного человека, чем Люся, я вообще не встречал. В моменты концентрации, когда нависала какая-то угроза или случалось что-то очень негативное, как она могла аккумулировать в себе стойкость и силу! Если уж говорить совсем высоким слогом, Люся была человеком, который, чтобы отстоять свое достоинство, мог не задумываясь уйти из жизни. Не задумываясь! Сломать ее было невозможно. Наверно, такая стойкость была заложена еще в детстве, в годы войны и лишений, когда ее родной Харьков оккупировали немцы. А еще отец. Это от него в Люсе жизнелюбие и оптимизм, которые не покидали ее никогда. Отец вообще очень много дал ей. Вот говорят: у Гурченко было то ли четыре мужа, то ли пять. Она всегда смеялась, советуя уточнять порядок действующих лиц, потому что часто путали, кто был раньше, кто позже… А это был поиск отца. Поиск тех черт, тех качеств, которые были в любимом папе. Думаю, в каждом из нас она что-то такое нащупывала, находила.
Вас это не обижало?
У нас были очень близкие отношения, но я понимал, у Люси в жизни по-настоящему был только один мужчина – отец. И связь с ним была какая-то невероятная. Он умер в 1973 году, но Люся каждый день – я не утрирую, не преувеличиваю – каждый день проживала с думой об отце. И утром, и вечером я слышал: папа, папа, папа… То с юмором, то вдруг с трагизмом. В чем-то она его идеализировала, наверное. Но если для того, чтобы стать таким сильным человеком, какой была Люся, нужно вот так идеализировать своего близкого, значит, это правильно.
Сложно мужчине жить с женщиной, которая сильнее его?
Ну, во-первых, мы, мужчины, не показываем же, что мы… Это я сейчас так откровенно. Но, безусловно, сложно. В первую очередь от осознания ответственности, потому что при таком положении вещей ты не имеешь права на это, это, это… Но одновременно начинаешь себя по-другому ощущать, оценивать, и те плохие качества, которые в тебе присутствуют, ты от них избавляешься. Ты теперь многое должен, и этот долг как бы тебя очищает. Понимаете? Дает смысл твоему существованию. А за это можно быть только благодарным. Ну а если не хочешь всех этих сложностей – тогда не живи с этим человеком, а живи так, как тебе проще. Но могу сказать, что мне с Люсей было очень легко!
В том, что касалось работы, она тоже была требовательной?
О, в работе все должно было быть идеально, на высшем уровне. Тут Люся уже рукой не махала, как на гостиницу, если та была не слишком удобной. Здесь – будьте любезны, покажите высокопрофессиональную работу. Помню случаи, когда художники по костюмам… Вообще они Люсю обожали, потому что она была их соавтором, давала много подсказок, идей. Так вот были случаи, правда, очень редко, когда художник по костюмам, что называется, не тянул. Тогда Люся сама занималась костюмом. Но без вызова – просто от необходимости. Для нее как для настоящего профессионала каждая деталь костюма имела значение, начиная с белья. Его можно не видеть в кадре, но, даже скрытое от глаз, оно должно быть правильным, чтобы роль выстраивалась. Ну, это такая актерская кухня…
К своему внешнему виду Людмила Марковна была очень требовательна. А в быту для нее было важно, чтобы ее окружали красивые вещи?
Это было естественным и единственно возможным образом ее жизни. Дома нас окружали и меня сейчас продолжают окружать удивительные вещи. Люся очень любила все старинное, любила карельскую березу, урановое стекло, красивую посуду… Есть много жизненных моментов, объясняющих, отчего вдруг родился именно такой интерес. Ведь с чего начиналась ее жизнь? Война, оккупация, голод, холод, вши – и вдруг такое. Будто Люся родилась в 19 веке в каком-нибудь дворянском гнезде. Она не была коллекционером в полном смысле этого слова. В основном это были случайные вещи. Но каждая из них настолько индивидуальна, настолько замечательна и так отражала характер Люси, ее суть, что сразу гармонично вписывалась в интерьер. Многое она приглядела, например, в Эрмитаже. Люся вошла в один из залов, увидела мебель из карельской березы, зеленое урановое стекло, на которое падал луч света, и эта картина так поразила ее своей красотой и одухотворенностью, что она захотела перенести все в свой дом.
Вы полностью сходились во взглядах, вкусах?
Мы оба были влюблены в то, чем занимались – кино, театр, эстрада… Собственно, мы же и сошлись на том, что наши вкусы, отношения к всевозможным жизненным обстоятельствам, оценки человеческих качеств во многом совпадали.
Продолжение беседы завтра, подпишись на наш канал!
Марина Бойкова, Москва, специально для «Лилит»