Утром в трапезной к Феклуше подсела Ольга. Она приветливо улыбнулась и подала стоявшую поодаль миску с нарезанной варёной свеклой.
- Угощайся, сестра! Сегодня ещё и каша! Как хорошо! - оживлённо произнесла сестра Ольга. Стояла тишина. Слышен был только стук ложек о днища деревянных мисок и голос сестры, читавшей жития святых. Сестра Ксения, которая сидела поблизости, грозно взглянула на девушек, и они замолчали.
Феклуша еле заметно кивнула Ольге. Она была удивлена, откуда у этой девочки столько радости. Ей стало интересно: давно ли она здесь, по своей ли воле. Может она с детства мечтала быть монахиней или же родители не могли прокормить - вот и отдали в монастырь. Сегодня сестрам опять предстоял совместный путь к источнику за водой, и Феклуша с интересом ждала предстоящей беседы.
- Давно ли я в монастыре? - повторила Ольга Феклушин вопрос, когда подруги спускались по тропинке к источнику. - Нет, совсем недавно, несколько месяцев. Я к постригу готовлюсь. Сестра-настоятельница говорит, что сначала надо пройти искус - два-три года. Побыть послушницей, понять - по силам ли такая жизнь. А ты у нас совсем недавно, да? Долго готовилась?
- Готовилась? - удивилась Феклуша. - Разве в монастырь готовятся?
- Конечно! Как только мне батюшка благословил монашеский путь, так я сразу стала готовиться. Училась Иисусовой молитве. Стала больше уединяться, от праздности беречься. Девчонки наши соберутся на гулянья или в ночное, а я к себе, в келейку. У нас в избе в красном углу батюшка мне занавеску повесил, для того, что бы я, когда захочу, могла отгородиться от всех и молиться. И другим не мешаю, и мне хорошо.
Бывало, за день устанешь, наработаешься и спать бы, отдыхать, к новому дню сил набираться. Все помолятся кратко и засыпают. А я нет! Лежу, не могу заснуть. Словно камень на груди. Встану тихонько и пойду в свою келейку. И молюсь там - сначала про себя, потом тихо-тихо вслух. И правило вечернее вычитаю. И акафист Богородице, и из Псалтыри, что помню наизусть. Потом Николаю-угоднику помолюсь, и Алексию - человеку Божьему, и моей любимой Великомученице Екатерине. А они стоят вокруг, смотрят с икон - все мои родные, любимые. Живые, что ни есть, живые, рядом со мной! И откуда силы брались?! Я тогда от радости начну поклоны класть.
« Господи, - говорю, - Владыко! Как милостив ты ко мне, как щедр! Помоги мне пройти по жизни путём иноческим, благословенным!»
Бывало, слышу - матушка проснулась, ворочается с боку на бок, отцу спросонья говорит: "Слышишь, младшенькая не спит, костьми об пол гремит. Уморит себя, молитвенница!"
А утром, представь себе, какая из меня работница! Еле ноги волочу. Посплю два часа, а то и вовсе глаз не сомкну, и в поле. Родители на меня сначала сердились, потом стали переживать. Однажды я спросонья чуть себе руку молотильным ножом не перерубила. Порезалась, крови было... До сих пор большой шрам остался.
В общем, благословил меня отец: "Иди в свой монастырь, раз иначе не можешь!". Сначала не хотел меня отпускать. Семья у нас не такая большая, как бывает - из детей я, сестра Наталья, да младший братишка. В хозяйстве помощь нужна была. Но как подрос братишка, стал со всеми наравне работать, так меня и отпустили родители. Такие добрые!
- И что же, ты с самого детства хотела быть монахиней, или случай какой был, что в тебе желание проснулось? - поинтересовалась Феклуша.
- Случай был, - Ольга замолчала, тихо вздохнула и жалобно посмотрела на подругу. - Давай мы до колодца пойдём молча. Я помолюсь немного. Позже разговор продолжим, хорошо?
- Хорошо, моя дорогая! – с улыбкой ответила Феклуша. Эта откровенная девчушка ей всё больше и больше нравилась.