…Я верю отчаянно в самые теплые страны
Где ветер от нежности шепчет признанья в любви
И мягкой травой зарастают рваные раны
И тлеет огонь, и чадит никотином в груди…
Би-2, "Реки любви".
Высокая худощавая женская фигура отражалась в отблеске окна. Поезд набирал скорость, перрон стремительно оставался позади. Москва – Санкт-Петербург. Впереди ночь и мгла, тоска и дым сигарет. На тонких губах женщины лет сорока, отражающейся в окне, играла улыбка, достойная полотен Леонардо да Винчи. Она курила, держа длинными пальцами сигарету одной рукой, и задумчиво теребила короткие светлые волосы другой. Серо-зеленые глаза зажмуривались от удовольствия, когда никотин обволакивал ее легкие. Словно вдыхая в себя новую жизнь, Оксана курила одну сигарету за другой. Это, пожалуй, единственное, что еще держало ее на ногах и заставляло стоять тут, в тамбуре, прислонившись к оконному стеклу. Вид у женщины был несколько уставший. Скорее, увлечение сигаретами для нее было не зависимостью. Большим. Это было разгрузкой, возможностью отдохнуть хотя бы те пять минут, что дымится сигарета, возможностью подумать.
Что ж. Сейчас у нее на думы вся ночь.
- Вы чего в купе не проходите? – пробегающая мимо проводница остановилась, - постельное брать будете?
- Да, спасибо. Правда спать я буду вряд ли, - Оксана снова улыбнулась своей странной, зажатой улыбкой.
- Не любите поезда?
- Да нет, почему же. Наоборот люблю.
- Это хорошо, а то многие не любят так ездить. Либо напиваются и буянят всю дорогу, от скуки видимо, либо ходят туда-сюда и выставляют нам претензии. То не то и это не так!
- Тяжелая у вас работа, - вздохнула Оксана.
- Да нет, почему же, - проводница смутилась, на ее мясистом лице появились розовые пятна, - Я, знаете, за столько лет полюбила уже свою работу. Пятнадцать лет на железной дороге! – гордо сказала она, подняв толстый палец кверху, - это вам не хухры-мухры.
- Ну, значит, это хорошо. Это хорошо, когда дело, которое вынужден делать, доставляет тебе удовольствие, - затянувшись, сказала Оксана.
- Да. Я – Надежда.
- Оксана, - представилась блондинка.
- У нас работа тяжелая, этого не отнять. Пока так мотаешься, дома черт-те чего может твориться. У меня вон у подруги так муженек загулял. Эх, столько лет мозги ей конопатил. Она-то в командировках вечно.
- Печально.
- Да ну, какая печаль. Верка как узнала, поганой метлой своего Васю погнала. И правильно сделала, я так скажу. Нечего жизнь бабе портить. Верка уже снова замужем. А чего. Путная баба всегда нарасхват!
- Наверное, я в этом не особо разбираюсь, - пробормотала Оксана, отведя глаза к окну.
- Да-а, - протянула Надежда, - зато, - продолжила она, - вот ради этого я что угодно стерпеть могу в своей работе, - Надя смотрела в окно, туда, куда был обращен не замечающий ничего, пустой взгляд Оксаны.
- Ради чего? – не поняла Оксана.
- Ну как же! – удивилась проводница, - красотища то какая! Вы только гляньте!
Оранжево-красный закат пробирался сквозь темные, набухшие дождем облака. Солнце, похожее на оплывшую от огня свечу, растворялось за горизонтом, оставляя день сегодняшний, готовясь передать вахту своей ночной спутнице – луне. Природа за окном словно замирала, пролетающие по небу птицы, будто проплывали в этом пылающем зареве, взмахивая своими крыльями. Трава уже начинала увядать, скоро наступит осень, и закаты будут не так красочны, потому лето будто бы хотело отвоевать свое право на незабываемую красоту ярких моментов уходящего.
Вереница линий электропередач, распластав свои черные провода, провожала огненные краски уходящего дня, величественно встречая несущийся по рельсам поезд.
Именно ЛЭПы почему-то привлекли внимание Оксаны. Закат красив. Но вот ЛЭП разбудил в ней какое-то непонятное, странное чувство просыпающейся тоски по чему-то забытому. Ее отец тоже был железнодорожником когда-то. Должно быть поэтому, кажущийся неуместным романтический флер, присущий этой немного смешной проводнице, ничуть не удивил Оксану.
Отец тоже любил рассказывать, как красочны бывают закаты и рассветы, особенно когда ты часто работаешь на ночных «окнах», работа твоя сопряжена с опасностями и довольно тяжела, на кону жизнь не только твоя, но и многих, и от тебя зависит качество того, что ты делаешь. Как разрядка от напряжения – желание видеть прекрасное в каждом дне, в каждом часе. Правда, у большинства железнодорожников, к сожалению, разрядка заключалась не в этом…
Отец умер почти тридцать лет назад. Она тогда училась в Москве. Добираясь домой на похороны, она также ехала ночью в поезде до Санкт-Петербурга, вернее тогда еще до Ленинграда, также почти всю ночь простояла на деревянных ногах в тамбуре, затем пересела на областную электричку, добралась до деревни Рябово, где жил отец, прибежала к рыдающей бабушке и суетящимся вокруг соседям…
После этого она как-то перестала ездить на поездах. На машине доехать куда бы то ни было ей казалось сподручнее и спокойнее. Ну, на крайний случай – долететь самолетом.
Оксана еще долго не могла поверить в то, что дорогого ей человека больше нет, свыкнуться с этим. Отец один ее воспитывал, он и бабушка – мамина мама. Матери Оксана не знала совсем, та умерла при родах. Давно она это все не вспоминала, как ножом по сердцу ей сейчас и эти ЛЭПы, и эта проводница, и эти крикливые краски за окном. Хотя, разве не за всем этим она и едет сейчас?
Судорожно вздохнув как от нехватки воздуха, Оксана сказала:
- Да, это все конечно очень красиво. Давно я так вот не стояла, не наблюдала за жизнью в незанавешенное окно. Все, знаете, больше бегу куда-то. А зачем…
- Ну да, от себя-то не убежишь, - Надежда обеспокоенно разглядывала Оксанино лицо, теребя в пухлых руках появившуюся откуда-то серую шерстяную косынку, - может, накинете на плечи? Что-то вы мне не нравитесь, не замерзли?
- А? Да нет, спасибо, ну что вы, не беспокойтесь обо мне! Это у меня просто усталость. Провела тяжелую операцию, я хирург, и сразу на поезд. Долго пришлось согласовывать с начальством этот мой побег из Москвы, а тут срочный пациент, не мой, но нужно было помочь. В общем, не ела, не спала, и сразу с корабля на бал, - Оксана смущенно улыбалась.
- Ой, вот уж у кого работа-то тяжелая. Может вам бутербродов соорудить, я мигом сейчас наших на уши поставлю.
- Нет, нет, что вы. Не надо. Спасибо! Я даже чая не хочу. У меня всегда так. После тяжелого дня кусок в горло не лезет. Я просто постою, покурю.
- Мать, ты про мой чай-то не забыла? Вроде за ним пошла, - из ближайшего купе высунулся мужчина в полосатой тельняшке, похожий чем-то на кота Матроскина из советского мультфильма. По крайней мере, полосатая тельняшка и пушистые усы с легкой проседью давали право на это странное сравнение, промелькнувшее в голове у Оксаны.
- Ой, бегу-бегу, несу! Заболталась я, вы зовите, если что, – Надежда, виляя необъятными боками, двинулась дальше.
- Извините, - мужчина вышел в тамбур, - я вас от разговора отвлек?
-Да ничего страшного, это я виновата в том, что ваш ужин задерживается, - улыбнулась Оксана.
Мужчина тоже достал сигареты.
- Да нет, это я так, чтобы в разговор вклиниться. Ночка то длинная. Со мной в купе бабулька с внучкой, в соседнем - какая-то престарелая мадама с вечно недовольной миной. Парой фраз перекинуться не с кем. Подозреваю, что больше в нашем вагоне и нет никого. Уж больно тихо. Да и середина рабочей недели, мало народу едет в Питер. Да и чего там смотреть, белые ночи давно закончились. Хорошо, вот вас увидел. Мне вот не спится в поездах. Я, знаете ли, люблю подумать о чем-нибудь под стук колес, да поговорить с интересным человеком.
- Я бы не сказала, что я интересный человек, - хмыкнула Оксана, - так что лучше думать о чем-нибудь.
- Ну не скажите, вы здесь уже часа три стоите. Это наводит на определенные мысли.
- Да? Какие же?- женщина удивилась.
- Ну, версий несколько.
- Заинтриговали, - Оксана стряхнула пепел с сигареты и уставилась на коллегу по тамбуру. Ну, что ж делать, гулять так гулять, придется потратить время на этого странного товарища.
- Вы слишком серьезны и погружены в себя. У вас что-то случилось, - попутчик погасил сигарету.
- Возможно.
- По виду вам, извините, лет сорок-сорок пять. Круги под глазами и вид в целом затравленного воробья…
- Воробья? – перебила его Оксана. Воробушком называл ее когда-то Андрей - муж, - как интересно, продолжайте.
- Ну да, - засмущался попутчик, - просто у вас прическа такая, и вид в целом, чем-то воробья напоминаете.
- Ага, рост правда далеко не воробьиный, - засмеялась Оксана.
- Ну, что есть, то есть, - уважительно пробасил мужчина, - соответственно, все это вкупе дает мне право думать, что вы сбежали от мужа. Вполне возможно, обнаружив некстати его интрижку, - попутчик почему-то густо покраснел.
- Да? Надо же, как банально, - разочарованно протянула Оксана.
- Не угадал? Просто я подумал, сорок лет – это такой возраст веселый в кавычках. Середина жизни, много чего за жизнь то быть уже может, – мужчина задумчиво погладил усы.
- Ну, в любом случае, про побег от мужа и его измены не угадали. Так что не годится. Следующая версия, товарищ полковник!
-Ух ты, а вот вы угадали! – засмеялся мужчина, - только в отставке. Полковник в отставке.
- Серьезно?! - Оксана засмеялась совершенно искренне и непринужденно, - как смешно, а я вот всего лишь хотела пошутить!
- Я понял! Но шутка не удалась, - попутчик улыбался все еще немного смущенно, - А вы, я вижу, проницательнее меня.
- Бывает.
- Меня Михаилом зовут.
- Оксана.
- Ну вот и познакомились. А следующая моя версия? Ну что ж, наверное, еще банальнее. Важная командировка, от которой зависит ваша карьера. Вот вы тут и дымите так долго, вся в раздумьях. Готовитесь, возможно, репетируете какую-нибудь речь, которая уложит на лопатки всех ваших оппонентов.
- Хм, и снова мимо, товарищ Михаил, - глаза Оксаны озорно поблескивали, - не быть вам прорицателем.
- И все же? Куда вы едете? Понятное дело, что вы можете меня отчитать за то, что сую нос куда не следует, да за мое ненужное любопытство. Но. Ночь в полупустом поезде с незнакомым попутчиком, свет луны и мирное покачивание вагонов, мне кажется, располагают к беседам о вечном.
Оксана как-то странно, задумчиво посмотрела на Михаила – этого кота Матроскина, как она его мысленно окрестила.
- Да. И отчитать могу. И даже, извините, послать далеко и надолго. Но, наверное, и поговорить хочется. Тут вы правы. Все вот это вот вместе – поезд, шум дальней дороги, звучащий в стуке колес, луна опять-таки, - Оксана ухмыльнулась, - все это романтика, будь она не ладна. Дешевая романтика дальних странствий что-то совсем разбередила мне душу.
- Ну почему же дешевая? – Михаил забавно наморщил лоб, словно оскорбившись, - знаете же, как говорят? Всегда легче и проще рассказать о чем-то, что гложет, незнакомому человеку, которого больше, может, и не увидишь никогда. А вам, я вижу, есть что рассказать. Выговориться.
- Наверное есть, - Оксана задумалась, - могу просто рассказать о себе. Слишком я устала видимо. И эта усталость дает мне ту самую слабину, которой хочется поделиться с кем-то.
- Делитесь, мне слабина не помешает, - Михаил хмыкнул, забавно пошевелив усами.
В конце коридора появилась Надежда с подносом.
- Мать, ну тебя только за смертью посылать, - проворчал отставной полковник, недовольный скорее тем, что помешали их разговору.
- А знаете что, Надежда! А отнесите его чай ко мне в купе, мы там никому не помешаем, я одна еду. У вас же все равно в купе попутчики, где вы там чай хлебать будете? Они спят давно, - сказала Оксана, обращаясь к мужчине.
- Хм, давайте, - Михаил почесал затылок.
- И мне можно чаю, Надь? – продолжила Оксана.
- Ой, ну ради такого дела, раз и вы чаю наконец-то захотели, я еще и бутерброды вам принесу! – Надежда, поставив поднос на столик в купе, удалилась за следующим.
- Чего это вам такие привилегии? – присвистнул полковник.
- А вот, уметь надо, - засмеялась Оксана, - Надежда вдохновилась моей профессией.
- Ага, я знал, я знал! Может вы проверяющий из первопрестольной? Ну а чего, есть же у них какие-то ревизоры?
- Нет, я всего лишь хирург, - смущенно улыбнулась Оксана.
- А, ну хирург – это дело хорошее, - одобрительно улыбнулся Михаил, присаживаясь на полку.
Располагая к дальнейшей беседе, колеса стучали размеренно, поезд ехал вперед, разгоняя ночную тьму перед приближающимся рассветом, ночное небо освещала луна, опутав своим желтым блеском рассекающий пространство поезд.
Оксана и Михаил сидели словно зачарованные разговором, мерцающими огнями вдали и проплывающими мимо остановками для таких же, как и они, путников.
- Как символично, - размышляла Оксана улыбаясь, - поезд же символизирует жизнь и нашу дорогу по ней. И вот, еду я в поезде, и рассказываю вам всю мою жизнь…
- Ну, жизнь еще не закончена. И поезд еще едет, а доедет, пересядете на электричку, - Михаил старался разрядить обстановку и вывести собеседницу из грусти, вдруг снова ее охватившей, - вы ведь едете в Рябово, я правильно вас понял?
- Да. Давно там не была, бабушки-то давно нет. Да и жила она последние годы со мной в Москве, и похоронена там же. В Рябово только могилы родителей. Но вот потянуло что-то. Нет, раз в год я езжу к ним на кладбище, мы ездим с сыном, - поправилась Оксана, при упоминании о сыне, голос ее потеплел, - раньше втроем ездили, с мужем еще, Никитка помладше был, когда муж был жив. Помощь мне от моих мужиков конечно чувствовалась. В этом году я была уже, весной. Никита в этот раз поехать не смог. Готовился к защите кандидатской, по сути, готовился долго, очень долго. Прямо выпал из жизни. Я даже думала, с девушкой из-за этого расстанется, с Ольгой. Переживала. Нравится она мне. Но ничего, вот свадьбу на декабрь наметили. Захотели именно зимой.
- Простите, сколько же вам лет? Знаю, что вопрос неуместен. Просто не вяжется как-то ваш рассказ. Такой взрослый сын…
- Мне в сентябре будет сорок девять лет.
- Ого, - присвистнул Михаил, - неплохо сохранились!
- Фу, как вульгарно, - наморщила нос Оксана, - но спасибо, приятно.
- Ну вы извините, давно я женщинам комплиментов не отвешивал, - засмущался Михаил. – Как с женой развелся, так как-то больше и желания не возникало.
- Давно развелись?
- Давно, десять лет уже прошло. Я как на пенсию ушел, так странная такая петрушка получаться стала – не ужиться нам с женой вместе было. Когда я вечно на работе, сборах, где-то еще – командую, воюю, да не важно что делаю, она – образцовая офицерская жена. А как вышел на пенсию, так получается – мы совершенно чужие, не знакомые друг с другом люди оказались.
- Не захотели заново друг с другом познакомиться?
- Ну как не захотели. Пытались. Но. Жизнь штука сложная, хотя, конечно, не гоже все на жизнь пенять. Ума не хватило, где-то такта, где-то тонкости душевной. До многого не дотягивали. Разбежались. Инициатором была жена, я удерживать устал. Ударился вот в психологию. Преподаю в Московском психолого-социальном институте, на жизнь не жалуюсь. Нахожу новые краски, ищу смысл и стараюсь просто жить. А жизнь своим чередом идет. Бывшая жена уже четыре года как замужем. Я рад за нее, и это искренне. Муж ее мужик хороший. Мы с ним пару раз и по грибы ходили, и на рыбалку, когда я в Питер приезжал. Бывшая там, в Ленинграде. И дочка там же. Вот еду на внучку смотреть! Завтра выписывают из роддома!
- Ого, поздравляю! – у Оксаны заискрились даже морщинки у глаз от радости за собеседника, - я все тоже уже о внуках мечтаю, хотя подруги мои и крутят у виска.
- Да нет, дети, внуки, их рождение – это конечно все исполнено глубокого смысла, это соль жизни.
- Вы правы. Вы знаете, у вас так кратко и лаконично получилось описать свою жизнь. А я вот который год пребываю в полном раздрае. Даже не знаю с чего начать, как описать себя. Что я за человек, для чего живу. Границы размыты, кажется, что ничего уже в моей жизни не будет.
- Давно у вас это состояние?
- Не знаю. Мужа нет с нами пять лет. Он тоже врачом был. Онкологом, – рот Оксаны подернулся и уголки губ вдруг резко опустились вниз. – И, как это почему-то часто бывает, сам же и свалился от этого недуга. Отмахивался, не замечал. Вечно некогда. Ему, мне. Все куда-то бежали, спешили. Как сына-то вырастили? Спасибо бабушке моей. Меня человеком сделала, да Никитку. У меня профессия можно сказать мужская. Сложная все-таки. По многим причинам. Я не хвалюсь. Я люблю свою работу. Муж тоже свою любил.
- Это ведь очень хорошо, Оксана, если врач от Бога. Это совершенно замечательно. Я всегда так считал.
- Но не всегда хорошо для самого врача, - криво усмехнулась Оксана.
- Согласен. Также как и для психолога. Любить людей нужно, любить свою работу. Но при этом не забывать, что и мы – простые смертные. И ничто нам не чуждо. И мы тоже можем ошибаться. Ошибаются все, Оксана.
- Я знаю. Правильно вы все говорите. Все ошибаются. Но только мы не имели права на ошибку…
- Так не бывает, Оксана.
- Наверное, - женщина облизала пересохшие губы, проморгалась от заблестевших в глазах слез и продолжила, - я тогда всех знакомых подняла. Своих, его. Когда ему операцию делали, металась в коридоре. Ненавижу эти коридоры. Узкие, белые. С тусклым светом больничных ламп. Пустые и холодные. Ненавижу, - Оксана смотрела не мигая на проплывающие за окном линии электропередач. В свете луны их хорошо было видно. По щекам ее текли слезы, которые она не замечала.
- Не спасли? – тихо спросил Михаил.
- Не спасли. Поздно спохватились. Очень быстро сгорел. И я с ним. Наверное.
- Горе нужно пережить, Оксана.
- Я знаю. Все эти пять лет метаюсь, заглушаю. Не помогает. В один прекрасный момент поняла: если сейчас не съезжу туда, к отцу, в свою деревню, не пойму то, что он понимал про эту жизнь, не знаю, что со мной будет. Наверное, не будет и меня самой. Я просто исчезну. Растворюсь в веренице дел и проблем. Останется одна функция. От меня останется только то, что я буду выполнять. Как программа. Мать, бабушка, врач. А меня не будет. Я не знаю, как объяснить.
- Я понимаю, - Михаил смотрел внимательно, мягко. Его спокойный взгляд обволакивал и проникал в самую душу. Он все понимал.
Они говорили всю ночь. Обо всем и ни о чем одновременно. О детях, о быте, о работе. Оксана иногда смеялась, иногда из глаз ее нет-нет, да и показывались слезы. Эту ночь она жила, переосмысливая практически всю свою жизнь.
Когда забрезжил рассвет, Оксана стала отвлекаться на пейзаж за окном. Мелькающие в утренней дымке ЛЭП не казались ей уже такими удушающими.
- Знаете, – сказала она, - я сегодня за одну ночь смогла пережить целую энциклопедию переживаний. Я смогла их прожить и принять. Это, наверное, очень важно. Я назову эту ночь – ночь ЛЭП, - Оксана улыбнулась, - ЛЭП для меня будет символом большой личной энциклопедии переживаний, которую я, наконец, смогла освоить. Спасибо вам.
- Мне? О нет, мне говорить спасибо не за что, Оксана. Спасибо нужно говорить вашему отцу за то, что он смог научить вас самому главному – тонко чувствовать этот мир и ощущать его.
- Мне кажется, я забыла как это.
- Вам так всего лишь казалось. И едете вы сейчас к себе прежней, чтобы набраться сил и жить дальше.
- Может вы и правы, но еду я одним днем. Мне там совершенно негде остановиться, билет на обратный поезд уже куплен. Я просто похожу по тем местам, местам моего детства. Повспоминаю.
- Правильно, все правильно. Иногда нужно всего лишь побывать там, где тебя любили, где есть что-то, хотя бы что-то, что позволит вспомнить, как это – чувствовать тепло и заботу.
- Возможно. Знаете, это наверное глупо, но я еду туда даже в большей степени услышать среди деревенских домов шум поездов. Это как-то странно звучит, я понимаю. Просто в детстве я, лежа на кровати перед сном, прислушивалась к шуму от электричек. Папа возвращался из командировок обычно под вечер, и я, засыпая, думала, а вдруг вот на этой электричке он приедет сегодня. Шум от электричек наполнял все мое детство. Его я хочу вновь услышать.
- Это совершенно замечательное желание. И вы знаете что? Его нужно обязательно исполнить. Потом позвоните мне как-нибудь, расскажите о своих ощущениях. Хорошо?
- Договорились, - Оксана улыбнулась. Вы тоже звоните.
Они обменялись визитками. Поезд уже сбрасывал скорость, приближаясь к пункту назначения. Через несколько минут на платформу вышли два человека, мужчина и женщина. Женщина, встряхнув короткими светлыми волосами, пошла к кассам пригородного сообщения, помахав мужчине рукой на прощание. Мужчина долго смотрел ей вслед.