Чувствовать себя в этом всем странно, потому наложено негласное вето на полученное письмо: не открывать, не читать, не поддаваться.
Зачем, сколько вина, почему сейчас? Откуда "плевать", куда бежать, какое лицо держать?
Почему нельзя отвечать на вопрос в пустоту, куда девать желчь, что во рту?
Через четыре года такой тычок в спину, что от изумления нет ни звука, ни мысли, одно оцепенение. У него вопросы, которые будут "потом", у меня вопросы сейчас. До одури доводит то, что ответов ни у кого нет.
Они все на дне третьей бутылки мерло.