Продолжение. Начало здесь.
Пройтись по воскресному городу днём, при свете солнца - настоящее удовольствие для души. Отключиться хотя бы на несколько минут от реальных или надуманных проблем, осадить вечное желание нестись вскачь, взнуздывая внутренних коней, и просто шагать по тротуару, подставляя лицо ярким солнечным лучам.
Жмуриться от слепящего сияния и улыбаться самой себе, или своему отражению в витринах. Можно даже махнуть - привет!
А потом присмотреться, и разглядеть в окнах столики кафе, за которыми сидят люди и наслаждаются воскресным кофе. И машут в ответ, смеясь. А ведь и правда, смешно!
И оттого, что подарил кому-то возможность улыбнуться, на душе становится ещё легче. Так и идёшь, с улыбкой, по воскресному городу, наполненному ослепительно сияющим солнцем. И тихой лазурью неба, в которой - бескрайняя тишина и свобода. Даже среди неумолкающего гомона и суматохи большого города есть этот островок спокойствия - там, вверху, над всеми небоскрёбами и антеннами столицы.
Когда нужно привести мысли в порядок и восстановить гармонию в душе, достаточно неторопливо пройтись по улицам города и поднять глаза к небу. В этой необъятной вышине всегда можно найти отголосок того мира, которым изначально наделено каждое сердце. Только не каждому он виден.
Света с удовольствием прогулялась по воскресным улочкам Москвы, доехала на метро до Ольгиной станции и даже ещё осталось время заглянуть в магазин - купить угощение подруге и её родным.
На Севере есть такая незыблемая традиция: идёшь в гости - значит, несёшь гостинец. Угощение к столу или подарок хозяевам, игрушки или сласти детям. Приходить с пустыми руками в чужой дом - моветон. Не нужно накупать ценности-шикарности. А вот хотя бы пустячок, просто знак внимания - повод для улыбки и хорошего настроения.
Света купила гостинцы и знакомой дорогой быстро добралась до дома Кирсановых. Только позвонила в дверь, как та тут же распахнулась, и Ольга сгребла подружку в охапку - как будто стояла в прихожей и поджидала. Света чуть не выронила «Наполеон» от неожиданности – коробка громко хрустнула.
– Оль, подожди, торт раздавишь!
Наобнимались, насмеялись, устроив в коридоре весёлую возню.
Любовь Андреевна, мама Оли, выбежала в фартуке в коридор:
– Оль, ну задушишь же Свету! Светочка, здравствуйте! - Подошла и тоже с улыбкой обняла гостью - как доброго друга. От этого так тепло стало на душе, сердце до неба вскинулось.
– Здравствуйте, Любовь Андреевна, это вам! - Протянула хозяйке букет белых хризантем с упругими, влажными лепестками, и всё это очарование утопало в сочной, яркой зелени.
– Обожаю хризантемы! Спасибо, милая! Оль, давай, ухаживай за Светой, проходите в гостиную, сейчас кушать будем. У меня борщ! - И убежала в кухню.
А подружки принялись говорить одновременно и смеяться, и смотреть друг на друга сияющими от радости глазами - как будто сто лет не виделись!
– Давай пальто, сюда уберу – в шкаф, на вешалку. Сейчас тапочки дам. Уже приготовила для тебя – твой размерчик. – В такой размерчик можно было две светины ноги втиснуть. – Зато новые! Папа выбирал! – Весело блестя очками, объявила Оля, и девушки одновременно прыснули.
– Боже, какие ароматы! Мммм... – Света потянула носом воздух. А в нём - насыщенный запах наваристого борща, да с зеленью, запах свежего лучка, хлеба, чесночных пампушек, пропитанных маслом... объеденье! Самое то после прогулки на морозце, под зимним солнышком. – Ой, Олечка, это тебе! – Протянула любимой подружке плотный пакетик.
– Ого, правда? Ну-ка, ну-ка, что там? – Оля забавно сморщила носик и запустила руку внутрь, пока Света надевала тапки и поправляла волосы у трюмо.
Наставница вытащила из пакета длинный тонкий футляр. Открыла его, а там – цепочка с именным кулоном «Ольга», с крохотным сердечком, в центре которого сверкал голубой камушек. Недорогая вещица, но настолько изящный аксессуар, что Света не устояла – так захотелось подарить украшение подруге.
– Светкаааа… - Оля задохнулась от эмоций, снова сгребла подругу в охапку и расцеловала в обе щёки. – Спасибо, спасибо, дорогая. Такая красота! – Девушка любовалась на безделицу, глаз не могла отвести. – Помоги надеть, плиз. – Тут же, подхватив косу вверх, попросила Свету, та застегнула цепочку и Оля, поправив очки, объявила:
– Буду хранить эту прелесть на память о нашей дружбе. Пошли мыть руки и за стол! Сейчас обедать будем.
– А торт куда?
– Давай сюда. «Наполеончик», мой любименький! – Напевая от радости, Оля проводила Свету в ванную – мыть руки, а сама убежала в кухню – убрать торт в холодильник и помочь маме.
– Свет, иди сюда! – Ольга позвала из кухни, и Светлана, совсем не грациозно, пошлёпала в дядистёпиных тапках на голос.
– Оль, ну ты что, не могла Свете хотя бы мои тапки дать?
– Не-не, Любовь Андреевна, всё нормально. Мне так нравится. Ноги дышат. – Света еле удерживалась, чтобы не рассмеяться.
– Аххаха! – Заливалась Ольга в ответ.
Мама лишь качала головой и улыбалась, наблюдая за тем, как дурачатся девчонки.
Молодость заряжает энергией, это правда.
Хлопнула входная дверь.
– О, папа пришёл! – в один голос воскликнули Оля и Любовь Андреевна.
– Девочки, встретьте отца. У него сумки с провизией.
– Вот только попробуй наступить мне на пятки! – Пригрозила Света, ковыляя в прихожую. Ольга, сгибаясь пополам от смеха, забежала вперёд, схватила Свету за руку и потащила к дверям. Пришлёмбали с грохотом и смехом, так и знакомились с олиным папой – Владимир Устинович с удовольствием пожал протянутую Светой руку и вручил ей другие новенькие тапочки – на несколько размеров поменьше.
Улыбнулся:
– Оля у нас шутница. Я просто чуть-чуть задержался, машину в гараж ставил.
Девушки помогли хозяйке разложить купленные продукты по полочкам, нарезать хлеб тонкими ломтями, и высыпать мелко нарезанную зелень в фарфоровую тарелку.
– Доча, неси супницу на стол. Только аккуратно, не споткнись.
Свете доверили нести большое блюдо с домашними соленьями-квашеньями-моченьями. Грибочки, хрусткие консервированные и солёные огурчики, маринованный чеснок и помидорки-черри, хрустящая квашеная капустка, приправленная лучком. От всех этих ароматов рот наполнялся слюной – Света внезапно ужасно проголодалась.
– Так есть хочется! – Словно, прочитав её мысли, откликнулась вслух подруга и торжественно водрузила супницу в центр стола.
Гостиная вся залита солнечным светом и производит совсем иное впечатление, чем тогда, в первый светин визит. Правда, в тот раз гостья была настолько поглощена проблемой с ключом, что не замечала ничего вокруг, и даже не запомнила обстановку квартиры.
А сейчас большая комната в доме Кирсановых показалась девушке милой и гостеприимной. В центре комнаты застелен белой скатертью большой стол, расставлены глубокие тарелки, хрустальные фужеры, в графинах сольфериново сияет пронизанный солнцем клюквенный морс. Блестят мельхиоровые приборы. Негромко звучит музыка – видимо, Моцарт - любимый композитор в семье. Свете тоже по душе почти все произведения Вольфганга Амадея – он близок ей по духу. Ни заунывности, ни занудства – лёгкость и объёмная гармония звучания.
Когда Любовь Андреевна разливала борщ по тарелкам, под потолком потекла «Маленькая ночная серенада» - и ноги сами собой задвигались в такт жизнерадостной мелодии.
И в этот момент… дверь в одну из прилегающих комнат отворилась, и в гостиную величаво вплыла старушка с удивительно прямой осанкой и проницательным взором голубых глаз – строгих, глубоких, и в то же время, проникновенно доброжелательных. Света поднялась ей навстречу, и, даже не отдавая себе отчёта, слегка поклонилась. Хорошо хоть, не присела в реверансе.
– Бабушка, знакомься, это Света, про которую я тебе рассказывала. Света, это моя бабушка, Лидия Степановна. – Оля произнесла это громко, отчётливо. Повернувшись к подруге, пояснила шёпотом, едва слышно: «Бабушка глуховата, говори громче».
– Очень приятно. – Девушка отчего-то смутилась под внимательным взглядом величественной старушки. Та лишь молча кивнула и уселась за стол.
– Мама, давайте я вам лучка в борщ покрошу, как вы любите. – Любовь Андреевна хлопотала у стола, успевая приглядывать за всеми. – Берите сметану. Света, побольше, побольше сметанки.
Владимир Устинович приобнял мать за плечи, уселся за стол со всеми и обед покатил спокойно, уютно, неторопливо – за разговорами и вкусной домашней едой.
Борщ наваристый, с кружочками жира, с зеленью, сметаной – объеденье. Дальше подали пельмени домашней лепки, но Света уже так наелась сытным борщом, что осилила лишь три пельмешки – и то уже чувствовала, что переела.
– Олюшка, ты мне почитаешь перед сном? Ничего не вижу… - Неожиданно включилась в разговор Лидия Степановна, обращаясь к внучке.
– Бабуль, я на свидание сегодня иду. – Улыбнулась Оля и густо покраснела – до самых ушей.
– Что? – Не расслышала старушка.
– Оля на свидание сегодня идёт! – Чуть погромче повторила Любовь Андреевна, наклонившись к самому уху свекрови. Та кивнула, мол, поняла. – Я сама вам сегодня почитаю, мама. – Добавила олина мама, снова громко.
– И у меня когда-то было первое свидание… - Продребезжала слабым голосом Лидия Степановна. Взгляд её потускнел, словно отвернулся от мелькающей перед глазами картинки, и обратился к истёртым страницам памяти…к «преданьям старины глубокой»…
- Я надела на первое свидание фильдеперсовые чулки…и газовое платье…
Старушка умолкла. Света думала, ей показалось… Но нет: по правой морщинистой щеке Лидии Степановны медленно, словно нехотя, скатывалась едва заметная слезинка.
Владимир Устинович поднялся с места, подошёл к матери. Та что-то сказала ему – он помог ей подняться из-за стола и повёл её обратно в комнату, что примыкала к гостиной.
Перед тем, как удалиться в свои покои, Лидия Степановна обернулась, и осенила внучку крестом:
– Господи благослови… - Еле слышно выдохнула она и, тяжело опершись на руку сына, закрыла за собой дверь.
– Мамуль, мы со Светой чай у меня попьём, хорошо? – Оля обняла маму и чмокнула её в щёку после того, как девушки помогли хозяйке убрать тарелки со стола и помыть посуду.
– Спасибо большое, Любовь Андреевна. Всё было очень вкусно.
– На здоровье, девочки мои. Олюшка, сами торт разрежете?
– Не, мы так наелись… сейчас не будем. Конфеты возьмём.
И подруги унесли чай и сласти в дальнюю комнатку, прикрыв дверь и негромко включив Шаде.
Шоколадная дива так мягко и чувственно пела о любви… именно такое настроение охватило сейчас девушек, когда они пили чай с конфетами и обсуждали предстоящее олино свидание с Эндрю – куда пойдут, что надеть, как могут сложиться их отношения в дальнейшем…
– Оль, а почему твоя бабушка заплакала, когда вспомнила про своё первое свидание?
Оля улыбнулась и, поставив пустую чашку на стол, забралась с ногами на диван, устроилась поудобнее.
– О, это моя любимая история. Можно сказать, семейная легенда.
Света уселась рядышком, подобрав ноги, приготовилась слушать.
– Ты помнишь, что бабушка сказала про свой наряд на первом свидании?
– Что-то про чулки и платье…
– Да. Фильдеперсовые чулки и газовое платье. Ты знаешь, что такое фильдеперсовые чулки?
Света покачала головой:
– Что-то слышала, но имею весьма смутное представление…
– Fil de Perse – «персидская нить» - так переводится название. Это тонкая пряжа, из которой изготавливали женские чулочки. Мечта всех модниц. Стоили умопомрачительно дорого, при этом достать их было совсем не просто. Так вот, у бабушки была мечта. Можно сказать, идея фикс. Папа её подруги был капитаном дальнего плавания, и привёз однажды своей дочери такие чулки. На ножках они смотрелись изумительно. Так женственно и элегантно… ну, по сравнению с привычными для советских женщин толстыми хлопковыми колготками и шерстяными рейтузами, сама понимаешь.
С тех пор, бабуля мечтала заработать и купить себе такие же фильдеперсовые чулки. Училась она тогда на врача. Использовала любую возможность, чтобы заработать лишнюю копейку – мыла полы в больницах, работала санитаркой, сиделкой, ездила в стройотряды и на сенокосы… и откладывала, откладывала…питалась картошкой, сама себе шила наряды…во всём себе отказывала.
Но, в конечном итоге, всё-таки накопила нужную сумму! Упросила знакомых привезти ей откуда-то из-за границы заветные чулочки. И тогда! - Оля подняла указательный палец вверх для пущей важности. - И только тогда согласилась, наконец-то пойти на свидание с давним другом – моим будущим дедушкой, Устином. А до этого сколько он её ни уговаривал – ни в какую. Дружили, большими компаниями в походы ходили, а на свидание – нет и точка. Да, вот такие раньше были люди. Такие времена.
– А что дальше?
– Ну, бабуля мало того, что чулки раздобыла, так ещё и пошила себе в ателье платье – то самое, газовое, которое за обедом упомянула.
Дед тоже не вертопрах какой – раз свидание, значит, всё серьёзно. Уговорил её сфотографироваться вместе, хотя бабушка считала себя нефотогеничной. Но знаменитые чулки и платье должны были войти в историю – так считал дед и затащил её в фотоателье – сфотографироваться вместе на память.
Парк, мороженое-пирожное, кино – всё, как полагается. А потом поцеловал и сделал предложение. Бабушка согласилась. Фотографию позже деду отдала, подписав с любовью – ей, как обычно, не понравилось, как она на карточке получилась.
А через несколько дней началась война и он ушёл на фронт служить в танковых войсках. Пожениться смогли только когда он на побывку пришёл через год. Бабуля в госпитале работала.
Оля помолчала, посерьёзнела.
– Дед механиком-водителем служил. Папа говорит, с ватников танкисты спарывали карманы, чтобы ни за что не зацепиться, если надо быстро из танка выпрыгнуть – когда взрыв, пожар. Там же всего несколько секунд до того момента, когда огонь человека охватывает… страшно. Поэтому избавлялись от всех висячих предметов – ничего лишнего снаружи. Документы – во внутреннем кармане. А фотокарточку дед так хранил – пришил карман к нательной рубахе и всегда при себе носил. Не расставался со своей Лидушкой ни на миг. Вот так.
Ну, а однажды случилось то, что должно было случиться – дедов танк подорвался на мине. Загорелся. Дед успел выпрыгнуть, но ватник пришлось сорвать – тот вспыхнул, как спичка. Моментом сгорел. Видимо, из-за топлива. Танки-то часто вручную заправляли, если горючее закончилось и к заправщику не доехать. Солярка, масло…бочка, ведро, воронка – вот и все приспособления. Танкисты все грязные, вспотевшие, можешь себе представить… Да, ничего красивого нет в войне. Поэтому, папа говорит, не любил дед о тех временах рассказывать. Но точно известно, что, когда выпрыгнул, его осколком от разорвавшейся неподалёку мины зацепило, при этом контузило.
В госпитале хотели ногу ампутировать. Но врач увидел фото, найденное в рубахе. А там – его однокурсница, Лидия Краснова. Дружили они, в очень хороших отношениях были. И ты знаешь, выходил тот врач деда. Ногу спасли. И дедушка Устин вернулся к жене на своих двоих. Вот так. Так и говорил, что Лидушка его спасла. Двух сыновей родили. А когда дед умер в шестьдесят втором, бабушка ту фотографию с ним похоронила. Говорила, мол, пусть и дальше его бережёт. Любила своего Устина всю жизнь. До сих пор любит.
– А что стало с чулками и платьем?
– Бабушка их на хлеб и лекарства выменяла во время войны, когда её мама тяжело заболела. Сказала, какой прок теперь от фильдеперсовых чулок и газовых платьев… Иные ценности вышли на первый план. Но ты знаешь, дед не соглашался с ней. Шутил, что на войне именно её ножки в фильдеперсовых чулочках поднимали его боевой дух. – Оля улыбнулась. – Его можно понять. Когда вокруг ужас и смерть, мысли о мирной жизни и любви – это глоток воздуха, без которого можно задохнуться.
– Дааа…вот это история… - Задумчиво протянула Света.
– Вот тебе и фильдеперсовые чулочки. – В тон ей молвила подруга.
Когда Света возвращалась на метро из гостей домой, в Regent Park, она с гораздо большим вниманием, чем прежде, вглядывалась в окружавших её людей. Присматривалась к лицам, изборождённым глубокими морщинами.
Сколько удивительных судеб скрывается за сомкнутыми устами…за устало прикрытыми веками. Ведь, если вдуматься, почти у каждого человека есть своя история, достойная стать семейной легендой.
Или сюжетом книги, которую многие сочтут всего лишь красивой сказкой.
Продолжение здесь.