Мы встретились после работы, и, даже не обсуждая, отправились ко мне. Как чинная семейная пара приготовили ужин, который собирались поглотить в приятной обстановке. И тут домой пожаловал Мотька, мой сын. Вообще-то его зовут Матвей. В раннем детстве — Мотька. Теперь в кругу друзей мы именуемся Мотли. Моя задача не сбиваться на Мотьку хотя бы в присутствии чужих людей. Мотька был неприятно удивлен, встретив на собственной кухне постороннего мужчину. Он не демонстрировал это, просто не сумел скрыть. Веник взял ситуацию в свои руки. Было забавно наблюдать за их противоборством. Надо отдать должное, к концу Мотькиного визита Венику удалось обаять моего сына. Обстановка разрядилась до совершенно непринужденной. Мужики явно нашли общий язык. Даже стали в какой-то момент общаться помимо меня. Я вышла проводить сына в прихожую.
— Мамец, наконец-то я за тебя спокоен. У тебя появился надежный мужик. Он хоть кто? С работы? Замуж за него выходить не отказывайся, не делай такой глупости. А-то знаю тебя, побоишься ранить хрупкую Мотечкину душу. Тебе пора о своей побеспокоиться.
Я не находилась, что сказать. Объяснять ситуацию вот так, на ходу…
— Сыночек, пока еще не о чем говорить. Это просто мой коллега.
— Мамец, либо у меня что-то с умственными способностями, либо у тебя… со зрением. Но версии "коллега" можешь придерживаться.
На кухне Веник курил у окна, повернувшись ко мне спиной. Я подошла и обняла его. Прижалась лицом к его спине. Интересно, за какое время люди становятся близки друг другу? Мне кажется, в первые минуты, когда они открывают друг другу души — сразу становится ясно: есть притяжение или нет.
— Хороший у тебя сын! Настоящий мужик.
— Ты ему тоже очень понравился. А чего такой надутый?
— Я не надутый. Я тебе завидую.
Он погасил свою сигарету и повернулся ко мне:
— Знаешь, я всю жизнь писал диссертацию. А про дом, про настоящую семью, про детей — только думал. Что это, дескать, у меня впереди, еще успею. А посмотрел на твоего парня — и меня как ударило! Да ведь у меня мог бы быть мой собственный сын по возрасту как Матвей. Такой же умный, веселый. Уже не сын, а скорее товарищ. Инга, рядом с тобой я почувствовал себя мальчишкой. А поглядел на Мотьку — да у меня же жизнь почти прошла.
— Не говори так. Ты меня огорчаешь. Я как раз собиралась использовать тебя в корыстных целях.
Он обалдел:
— Это в каких же?
— Барщина и оброк. Барщина — это ты посуду завтра помоешь. А оброк немедля отдашь. В постели. Марш, марш на ложе!
Веник повеселел. Тоже мне, жизнь прошла. Да она только начинается!
Сегодня по дороге на работу я, наконец, решилась задать ему вопрос, который меня мучил:
— А ты вещи свои забрал? От своей… ну… гражданской…
— О! Да ты ревнуешь! Меня это радует. Конечно, забрал. Я их перевез к другу еще до нашего бракосочетания. Вообще-то, я с ним договорился, что поживу у него с недельку. Но, честно говоря, от тебя не хочется уходить. Нет, я не так сформулировал: от тебя невозможно уйти, или, если хочешь, невозможно оторваться.
Я обратила внимание, что в моей жизни — в той части, которая касается чувств — всегда события развиваются стремительно. Я быстро влюбляюсь и предпочитаю динамичные отношения. Какой-нибудь роман, длящийся со школьной скамьи и протяженностью в столетие… Нет, это совершенно не мой случай. Вот и с Веником то же самое. Вся эта затея с фиктивным браком началась от силы две недели назад. А мы уже живем вместе. Но надолго ли? Может, я просто его перевалочный пункт?
Человек меняет жизнь. Он весь в энтузиазме. Его радуют любые перемены декораций. Мы, неожиданно для себя, обрели друг друга. Конечно, благоразумнее было бы после бракосочетания выйти из ЗАГСа, пожать по-товарищески руки и разойтись до развода в разные стороны. После развода я бы получила свои денежки и жила дальше. Но в этом случае я не увидела бы Веника человеком, а не начальником. А ведь он оказался совсем другим. И еще. Я всегда легко "вхожу" в дружбы и любови. Но не могу похвастаться, что также легко "выхожу": как минимум, с царапинами на сердце, как максимум — с дырками в нем. Даже если у меня самой иссякла любовь или просто симпатия, я и тут не могу решительно "отшить" человека. Как-то не хочется его ранить. Неумение твердо сказать "нет" очень отравляет мою жизнь. Меня могут изводить часовыми совершенно неинтересными мне разговорами. И как-то неловко сказать: "Прости, мне некогда!" Словом, есть над чем работать.
— Инга! Тебя к телефону.
— Кто?
— Не знаю. Женщина какая-то.
— Добрый день, Инга! Не сильтесь узнать меня по голосу. Мы не знакомы. Тем не менее, нам нужно увидеться и поговорить.
— О чем? Всё это странно. Тем более, Вы сами сказали, что я Вас не знаю.
— Не о чём, а о ком. О небезызвестном Вениамине Пожитьеве. Что? Стало интересно? Так вот. Я жду Вас в сквере напротив, на одной из скамеек, что стоят возле центральной клумбы. Ровно в два часа. Не думаю, что разговор займет много времени.
— Как я Вас узнаю?
— Никак. Я сама Вас узнаю.
У меня сердце ухнуло в пятки. Неприятно стало посасывать в животе. Словом, состояние, близкое к обмороку. Время — без десяти два. Если идти, то пора выходить. А может взять и проигнорировать?.. Нет, раз речь пойдет о Венике, то проигнорировать нельзя. Ну как меня не насторожило, что всё шло слишком хорошо? Слишком как-то шоколадно.
Я сразу ее узнала. Не методом исключения, нет. Вокруг клумбы народ собирается специфический. Две молодые мамы щебетали, время от времени покачивая коляски. Старушка не то читала, не то дремала над книжкой. Но ее я почувствовала сердцем: она смотрела на меня оценивающе и немного насмешливо, слегка поджимая губы. Я как-то легко "считала" ее: моложе меня, ухоженная, одета со вкусом, не в самых дорогих бутиках, но и не на рынке. На ней была печать большой любви. К себе.
— Инга! Вы видите, я знаю Ваше имя.
— К счастью или несчастью, я Вашего имени не знаю…
— Представьте себе, меня зовут Любовь! И я в курсе ваших с Веней приключений. Ну и зачем Вам, взрослой женщине, чужое? Вы ведь знаете, что Веня любит только меня. Уже много лет. А роман с Вами — это просто бунт, в отместку мне. Чтобы возбудить мою ревность.
— Я не понимаю, почему Вы говорите о нем, как о вещи — чужое. Для меня — очень даже родное. И решать в ситуации "уходить — оставаться" в первую очередь ему. Действительно, я взрослая женщина. Вы хотели меня уесть моим более зрелым возрастом? Да, я Вас старше. Но не во всех случаях это играет решающую роль. И как взрослая женщина, я не брала, как Вы выразились, чужое. Я вышла за него замуж. Могу показать паспорт. Хотите?
Она как зачарованная кивнула:
— Покажите!
Довольно агрессивная у нее манера поведения. Как будто всё полностью зависит строго от нее. Свистнет — и Бобик-Веник рванет к ней, радостно повизгивая и виляя куцым хвостиком. Прикажет — и я с готовностью откажусь от мужчины, которого готова полюбить. Штамп в паспорте сбил с нее спесь. Она не понимала, как могло так получиться, когда она санкции не давала.
— Он женился на Вас по расчету. Ему нужна прописка! А потом он бросит Вас, как и меня!
— Нет, если уж суждено, он бросит меня как-то по-другому. А расчет... Что ж, как инженер скажу Вам — главное, чтобы расчет оказался верным!
Я постаралась взять себя в руки, сделать лицо повеселее. Мне совершенно не хотелось демонстрировать смятение, которое царило в душе. В принципе, я довольна тем, как я себя вела — не атаковала, не оборонялась. Высказала свою точку зрения, была спокойна, не суетилась мелко, как у меня иногда, к сожалению, случается. Но почему же тогда родилось смятение? Потому, что эта женщина показала мне, что мое место в душе любимого (?) мужчины непонятно.
Мне было трудно начинать этот разговор. И страшно. На нем может завершиться мой только разгорающийся роман. И я знаю точно, что уход Веника оставит дыру в моем сердце. Огромную зияющую дыру. В моем кровоточащем сердце.
— Сегодня я встречалась с Любой. С той женщиной, из той жизни. Это была ее инициатива.
Его лицо исказила секундная гримаса.
— Что? Она наговорила гадостей? О тебе или обо мне? Зачем? Ведь я ей не нужен?
— Ну почему. Нужен, я думаю. Вот только любви к тебе я в ней не увидела. Но, может, у вас такая любовь? Как говорится, людей спящих на одной подушке рассудит только Бог. Знаешь, ты реши что-нибудь, Венечка! Я уже начинаю любить тебя. Мои чувства выходят за рамки игры в фиктивный брак.
— И мои выходят. Даже, думаю, вышли. Знаешь, я чувствую себя на своем месте, когда я с тобой, когда у тебя, с твоим сыном. Я чувствую себя счастливым и успокоенным. Наверное, это то, к чему стремятся все люди на земле. Давай попробуем быть счастливыми! Я не обещаю, что получится, но попробовать-то мы можем… Дорогая моя жена…
Он говорил хорошие слова, правильные. Но примятая душа не торопилась наполниться и гармонизироваться.
Ужинали как супружеская пара со стажем: немногословно, не вспыхивая от обжигающей страсти, когда соприкасались руками, но испытывая признательность за тепло руки другого человека, в наших взглядах сквозила нежность. Тихая нежность уставшего человека. Все было съедено. Посуда убрана. А я никак не могла подняться из-за стола. Все-таки день для меня выдался тяжелый. Но только сейчас оформились в слова те мысли и чувства, которые бродили в душе.
— Знаешь, пусть мы не первой молодости, давай не будем жить сослагательным наклонением: мы бы могли, если бы… Главное мы сохранили — способность любить. Это самое важное доказательство того, что мы живы и наши души молоды. И еще. Мне очень нравится твое имя — Венечка. Оно мне кажется отзвуком слова венец. Но не того, тернового, а венчика: не то ореола детских мягких кудряшек, не то легкой короны карликового королевства. Как тебе кажется, ты бы мог быть королем карликового королевства, где из подданных только я, а из территории — моя квартирка?
Мой король молча кивнул. И я увидела в его глазах предательски подступившие слезы.
— Давай отменим на сегодня барщину. Я что-то устала.
Он обнял меня за талию и повел осторожно, как больную.
— Идем, королевишна моя! Идем, моя толстушка! Где там у нас опочивальня? Что-то я запутался в нашей королевской географии.
Ирина Николаева
