Маутхаузен - один из концентрационных лагерей, существовавший с 1938 по 1945 годы. Сегодня, как свидетельствуют мемориальные доски, установленные в лагере смерти, в нем содержались узники более 40 национальностей. Среди них были немцы, которые создавали оппозицию Третьему Рейху, так называемые политические преступники, а после объявления войны с СССР ворота Маутхаузена регулярно открывались и для советских военнопленных "тяжко виновных перед советским народом и непригодных к исправлению". Именно поэтому выжить в этом лагере смерти русскому человеку было практически невозможно .
Вечер семнадцатого апреля 1945 года стены Маутхаузена запомнили навсегда. Группа советских узников работала на каменоломне, как вдруг появился Бахмайер - надзиратель концлагеря. Войдя с неутешительно-гнусной улыбкой, он осмотрелся и прокричал:
"Сейчас вам покажут любопытное зрелище, - в сумерках, что быстро сгущались в каменоломне, тотчас вспыхнули яркие лучи двух прожекторов. Стало видно, как днем. - Смотреть внимательно! Всем смотреть!"
Сердца взволнованных заключенных забились в два раза быстрее, а через мгновение они увидели обессиленных голодом товарищей, которые все еще шли только благодаря тому, что прижимались плечо к плечу. Разглядеть было можно и советские гимнастерки.
" Мы с ужасом глядели на них. Лагерники редко плакали. А тут плакали многие", - рассказывал бывший узник Маутхаузена Василий Родионович Бунелик
"Господа, разрешите представить вам... Всем хорошо видно? Прошу подойти ближе! Еще ближе. Вот так. Известно ли вам, кто стоит перед вами? Не догадываетесь? Ну-ка, приглядитесь внимательнее. Красавцы, не правда ли? Так вот, это и есть те знаменитые большевистские комиссары, которыми гордится родина"- Бахмайер захохотал, крутнулся на каблуках, шагнул вперед, не спеша несколько раз протянул руку в перчатке к изорванным гимнастеркам. Эсэсовцы сразу же схватили тех, на кого он указал.
"В крематорий!"
Увели четверых русских. Изнеможенные скелеты, шагающие под властью немцев к крематорию или продолжающие стоять в толпе - молчали все. Невыносимо тяжелую тишину прервал резкий, словно выстрел, голос Бахмайера:
"Я хочу спросить вас, нравилось вам быть комиссарами? Вы были довольны красными звездами на рукавах? Молчание - знак согласия... Хорошо! В таком случае, может быть, среди вас найдется теперь хотя бы один, который обретет дар речи и скажет нам вслух, что он был коммунистом и комиссаром? Что? - начальник лагеря приложил ладонь к уху. - Не слышу! Молчите?"
Что смело произойти дальше? Дальше было невозможное. Вышедший из толпы комиссар заставил надзирателя попятиться назад и укрыться за видимым всем страхом.
"Хочешь познакомится? Что ж, давай. Я - Морозов Александр Дмитриевич, член коммунистической партии и большевистский военный комиссар! — слегка повернув голову в сторону oпeшившего переводчика, добавил - Переведи ему, ты, падаль! Переведи слово в слово. Я коммунистом был, коммунистом остался и буду коммунистом даже после смерти. Что тебя еще интересует, фашистская мразь?"
И в этот момент всем показалось, что тишина стала не просто тяжелой, она перестала быть тишиной вовсе, ведь теперь ее перебивали не страх и ужас, а смелость и отвага. За Морозовым представилось еще несколько русских:
"Я - Пономарев, коммунист и красный комиссар!"
"Комиссар Красной Армии, коммунист Федулов! Повторить?"
"Тихонов, батальонный комиссар и, естественно, коммунист! Чем и горжусь"
Оставшиеся без слов надзиратель и переводчик могли позволить себе лишь молчание. Они поспешили к выходу, где Бахмайер на секунду остановился и будто не своим голосом пообещал расстрелять всех "смелых", а Морозова самым последним.
В день гитлеровского праздника, в воскресенье, всех их собрали в одном месте. То, что делали эсэсовцы, как они развлекались, было страшно даже в условиях Маутхаузена.
"Комиссаров привязывали в тире к столбам, и офицеры-эсэсовцы, отойдя на несколько шагов, разряжали в них пистолеты почти в упор, на пари состязаясь в "меткости", - из воспоминаний Василия Родионовича Бунелика
Руки Морозова изрезала проволока, сдерживающая их, когда тот дрожал, видя, товарищей, умирающих под пулями. Волосы его медленно седели, будто потерявшая свои краски трава, которую покрывает иней. Зубы впивались в засохшую от голода кожу, а кровь выступала из губных морщин. Глаза комиссара обесцвечивали новые убийства Бахмайера.
"Твой черед! - Бахмайер показал пистолетом на Морозова. -К столбу его!" Глаза Морозова были прикованы к лицу начальника лагеря как будто он хотел запомнить эту ненавистную физиономию. Бахмайер вскинул руку с пистолетом и вдруг закричал пронзительно:
"Опусти голову! Отвернись, будь ты проклят! Закрой глаза, слышишь!"
"Боишься? - глухо спросил Морозов. - Я тебя все-таки заставлю смотреть мне в глаза, ублюдок! Убивать научился, а глядеть прямо - кишка тонка? Чего побледнел? Я ведь привязан. Стреляй!"
За 7 лет существования этот концентрационный лагерь принял, по некоторым оценкам, 335 тысяч узников. По официальным данным 122 766 человек были казнены. Русские, которые, по мнению нацистов, представляли наибольшую опасность, уничтожались по несколько тысяч за день.
Бахмайер три раза поднимал и опускал дуло пистолета, однако, так и не смог выстрелить в уроженца Кировской области Александра Дмитриевича Морозова.
Пятого мая 1945 года, когда лагерь освободили американцы, ему было тридцать лет. Вернувшись на Родину, Александр Дмитриевич женился и у него родилось шесть дочерей.
(По материалам интервью А. Стася с бывшим заключенным этого лагеря Василием Родионовичем Бунеликом)