« Влечение к другому – это увлечение нашей собственной проекцией, которую мы направляем на человека. Выходит, что это нечто совершенно эгоистичное» Гаспар Ульель
Толик был отличным парнем. Таких парней, как Толик, желала каждая порядочная женщина видеть в мужьях своих ненаглядных дочерей, или, того более, сама могла пожелать себе такого любовника, как Толик. Его медальное, лоснистое лицо вызывало у девушек приступы пунцового румянца, их голоса начинали дрожать, будто мартовская капель или велосипедный звонок советского велосипеда. Толик нравился парням, потому что всегда интересовался их мальчишескими делами, вообщем то, по сути лишенными чего-либо интересного. Толик нравился родителям своих друзей, потому что у него в загашнике всегда были какие-то тетушки и дядюшки, которые могли помочь с ремонтом, закупкой торшеров, грузоперевозкой и бог весть с чем еще. Именно Толика имел в виду Борис Гребенщиков, когда пел «Человек из Кемерова», хотя Толик и был с Рязани, но у всех, кто видел Толика, не оставалось сомнений.
Я шел на его поминки в числе бывших одноклассников, и внутри меня варились отнюдь не христианские мысли. С каждым шагом все ощутимее булькал внутри живота бульон из самых ядовитых чувств - я действительно злился на Толика, я был немного рад видеть его щенячье-радостное лицо, закупоренное в дорогую золотистую раму, забаррикадированное черной траурной полосой. Всю эту палитру эмоций венчал вязкий и болезненный комок стыда.
Почему я не вписываюсь в канонаду страдающих, которые вот-вот и причислят Толика к лику святых? Рыдали все, навзрыд, на убой. Такое чувство, как будто среди лучших плакальщиц проводился международный турнир. Пока лучшие спортсмены и спортсменки боролись за свою медаль, я пытался расчленить свою ненависть и докопаться до её сути. Я напряженно всматривался в лучезарную улыбку на портрете, и так старался увидеть в ней подвох, что еще немного усилий, и сам чёрт взирал бы на меня из под белокурый копны Толиковых волос.
И внезапно пришло ко мне воспоминание, точнее его обрывок, который был ответом на мой крамольный вопрос. Дело было в самом сопливом периоде детства, когда все мы еще были похожи на неоформленные тела, стремящиеся поскорее обрести человеческий вид из уродливых больших младенцев. Я тогда забыл дома учебник, за что наша классная руководительница, женщина с придурью и с отталкивающим крючковатым носом, начала публично меня распекать. Толик, с которым мы особо никогда не состояли в приятельских отношениях, внезапно лег грудью на амбразуру:
«- Елена Ивановна, это я вчера у Понюкова учебник одолжил для конспекта, а сегодня забыл дома».
Героический поступок стоил рыцарю всего лишь одного строгого взгляда, и принес массу вздохов со стороны людей… Не совсем еще оформленных в женский пол, но уверенно намеревающихся в него превратиться.
И всё бы ничего, и должен бы я сейчас лить слезы и сопли в свою сладкую кутью и стенать у золотистой рамы, желая обогнать конкурентов… Только одна деталь не давала мне покоя. После своего доблестного поступка, легкий на подъем, словно ангел, Толик, порхал по школе и демонстративно размахивал своим учебником перед лицом каждого, кто мог по неосторожности предположить, что наш герой растяпа и в действительности забыл этот учебник.
История дурацкая. Но это был некий ключ. Толик оказался не лучше наркоманов, которые готовы убивать ради последней дозы. Он так увлеченно пытался впитать общечеловеческую любовь и признание, что не побрезговал даже умереть, выкрутив руль в дорожной аварии, подставляя под удар свою сторону машины. Бабушка, которую Анатолий вез в больницу, неохотно боролась со своими последними днями. Непонятно ради чего, старушка осталась жива.
Меня назовут ужасным человеком, жестоким и асоциальным. Меня нарекут Сатаной. Но по крайней мере я буду жить, не жертвуя себя самой изощренной форме эгоизма. Мне лик святого ни к чему, лишь бы деньги были и дети не болели. Впрочем, что-то я увлёкся.
