Найти тему
Николай Цискаридзе

Искусство - оно вообще нечестное

– Николай, не секрет, что у главного солиста Большого театра было много завистников. Помню, что в "Королях танца" мне показалось, что после больших прыжков по кругу у вас на лице было написано: "Что, съели?"

– Ну, это же тяжелая работа, и неприятно, если ее недооценивают. Я много лет был в этом деле и в положении премьера Большого театра, так что насмотрелся. В фильме-заставке, предваряющем выступление "Королей", я напоминал, что лучших танцовщиков, которые принимают участие в этом проекте, нельзя сравнивать. Мы разные люди по характерам, вкусам, даже по скелетам. Но увидеть нас на сцене вместе - это дорогого стоит. Ну не делал никто жете ан турнан (большие прыжки с поворотами), как я, а туры так, как Анхель Корейя, и так далее. Когда мы танцевали в Нью-Йорке, мы целенаправленно не делали финальную коду с коронными движениями каждого, не хотели давать залу кость, которую все ждут. Зритель очень любит эффекты. И нас стали ругать, будто публике недодали. Пришлось в Москве это сделать.

– Похоже, вы уже тогда привыкли к ощущению, что все вокруг ждут, когда Акела промахнется.

– Да. Это началось после травмы, которая была как гром среди ясного неба. Представьте, у меня никогда ничего не болело. По статистике я танцевал самое большое количество спектаклей в году, и вдруг раз - трагедия. На протяжении трех лет журналисты не могли написать статью, не упомянув про мою травму. У меня уже все зажило, я опять тащил репертуар, а все писали и писали. Думаю, меня специально "били по ногам". Акела не промахивался и не промахнется, я никогда никому не доставлю этого удовольствия. Сострадания я не ожидал, но такое число радующихся! И не то чтобы во мне произошел слом, но... Появилась внутри какая-то защита, которая сначала бьет, а уже потом позволяет вести разговор. После "Королей танца" продюсер проекта Сергей Данилян, прощаясь со мной в аэропорту, сказал: "Я счастлив, что ты снова всем доказал, что ты король". Кстати, во время подписания контракта его все отговаривали со мной связываться. Искусство - оно вообще нечестное.

– А вам никогда не хотелось прокатывать сольные программы?

– Мне неинтересно было делать творческие вечера для тиражирования собственного "я". Аплодисменты - это прекрасно, но они нужны в том числе и для того, чтобы между адажио и вариацией перевести дыхание. От всего, что я делал, прежде всего получал удовольствие сам. Я очень горжусь, что стал единственным за триста лет артистом из Москвы, получившим бенефис в Мариинском театре. Ажиотаж отмечали даже спекулянты, продававшие тогда билеты. Меня потом упрекали, что не взял классику. Я пытался сделать так, чтобы мне было интересно, я задолбался с "Жизелями"! Хотел, чтоб посмотрели на меня другого. Мне судьба подарила возможность танцевать одновременно Баланчина, Пети, Голейзовского и Форсайта. В один вечер!

– И последний вопрос, как правильно обустроить театр?

– Есть записки Екатерины Вазем, где она пишет, как хорошо было до Петипа. Потом все вспоминают, как чудно было во время Петипа и как плохо стало с Фокиным после. У Фокина читаем, что при нем все было хорошо, а теперь все плохо. Это вечный вопрос. Мне хочется, чтобы нашу профессию уважали.