Владимир ВОРОНИН
***
Вы далеки от кроткого участья,
Железная победа, жажда счастья!
Довольным не даётся Древний Лик,
Лишь в зеркале раздуется двойник!
Второе Я казалось глыбой,
Качалось страшной неулыбой...
Вечер мира; месяц яркий
Обошел кругом края,
Где в трухе лежат подарки,
Двойники, вторые Я!
Над гнилым ручьём
Есть Лисичкин дом,
Обитает в нем
Мусорный мешок.
И осенним днём
Сквозь дверной проём
В дырку-окоём
Смотрит Петушок!
***
Науке невозможно без обманов
Хозяйство духа мерить на гроши,
Раскопки неожиданных курганов
Приносят запечатанный кувшин.
Поля покрыл туман воспоминаний
И каменеет гордости гряда.
Мы можем обходиться без желаний,
Но не смиримся с жизнью без труда.
Мы кружимся над русскими домами,
На миг приникнув к тусклому стеклу,
Шуты при жизни, ставшие умами,
Свободной волей преданные злу.
"Я голос предков, в нем же звук и ярость",
Гребцам мешает пение в ушах...
"А я — другое, старше, чем усталость",
Как призрак кошки в памяти мышат...
Мы корешки, мы колотые раны,
Мы швы на прохудившихся штанах,
Забытый сон, нехоженые страны,
Седой авгур с улыбкой на губах.
Авгур и август, вечные Плеяды,
И ветер, и осенний звездопад,
Пока ты жив, нам ничего не надо,
Мы тянемся на сотни лун назад.
Не принимай любую лесть
За наш упадок,миф и месть,
Не принимай любую блажь
За наш предсмертный эпатаж.
В твоем лице ,любимый внук,
Вся отрешенность Семилук!
***
В стране страстей — для нужд свекрови,
В стране скопцов и серых лиц,
Не от хотения и крови —
От буквы "Ять" мы родились!
В стране,для жизни непригодной,
В пространстве для журнальных драк,
Леонтьев тосковал, бесплодный!
Стебал всех Розанов-пошляк!
Того, кто к лести не способен,
Но помнит даты именин,
Мещерский звал в "альков укромен"
И называл: "Духовный сын!"
В маразме бунинских гостиниц,
В прощальном блоковском бреду,
Как Симеон-Богоприимец,
Встречайте русскую орду!
Сбит маргиналом маскарадным
С ног — кабинетный корифей:
Но крест — нательный иль наградный
Сорву с него как свой трофей?
По деревням у ветеранов
Пусть внуки смотрят ордена,
А неофитам-горожанам
Милей иная старина!
Волхвы, священники, парторги-
Вот музыка для наших струн,
Британцем стал Святой Георгий
God blessed Black Sun and Вloody Moon!
***
Писатели молчат,
И церковь вечно спит,
И Первомайский сад
Не Гефсиманский скит!
В забытой тишине московского ампира
Как белая свеча, истаял образ мира.
Шел дождик, рос сынок у строгого врача.
В глазах злой огонёк, как черная свеча!
На райской лестнице Леонтьев испугался:
"Кто с ним пойдет в эпоху перемен?"
Рванулся на Афон, а нам остался
Лишь дикий рай, в котором жил Гоген!
В ночи пустой шагая по подвалу,
Рассказывал Бахтин своим друзьям,
Как эллинам ума недоставало
И гордости — черниговским князьям.
И скифы оказались за Уралом,
И демоны в ночи пустились в пляс,
А пламень, кочевавший по подвалам,
Настречу солнцу выйдя, не погас!
В ознобе древнем, в голошенье птичьем
Каштан в окошко ветками качал,
Со скрыто-демоническим величьем
Ночную стражу Ремизов встречал!
На уличных углах и в переписке
Я вас смешил, как новый Памфалон,
Возможно, быть артистом правда низко,
Гораздо ниже Богу мой поклон!
Поле, желтое как лев.
Шавка лает, осмелев.
Поле, желтое как лень,
От забот оглохнул день.
Как предмет в тени завода,
Опьяневшая природа.
Как стаканы, камыши,
— Странный звон её души.
Шнур звонил в колокола:
"Хоть одна бы мне дала!"
На шнурке нательный крест:
Много братьев, нет невест.
***
Занавеска на ветру...
Что такое занавеска,
Если завтра — я умру
От подаренного блеска?
"Это — шторы на окне!"
"Объясните эти шторы!
Знаю: Ленин (вам и мне)
Запрещает разговоры."
А в процессе "я умру"
Занавеска затрепещет,
Чашку девочка расплещет:
Ветер, город, изумруд.