Кто, как и зачем создавал миры для человечества – это долгий путь, но те, кто были и остаются на сегодня иконами этих миров, всем известны, и мы попробуем начать с них на этом долгом пути.
Слом религиозной и общественно-политической парадигмы, начавшийся в начале 16 века в Европе, связан в первую очередь с именем Мартина Лютера, немецкого христианского богослова, монаха, отступника и еретика, бросившего вызов самому Ватикану. Об этом периоде написано много работ – исторических, богословских, философских; они рассматривают этот период и саму фигуру Великого Реформатора вроде бы с разных сторон и под разными углами, но во всех них всегда остается что-то недосказанное, и чем больше массив таких работ - тем более что-то теряется из виду, что очень часто бывает в исторических исследованиях, а именно: возможность и вероятность исторических событий, условия их осуществимости и возможности того времени – технологические, информационные, социальные.
Мог ли один человек, пусть даже в чем-то гениальный, осуществить слом общественно-политической системы многих государств? Совершить революцию не только в религиозно-государственном устройстве, но и в умах миллионов? В ту пору не то что газет, радио и телевидения – книг не было, никаких и ни у кого. Книги были только в монастырях и в библиотеках царственных и приближенных к ним особ, и никто, за большим и редким исключением, в Европе ничего не читал, да и читать было нечего и мало кто это умел. На соседней улице мог ежедневно годами выступать с речами проповедник чего-то или кого-то, и кроме нескольких зевак этой соседней улицы и случайных прохожих его бы никто не слушал, не видел и не знал. И даже те, кто слушали, мало что понимали, а если что-то и понимали, то напрочь забывали на следующий день – жизнь в те славные времена больших свершений была трудна, и заботы дня вытесняли все остальное. Впрочем, и сейчас это очень ярко и явно выражено. Могли ли малообразованные, а в подавляющем большинстве совсем необразованные и неграмотные горожане (о сельских жителях я уже не говорю) внимательно слушать и запоминать религиозные проповеди о рабстве воли или еще что-нибудь подобное? Я говорю слушать и запоминать, я не говорю понимать, о понимании и речи нет. Посмотрите вокруг – все образованные, многие с высшим, и не одним, образованием, с учеными степенями – они что-то серьезное слушают и даже что-то запоминают? Вряд ли слушают и тем более не запоминают. О понимании тут тоже речи нет, с пониманием сейчас как и в средневековье, даже хуже. Что мог передать уличный зевака и кому из услышанного им о рабстве воли или о созерцании Святых Страстей Христовых? Библию никто не читал, да и не мог читать – Библия в ту пору была только на латыни, а граждане не то что на латыни, на своем родном не читали. Да и где ее взять, эту Библию на латыни? Все сказанное в полной мере относится и к проповедям Христа, но сейчас речь о Лютере. Он мог бы годами ходить по городу со своими проповедями (даже если бы ему это позволили светские и церковные власти), приобрести на этой стезе десяток-другой учеников и поклонников и на этом все. Кроме его очень немногочисленных учеников и поклонников его бы знали максимум на соседних улицах города, знали его, а не его заумное даже для нашего просвещенного времени учение, и на этом закончилась бы вся Реформация. В монастырях подобными вещами не позанимаешься – там жесткие (и даже жестокие) правила и присмотр. Историки (да и не только они) в поисках причин Реформации обычно ссылаются на стандартные академические признаки и причины: социально-политические проблемы, созревшие в обществе, невозможность так жить и массовое недовольство низов, несогласие с чем-то верхов, а также коррупцию, несоответствие церковных сановников их проповедям, обширные земельные владения церкви (всё прям как сейчас!) и т.д., которые и породили Реформацию, послужили, как иногда принято говорить, катализатором процесса. Сейчас коррупция приняла невероятные размеры; во всех СМИ, на всех углах, радио, интернет и телеканалах клеймят коррупцию, а заодно церковников и светские власти снизу доверху, клеймят денно и нощно; призывают к борьбе и борются, причем все как один; призывают к вере и христианским (а также общечеловеческим, как принято сейчас говорить) ценностям, и что? За время тотальной информационной возможности последних десятилетий прожил, отработал своё и умер уже не один Мартин Лютер, другие ещё живут и проповедуют на всех телеканалах и во всех газетах и журналах, и - никакого слома чего-либо из того что клеймят, даже намека на слом. И обратиться сейчас можно сразу к многомиллионной аудитории, и обращаются, и что? Ничего. Только хуже. Чтобы что-то мало-мальски действенное и пригодное организовать – плохонький митинг, или движение за что-то там, я уж не говорю о партии, даже небольшой, - нужны деньги и админресурс, нужны подготовленные и проплаченные люди и много еще чего, то есть, нужен интерес тех, у кого это все есть. Раньше все было по-другому? Может быть, но инструменты были те же – деньги, админресурс, проплаченные сторонники, да и социальные технологии были те же – митинги, провокации, революции (человек с того времени мало изменился в своей основе, разве что в худшую сторону), технические возможности правда другие, потому все шло медленнее и тяжелее. К тому же, Лютер не человек действия, не революционер, ведущий на баррикады, - он идеолог Реформации, причем изначально идеолог без рупора и без денег. Но, раз случилась Реформация, значит нашлись и рупор, и деньги, к которым и пристроили будущего Великого Реформатора. Рупор и Деньги (будем писать эти слова с большой буквы, подразумевая под ними административные, финансовые и информационные возможности, и людей или организации, этими возможностями располагающими) видимо уже давно высматривали кандидатуру на роль будущей иконы, и возможно были и другие кандидаты, но Лютер выиграл данный кастинг, говоря современным языком социальных технологий. Чем же приглянулся монах и теолог Мартин Лютер Рупору и Деньгам? И, что тоже немаловажно, - чем Деньги и Рупор приглянулись монаху и теологу Мартину Лютеру?
«Таланты являются собственностью индустрии еще задолго до того, как выставляются ею напоказ: в противном случае они не стремились бы так рьяно приобщиться к ней.»
Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты (1997).
Это сказано о дне сегодняшнем, но и в дне вчерашнем было тоже самое.
Обратимся к некоторым свидетельствам, достойным внимания. Вот что, например, пишет о Лютере и присущих ему состояниях психики великий итальянский психиатр Чезаре Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство»:
Стр.5
За последнее время Лелю – в Démon de Socrate (1856), и в Amulet de Pascal (1846), Верга – в Lipemania del Tasso (1850), и Ломброзо в Pazzia di Cardano (1856), доказали, что многие гениальные люди, например Свифт, Лютер, Кардано, Бругам и другие, страдали умопомешательством, галлюцинациями или были мономанами в продолжение долгого времени.
стр.10
Следует еще прибавить, что вдохновение, экстаз всегда переходят в настоящие галлюцинации, потому что человек видит тогда предметы, существующие лишь в его воображении. Так, Гросси рассказывал, что однажды ночью, после того как он долго трудился над описанием появления призрака Прина, он увидел этот призрак перед собою и должен был зажечь свечу, чтобы избавиться от него. Балль рассказывает о сыне (successore) Рейнолдса, что он мог делать до 300 портретов в год, так как ему было достаточно посмотреть на кого‑нибудь в продолжение получаса, пока он набрасывал эскиз, чтобы потом уже это лицо постоянно было перед ним, как живое. Живописец Мартини всегда видел перед собою картины, которые писал, так что однажды, когда кто‑то встал между ним и тем местом, где представлялось ему изображение, он попросил этого человека посторониться, потому что для него невозможно было продолжать копирование, пока существовавший лишь в его воображении оригинал был закрыт. Лютер слышал от сатаны аргументы, которых раньше не мог придумать сам.
стр.22
Если у читателя достало терпения просмотреть этот длинный список различных открытий, то он мог убедиться, что у многих великих людей была как бы своя специальная хронология, т. е. свои излюбленные месяцы и времена года, в которые они преимущественно обнаруживали склонность делать наибольшее число наблюдений или открытий и создавать лучшие художественные произведения. Так, у Спалланцани эта склонность проявлялась весною, у Джусти и Арканжели – в марте, у Ламартина – в августе, у Каркано, Байрона и Альфьери – в сентябре, у Мальпиги и Шиллера – в июне и июле, у Гюго – в мае, у Беранже – в январе, у Белли – в ноябре, у Милли – в апреле, у Вольта – в конце ноября и в начале декабря, у Гальвани – в апреле, у Гамбарда – в июле, у Петерса – в августе, у Лютера – в марте и в апреле, у Ватсона – в сентябре.
Вообще самые разнообразные произведения гениальных людей – литературные (эстетические), поэтические, музыкальные, скульптурные, а также научные открытия, время создания которых нам удалось узнать с точностью, можно подвести под своего рода хронологию, составив из них как бы календарь духовного мира, как это видно из следующей таблицы:
стр. 86
В этой главе я постараюсь разъяснить, каким образом великие успехи в области политики и религии народов нередко бывали вызываемы или, по крайней мере, намечались благодаря помешанным или полупомешанным.
Причина такого явления очевидна: только в них, в этих фанатиках, рядом с оригинальностью, составляющей неотъемлемую принадлежность как гениальных людей, так и помешанных, но в еще большей степени гениальных безумцев, экзальтация и увлечение достигают такой силы, что могут вызвать альтруизм, заставляющий человека жертвовать своими интересами и даже самой жизнью для пропаганды идей толпе, всегда враждебно относящейся ко всякой новизне и способной иногда на кровавую расправу с новаторами.
«Посмотрите, – говорит Маудсли, – как подобные субъекты умеют уловить самые сокровенные оттенки идеи, оставшиеся незамеченными со стороны более мощных умов, и благодаря этому совершенно иначе осветить данное явление. И такая способность замечается у людей, не обладающих ни гением, ни талантом; они рассматривают предмет с новых, не замеченных другими точек зрения, а в практической жизни уклоняются от общепринятого образа действий. Любопытно проследить, с какой развязностью эти люди рассуждают, точно о простейших задачах механики, о самых сложных вопросах, как легко они относятся к лицам и событиям, которые окружены ореолом почтения в глазах обыкновенных смертных; мнения у них по самой сущности своей еретические, часто изменяющиеся, и потому им ничего не стоит броситься из одной крайности в другую; но, раз усвоив какие‑нибудь верования, они уже держатся за них с несокрушимым упорством, исповедуют их горячо, не обращая внимания ни на какие препятствия и не мучаясь сомнениями, которые обуревают скептические, спокойные умы».
Вот почему из этих людей так часто выходят реформаторы. Само собою разумеется, что они не создают ничего нового, но лишь сообщают толчок движению, подготовленному временем и обстоятельствами; одержимые положительной страстью ко всякой новизне, ко всему оригинальному, они почти всегда вдохновляются только что появившимся открытием, нововведением и на нем уже строят свои выводы относительно будущего. Так, Шопенгауэр, живший в эпоху, когда пессимизм, с примесью мистицизма и восторженности, начал входить в моду, по мнению Рибо, только соединил в стройную философскую систему идеи своего времени. Точно так же Лютер лишь резюмировал взгляды своих предшественников и современников, доказательством чего служат проповеди Савонаролы.
С другой стороны, не следует забывать, что, когда новое учение слишком резко противоречит вкоренившимся в народе убеждениям или слишком уж нелепо само по себе, оно исчезает вместе со своим провозвестником и нередко становится причиною его гибели. Маудсли говорит в своей книге «Об ответственности» (On Responsibility), что так как помешанный не разделяет мнений большинства, то он уже по самой сущности своей является реформатором; но когда его убеждения проникают в массу, он опять остается одиноким с немногочисленным кружком лиц, ему преданных.
стр. 94
Лойола занялся религиозными вопросами после того, как был ранен; затем, под страшным впечатлением вспыхнувшего в Вюртемберге восстания, задумал основать принесшее столько вреда общество иезуитов, причем утверждал, что якобы Богородица лично помогала ему в осуществлении его проектов и он слышал с неба ободрявшие его голоса.
Лютер приписывал свои физические страдания и сновидения дьявольскому наваждению, хотя все описанные им недуги доказывают, что они были вызваны нервным расстройством. Например, он нередко жаловался на ужасное удушье, причиняемое ему разгневанным божеством. В 27 лет с ним начали делаться головокружения, головные боли, шум в ушах, что повторялось потом у него довольно часто, особенно во время путешествия в Рим. Кроме того, Лютер страдал галлюцинациями всегда одного и того же содержания, что, может быть, обусловливалось постоянным уединением. Вот как описывает он их. «Когда в 1521 году, – пишет он, – я находился на своем Патмосе – в комнате, куда никто не входил, за исключением двоих слуг, приносивших мне пищу, то услышал однажды вечером, лежа в постели, что орехи начали шевелиться в мешке и выскакивать из него, стукаясь в потолок около моей кровати. Едва я заснул, как услышал страшный шум и, вскочив, закричал: «Кто ты?» и пр.
В Вюртемберге, как только Лютер, объясняя в церкви Послание к римлянам, дошел до слов: «праведник живет истинной верой», он вдруг почувствовал, что это изречение проникло ему в душу, и услышал, что кто‑то несколько раз повторил эту фразу у него над ухом. То же изречение припомнилось ему по дороге в Рим в 1570 году, а когда он поднимался по лестнице в папский дворец, кто‑то крикнул ему эти слова громовым голосом. Далее он сознается, что нередко просыпался в полночь и вел диспуты относительно обедни с сатаной, некоторыми аргументами которого и воспользовался потом, когда доказывал нелепость обрядов при католическом богослужении.
стр.119
Вообще, яркий, образный слог и полная уверенность, с какою описывались разные фантастические случаи и нелепые бредни, вроде академии лилипутов или ужасов тартара, заставляют предполагать, что авторы видели перед собою все такие картины вполне отчетливо, ясно, как в припадке галлюцинаций, и что, следовательно, вдохновение и безумный бред сливались у них в одно нераздельное целое.
Для некоторых из них, как, например, для Лютера, Магомета, Савонаролы, Молиноса, а в наше время для главы восставших тайпинов, это ложное истолкование причины своего экстаза было чрезвычайно полезно в том отношении, что придавало их речам и предсказаниям ту нераздельную с глубокой верой в истинность своего учения убедительность, которая так обаятельно действует на простой народ, увлекая и потрясая его до глубины души. В этом отношении между помешанными гениями и самыми дюжинными маттоидами нет существенной разницы.
С другой стороны, когда веселость и вдохновенный экстаз сменялись мрачным, меланхолическим настроением, то эти несчастные великие люди прибегали к еще более странным измышлениям, чтобы объяснить свое тяжелое состояние: одни из них приписывали его отраве, как, например, Кардано; другие, подобно Галлеру и Амперу, считали себя обреченными на вечные муки или преследуемыми целым сонмом озлобленных врагов, в чем были убеждены Ньютон, Свифт, Бартец, Кардано и Руссо. Далее, все они признавали религиозное сомнение, западающее в ум совершенно против воли и наперекор чувству, таким ужасным преступлением, что опасение подвергнуться ответственности за него являлось для них источником новых величайших страданий.
стр. 122
Таким образом, мы убеждаемся, что психопаты имеют нечто общее не только с гениями, но, к сожалению, и с темным миром преступления; мы видим, кроме того, что настоящие помешанные отличаются иногда таким выдающимся умом и часто такой необыкновенной энергией, которая невольно заставляет приравнивать их, на время по крайней мере, к гениальным личностям, а в простом народе вызывает сначала изумление, а потом благоговение перед ними.
Подобные факты дают нам новую, надежную точку опоры в борьбе с юристами и судьями, которые, на основании одной только усиленной деятельности мозга, заключают о вменяемости для данного субъекта и о полном отсутствии у него психического расстройства. Вообще, благодаря новейшим исследованиям в области психиатрии, у нас является возможность уяснить себе таинственную сущность гения, его непоследовательность и ошибки, которых не сделал бы самый обыкновенный из простых смертных. Далее нам становится понятным, каким образом помешанные и маттоиды, одаренные лишь в слабой степени гениальностью, а то и совсем не имевшие ее (Пассананте, Лазаретти, Дробициус, Фурье, Фокс), могли оказывать громадное влияние на толпу и нередко даже вызывать политические движения; или каким образом люди, бывшие в одно и то же время и гениями, и помешанными (Магомет, Лютер, Савонарола, Шопенгауэр), нашли в себе силы преодолеть такие препятствия, которые ужаснули бы здравомыслящего человека, – на целые века задержать умственное развитие народов и сделаться основателями если не всех религий, то по крайней мере всех сект, появлявшихся в древнем и новом мире?
Установив такое близкое соотношение между гениальными людьми и помешанными, природа как бы хотела указать нам на нашу обязанность снисходительно относиться к величайшему из человеческих бедствий – сумасшествию и в то же время дать нам предостережение, чтобы мы не слишком увлекались блестящими призраками гениев, многие из которых не только не поднимаются в заоблачные сферы, но, подобно сверкающим метеорам, вспыхнув однажды, падают очень низко и тонут в массе заблуждений.
Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство».
Возможно, и даже естественно, что описание и характеристики Мартина Лютера доктором Чезаре Ломброзо где-то подвержено излишнему влиянию профессии последнего – а он, напомню, был психиатром, - но, в то же время, именно благодаря профессии ему удалось обратить внимание и увидеть то, что не видели и о чем не догадывались другие. В таких вещах как вера и религиозные реформации деяния самих религиозных реформаторов неотделимы от их личности и ее особенностей. Впрочем, это характерно для любых революций и радикальных изменений в обществе – неизбежно возникающие пограничные ситуации неизменно выявляют характер и глубоко скрытые черты участников, тем более лидеров. Мартин был достаточно помешан и увлечен своими идеями до галлюцинаций, что характерно для многих церковных духовных лидеров и сулит успех – такие лидеры искренне, и даже неистово верят в то, что говорят и к чему призывают, люди это видят и чувствуют, идут за ними, такие лидеры, как правило, бесстрашны и бескомпромиссны и, что, пожалуй, самое главное - они, как и все настоящие сумасшедшие, не останавливаются и не меняют своих идей и убеждений. К тому же Лютер был из богословской и монашеской среды, он был образован и хорошо знал предмет своей страсти, так что Лютер вполне заслуженно выиграл кастинг на роль иконы будущей Реформации, и на него сделали ставку и выделили Рупор и Деньги, а с ними защиту и покровительство. Иначе вряд ли бы он писал в открытом письме папе Льву Х. нечто вроде:
Я воистину презрел ваш престол, Римскую курию, которая, однако, является более развращенной, чем любой существовавший когда-либо Вавилон или Содом, — этого не можете отрицать ни вы, ни кто-либо другой, — и которая, как я вижу, характеризуется полнейшей испорченностью, безнадежностью и печально известным безбожием. Я был весьма удовлетворен тем фактом, что хорошие христиане насмехаются над вашим именем и над всей Римской Католической церковью. Я противостоял и буду продолжать противостоять вашему престолу до тех пор, пока дух веры живет во мне. Это не значит, что я буду бороться за невозможное или надеяться, что только лишь благодаря моим усилиям что-то будет достигнуто в этом "Вавилонском столпотворении", где ярость столь многих льстецов обращена на меня. Но я признаю свой долг перед моими христианскими братьями, которых я обязан предупредить о том, что некоторые из них могут пострадать от язв Рима, чтобы, по крайней мере, полученный ими ущерб был не столь велик.
Как вы знаете, много лет из Рима проистекало подобное всемирному потопу влияние, не несшее ничего, кроме опустошения человеческих тел, душ и имения, распространявшее самые отвратительные примеры всего наихудшего. Всем совершенно ясно, что Римская Католическая церковь, некогда святейшая из церквей, превратилась в самый безнравственный вертеп разбойников (Мф. 21,13), в наипостыднейший бордель, в царство греха, смерти и преисподней. Это столь отвратительно, что даже сам антихрист, если бы он пришел, не смог бы ничего добавить к этому злу.
Лютер М. Открытое письмо папе Льву Х.
или высказал в своей проповеди:
3. При господстве папства был достигнут момент, когда ни сам Папа, ни кто-либо из его ученых, кардиналов, епископов или университетов вовсе не знали, что такое Закон или Евангелие. Они никогда не чувствовали и не давали понять ни в одной из своих книг, как одно следует отличать от другого - как доктрину Закона должно и можно отделить от Евангелия
Лютер М. Различие между Законом и Евангелием
Проповедь Мартина Лютера 1 января 1532 года
Заявлять такое, причем письменно и открыто Папе Римскому и всем его кардиналам и епископам, в то время вершителям судеб всей Европы, не то что отдельных людей, и не иметь после всего этого для себя никаких реальных негативных последствий – это значит многое. По крайней мере то, что за заявителем стоят реальные силы, если и не сопоставимые с самим Ватиканом, но которые тот никак не может их игнорировать. И не важно по каким причинам. Глашатай и Икона с одной стороны, и Рупор с Деньгами с другой, нашли друг друга – один мог проповедовать и реализовывать свои идеи с неистовостью и религиозной одержимостью истинного сумасшедшего, другие вступить в борьбу за деньги и влияние в Европе – политическое, экономическое и религиозное, имея под собой (или впереди себя?) идеологическую, в данном случае религиозную платформу (или таран?). Началась Реформация. Начал создаваться Новый Мир. Во что в реальности превратились идеи Лютера и чему, в итоге, стало служить и служит по сей день его учение – это уже следующая тема.