Оглядев себя в зеркале, он смахнул с лица тревогу. Ладонь тяжело легла на лицо и с силой опустилась вниз, как будто бы смывая с него назойливые мысли, приставшие к нему, как дорожная грязь. На покрасневшем лбу блестела испарина. Пожевав губы, он чуть выдвинул их, не скрывая от себя презрительной гримасы. Он знал, что эта работа ему не подходит. Она не вязалась ни с его взглядами, ни даже с тем, как он выглядел.
Он потянул галстук в сторону, оценивая варианты. Его водянистые глаза проводили синюю в полоску ленту атласной ткани. Он цыкнул, снова чуть оттопырив губы, и снял галстук. Слишком чёрные волосы встрепенулись — поднятые по тревоге уставшие солдаты. Он приладил их парой волнистых движений ладонью, чувствуя неприятную жирность. Ему не был нужен галстук, он не хотел выглядеть прилежным пионером. Избавившись от выдававшего его волнение галстука, он расстегнул верхнюю пуговицу серой рубашки.
Так-то лучше, кивнул он своему отражению. Он нервничал из-за первого дня работы, но об этом не должен был знать никто кроме него. И теперь, без галстука, он выглядел гораздо увереннее. Так, словно он идёт на прогулку. От этой мысли он поморщился, выдвинув губы.
Скосив глаза на левое запястье, он взглянул на циферблат офицерских часов, выглядывающий из-под рукава тяжёлого пиджака. Минутная стрелка дрогнула и шагнула к девяти часам. Эти часы ему подарил отец. Он любил эти часы. Он перестал изучать отражение, не удовлетворённый конечным результатом. Перед смертью не надышишься, так говорят. А дышал он тяжело, сражаясь за каждый вдох с десятком лишних — наверное — килограммов и тесным пиджаком.
Дверь он закрыл с какой-то нарочитой силой, хлопнув ею об косяк. Ему хотелось, чтобы соседи знали, что он идёт на работу. Он не будет сидеть дома. Пусть знают, думал он, проворачивая ключ со злой хмуростью на лице. Замок жалобно пощёлкал и сдался.
Спускался он степенно, почему-то держась за перила. Он ведь не мальчишка, чтобы торопиться куда-то, опережая собственное дыхание. Никто не должен был знать, что он нервничает, напомнил он себе и тут же забыл об этом. Он зашагал порывисто и широко, едва покинув подъезд. В груди заколыхалось сердце, предательски боясь опоздать — словно он правда мог опоздать.
Солнце быстро заставило его сбавить шаг и пожалеть о пиджаке. Он чувствовал, как по спине покатились капли пота. Такие же бусины поползли по лбу, зарываясь в брови. Ему померещился неприятный запах, но он только упрямо оттопырил губы. Это было не важно, подумал он, проводя по лицу ладонью.
Когда он спускался в переход метро, его несколько раз толкнули. Парень в футболке и красных брюках подрезал его перед самым турникетом, лихо перепрыгнув заграждение. Достав из внутреннего кармана пиджака проездной, он с благородной медлительностью приложил его к жёлтому кругу. С ухмылкой он подумал, что в отличие от этого молодчика, он был честным членом общества. И он шёл зарабатывать себе на хлеб, а не перепрыгивать через турникеты и позорно бегать от истеричных свистков дежурных по станции.
Приятная мысль была прервана грубым толчком, его отпихнула в сторону низенькая бабка. Он поспешил занять место на эскалаторе, где можно будет спокойно осудить старую хабалку. Мысленно, конечно же. Отец и мать хорошо воспитали его, привив уважение к женщинам. Даже если они этого уважения не заслуживали, вытягивая губы подумал он.
Он пропустил три поезда. Час пик уже миновал и места было достаточно. Дело было в другом. Ему не хватало духа войти в вагон. Он жадно изучал людей по ту сторону окон и тех, кто спешил заскочить внутрь. Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Сердце заколотилось, и что-то неприятно стянулось в горле. Больше всего на свете он хотел развернуться и уйти домой.
Стрелка часов сдвинулась под его бегающим взглядом. Чтоб бы сказал его отец-офицер, узнай он? Этот вопрос больно кольнул стыдом. Отец постоянно твердил ему о том, что мужчина должен быть добытчиком. Что нет ничего важнее сохранения собственного достоинства. Ему стало очевидно, что соответствовать ожиданиям отца было чертовски сложно. И как же стыдно этих ожиданий не оправдать. У него не было выбора.
Он сглотнул сухой ком, вставший поперёк горла, и шагнул в открывшиеся двери вагона. Он откашлялся и огляделся, пытаясь найти кого-то, на ком можно остановить взгляд. Так и не остановив глаз, он откашлялся снова.
— Здравствуйте, граждане. Простите меня, что тревожу. Нужда заставила меня обратиться к вам за помощью. Помогите ветерану, кто чем может. Спасибо
Он пошёл по вагону, низко опустив голову и поджав губы. В трясущихся руках он сминал пакет, куда кто-то бросил первую купюру. Он поднял вверх глаза, бормоча благодарности. Ему искренне улыбнулся давешний парень в красных брюках. Видимо он тоже пропустил несколько поездов.