После сытного вкусного обеда я совсем разомлел, и идти никуда не хотелось. Но и оставаться в одиночестве на кордоне было страшновато, рассказы о приходящих в гости медведях живо всплыли в памяти.
- Сергей Михайлович, а здесь медведей много?
- Ты вот что, зови меня дядь Сережей. Или Михалычем, так привычней.
Взять и вот так запросто взрослого дядьку звать Михалычем мне было как-то неловко, поэтому я спросил еще раз:
- Дядь Сереж, так как тут с медведями?
- Хватает. Ты идешь?
Я неуверенно кивнул.
- Собирайся тогда, через пять минут выходим – и ушел в дом.
А как собираться-то? Что с собой брать? Сапоги надевать или кеды? А штормовку брать? А ложку в сапог пихать? Решив, что лучше взять все, мало ли что может пригодиться, я быстро спихал все в свой рюкзак, служивший предметом жгучей зависти всех пацанов во дворе. Котелок с кружкой, свернутую штормовку, банку тушенки на всякий случай прихватил тоже. Михалыч вон сказал, что день будем провожать, то есть до вечера идем. Подумал и упихал туда же сапоги, быстро зашнуровал на ногах кеды. Все, готов!
Михалыч вышел из дома, скептически поглядел на бугрящийся углами рюкзак, потом сурово сдвинул брови и изрек:
- Кеды здесь оставь, в сапогах пойдешь. И рюкзачок свой тоже не бери, не нужно.
- Да он легкий!
- Ну как знаешь… Переобуйся.
Тяжко вздохнув, я принялся расшнуровываться. Оставил кеды на крыльце, натянул сапоги, поднялся, несколько раз топнул ногами. Нормально.
- Не болтаются на ногах?
- Нет вроде.
- Ты давай без всяких «вроде». Сапог должен сидеть как влитой, иначе ноги в кровь собьешь.
Я еще раз потопал. Вроде нормально, самую малость только свободно. Но это же хорошо? Иначе как идти, если нога стиснута, как ладонь в перчатке?
- Готов?
Я кивнул, подхватил рюкзак, устроил его за спиной. Нормально, удобно даже. И не тяжелый совсем. Ну что там тяжелого, банка тушенки Штормовка вообще ничего не весит, котелок с кружкой тоже, так что нормально. Проверил ножик в кармане и побежал догонять егеря, уже вышедшего за ворота и молча ждавшего, пока я, наконец, стронусь с места. Михалыч молча вручил мне небольшой легкий шест.
- Да не надо, я так…
Михалыч ничего не ответил, развернулся и зашагал вперед.
Мы обошли огород и углубились в прозрачный сосняк. Как же здесь красиво! Стройные и ровные как мачты красноствольные сосны тянулись к синему небу, рыжая хвоя, устилавшая землю, мягко пружинила под ногами, тут и там поверх нее пробивалась тонкая и такая мягкая на вид травка. Запах здесь стоял такой, что я никак не мог надышаться. Михалыч легко шагал по уходящей в глубь леса тропинке и иногда поглядывал назад – не отстал ли я? Мы зашли чуть глубже в лес, и по сторонам начали появляться светящиеся белым березки, чермуха, рябинки, мрачноватые елки.
- Дядь Сереж, а это уже тайга?
- Тайга – односложно ответил егерь.
Мы шагали и шагали, я крутил головой по сторонам, разглядывая то диковинные цветы, то густые заросли разлапистого папоротника. Запах здесь был совсем другой. В отличие от сухого сосняка здесь царила влажная прохлада, пахло землей, травой и грибами. Да еще и комары появились. Вот уж чьему соседству я был не рад. Но что поделаешь, волков бояться – в лес не ходить. Я то и дело лупил себя по лбу и щекам, прихлопывая безжалостных кровопийц десятками, но меньше их не становилось.
- Дядь Сереж, а почему здесь столько комаров, а возле кордона нету?
Егерь помолчал, видимо, раздумывая, стоит ли мне отвечать. Потом, понизив голос, все же ответил:
- Здесь сыро, вот комар и клубится. А сосняки и кедрачи комар не любит, воздух там для него слишком хороший. Ты не шуми в тайге, не надо.
- А почему не шуметь? Медведи придут? – я даже остановился.
- Конечно, придут. Поглядеть, откуда такой болтун в тайге взялся. Шагай давай.
Мы постепенно забирались все выше и выше, и говорить мне расхотелось. Казавшийся невесомым рюкзак вдруг начал ощутимо тянуть назад, и я шагал, невольно согнувшись пополам. Да еще и сапоги стали тяжелыми и начали болтаться на ногах, набивая мозоли. Идти становилось все тяжелее и тяжелее, но не признаваться же в этом Михалычу. Я так и вижу его снисходительную ухмылку, мол, я тебе говорил – проверь сапоги. Вот и терпи теперь. Я и терпел. Глазеть по сторонам я перестал, сосредоточившись только на том, чтобы сделать еще один шаг. Да и смотреть пока особенно было не на что, одинаковая она какая-то, эта тайга.
И зачем в тайгу обязательно в сапогах идти? Кеды вон какие легкие и удобные, и мозолей от них не бывает.
- Дядь Сереж, а зачем в тайге сапоги?
Ответа я не дождался, и твердо решил выяснить все на привале. Ведь будет же он когда-нибудь? Идти в гору было трудно, дыхания не хватало, ноги стали тяжеленными, будто к каждой привязали по гире, спина разламывалась от рюкзака, да еще и кружка сбилась и теперь нещадно давила между лопаток. Но Михалыч шагал все так же легко, пружинисто, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к тайге.
А послушать было что! Со всех сторон несся неумолчный, оглушающий птичий щебет и мягко шелестела листва.
- К вечеру гроза будет – вдруг сказал Михалыч.
- Почему?
- Комара много, злой он, птица волнуется и воздух такой… напряженный. Чуешь?
Михалыч остановился на тропе и поднял вверх палец, прислушиваясь к чему-то. Я тоже прислушался, но ничего необычного не услышал.
- Неа.
- Ну ладно, пошли.
Эта краткая передышка словно влила в меня силы, я шел следом за егерем, стараясь не обращать внимания на горящие огнем ноги и внимательно глядя прямо перед собой. И чуть было не прозевал самое интересное. Мы вышли на открытое место и теперь поднимались по самому гребню горы, а справа от нас в окружении гор раскинулось Озеро! Я встал как вкопанный, не в силах сказать ни слова. Стоял и смотрел, пытаясь вобрать в себя все величие и красоту Озера, и понимая, что душа моя слишком мала для этого. Как так может быть, что одно и то же Озеро не перестает наполнять меня восторгом? После нашего перехода на лодке я думал, что ничего красивее уже не увижу. Но вот сейчас все внутри замерло, словно боясь спугнуть это огромное, безграничное счастье от того, что я вижу это своими глазами.
Михалыч за моей спиной гулко прокашлялся и проворчал:
- Пойдем уж, поднялись почти.
Я с сожалением отвернулся от Озера и наткнулся на улыбающиеся глаза Михалыча.
- Пойдем. Пойдем. Там тебя друзья ждут.
- Какие друзья? – я вмиг забыл о своем огорчении.
- Увидишь. Но надо поторопиться, они рано спать укладываются.
Теперь я летел как на крыльях, любопытство гнало меня вперед, заставляя напрочь забыть об усталости. Внезапно Михалыч остановился, прижал палец к губам и поманил меня к себе. Я, стараясь не шуметь, медленно пошел в его сторону. Подошел и замер рядом, не дыша. Михалыч вытянул руку и указал куда-то вверх. Я присмотрелся, но ничего не увидел.
- Что? – спросил одними губами.
- Рябчик – едва слышно ответил егерь.
Рябчик? Где, где рябчик? Я столько раз про эту птицу от отца слышал, а один раз мы даже суп из него варили. Очень вкусный был суп! Я принялся вглядываться в переплетение ветвей с удвоенным вниманием, но все было тщетно. Да как же так?! Ведь он точно здесь, не шутит же надо мной Михалыч? Михалыч не шутил. Когда я уже отчаялся, с моих глаз словно спала пелена, и я увидел сидящую на ветке березы пеструю птицу с забавным хохолком.
- Какой красивый!
- Точно – Михалыч легонько кашлянул, и рябчик сорвался с ветки и моментально затерялся в тайге.
- А их здесь много?
- Много – егерь зашагал по тропе, и мне пришлось его догонять.
Место, куда мы так упорно шли, оказалось небольшой уютной полянкой на самой вершине горы. Со всех сторон ее окружали приземистые пушистые кедры, и в самом центре из земли торчал большущий пень.
- Ну вот, добрались – Михалыч залез в карман, вытащил горсть кедровых орехов и протянул мне. – На-ка вот, иначе не подружишься.
- С кем? – на полянке никого не было.
- А ты орешки на пенек насыпь, а сам вон там, под кедрушкой садись и жди. Они обычно быстро прибегают. Но только ты сначала по дереву палочкой постучи негромко, три раза.
Я недоверчиво посмотрел на Михалыча. Вроде не шутит. Но кого тут можно орехами приманить, белок? А палкой по дереву зачем стучать?
- А зачем палкой стучать?
- А как они иначе узнают, что ты пришел? Но ты сразу их не жди, они снача к тебе присмотрятся. Так что не шуми, а то напугаешь.
- А вы куда?
- Я тут недалече буду, не боись.
Михалыч ушел. Я легонько трижды стукнул по кедру, уселся на выпирающий из земли могучий корень и приготовился ждать. Прошло пять минут, но ничего не происходило. Пищала в кустах какая-то птаха, а больше ничто тишину не нарушало. От нечего делать я принялся наблюдать за большими рыжими муравьями, которые дружно тащили к своему муравейнику разных насекомых. Кто-то нес бабочкино крыло, кто-то еще что-то. Мое внимание привлекли несколько крупных муравьев, сгрудившихся вокруг большой волосатой гусеницы. Гусеница извивалась и никак не давалась им. Словно бы немного посовещавшись, муравьи скопом набросились на несчастную жертву и потащили ее к муравейнику. Как ни старалась гусеница вырваться, шансов у нее не было.
Я настолько увлекся этим противостоянием, что пропустил момент появления обещанных Михалычем друзей. Точнее, сначала одного из них. На дальнем кедре появился юркий полосатый бурундук. Он застыл на мгновение, осматриваясь и принюхиваясь, затем в два прыжка спустился на землю, встал столбиком в траве, внимательно наблюдая за мной. А я его не замечал, я был занят муравьиными делами. И поднял голову только тогда, когда бурундук пулей промчался через всю полянку, взлетел на пенек, обнюхал угощение и звонко заверещал, призывая товарища. Или брата? Не знаю. Но когда я поднял взгляд, один бурундук вовсю набивал щеки орехами, а второй стремглав мчался к нему через полянку, смешно задрав тонкий хвост. Миг, и он уже на пеньке, хватает первый орех… Возмущенное верещание первого бурундука переросло в стремительную драку. Два зверька с истошными вертелись на пеньке, носились вокруг, стараясь не упускать из вида драгоценное угощение.
- Что же вы деретесь? Там ведь всем хватит – я еле сдерживал смех, глядя на этих свирепых бойцов.
- А они всегда дерутся – неожиданно произнес Михалыч за спиной, заставив меня подпрыгнуть. – Самый драчливый – Борька, он первым всегда прибегает. А второй – Степка, он никогда никуда не спешит, сначала все обдумывает.
- А откуда вы знаете? – я смотрел на Михалыча, раскрыв рот от удивления.
- Ну, брат, я ведь егерь, я каждую зверушку лично знаю.
Шутит? Или серьезно говорит? Я пока так и не научился это понимать.
Над головой раздался громкий цокот, и Михалыч улыбнулся:
- Вот и Наська пожаловала. Сейчас она быстро порядок наведет.
Я задрал голову и увидел на ветке прямо над нами рыжую белку. Она с удивлением смотрела на дерущихся бурундуков. Потом, покосившись в нашу сторону, она соскочила на землю, в три прыжка оказалась на пеньке и принялась лущить орехи с невиданной скоростью. Борька и Степка, не замечая ничего вокруг, вертелись клубком, и, в конце концов, оказались у самых наших ног. Вот они расцепились, увидели нас и с криками бросились в разные стороны. Затем, видимо вспомнив об оставленных на пеньке орехах, помчались туда и обомлели, увидев белку. Но замешательство длилось недолго. Задрав хвосты, они вскочили на пенек и принялись собирать остатки орехов, выхватывая их друг у друга.
- На-ка, подсыпь им – Михалыч протянул мне еще горсть орехов.
- Напугаются же.
- А ты не шуми.
Зажав орехи в кулаке, я с замиранием сердца пополз к пеньку, замирая всякий раз, когда один из полосатых разбойников вдруг переставал шуметь. Никогда в жизни я так не переживал, что меня заметят. Конечно же, они меня заметили. И моментально умчались к ближайшему кедру. Я расстроено оглянулся на Михалыча, но тот махнул рукой, мол, ползи дальше. Я добрался до пенька уже не скрываясь. Высыпал орехи и собрался было возвращаться к Михалычу, но тот отрицательно покачал головой. Что?
- Сиди – свистящим шепотом сказал Михалыч.
Я уселся рядом с пеньком и принялся ждать. И уже через пару минут непреодолимое желание завладеть орехами пересилило в бурундуках страх, и они, настороженно останавливаясь и прислушиваясь, начали подбираться к пеньку. Я замер. Первый бурундук осторожно вскочил на пенек, и, бросая на меня испуганные взгляды, принялся пихать орехи в рот. Второй, не вытерпев такого самоуправства, кинулся к нам.
- Только не драться! – я погрозил им пальцем, но они внимания не обратили…
Солнце уже начало клониться к закату, когда мы ушли с бурундучьей поляны.
- Если уж ты с этими негодяями смог подружиться, со всеми остальными точно сможешь.
- А с остальными это с кем? – мое воображение моментально нарисовало мне, как я пытаюсь подружиться с медведем, и я почувствовал себя очень неуютно.
- Увидишь.
Мы поднялись на самую вершину горы, и вышли на край поляны, обрывающейся в пропасть. Ух ты! Синее-синее Озеро в окружении гор, уходящее вдаль, и огромное небо над ним, и от высоты и свободы захватывает дух! Воздух здесь был как родниковая вода, очень свежим и каким-то густым. Мне захотелось разбежаться, раскинуть руки и взлететь в бесконечное небо. Я покосился на Михалыча. Тот моих восторгов не разделял. Вскинув к глазам бинокль, он внимательно вглядывался в одному ему известную точку. Затем повернулся ко мне, глянул хмуро и сказал:
- Пошли. День провожать будем в следующий раз.
Это мы, получается, зря столько в гору лезли?! Я тяжело вздохнул и мысленно приготовился к тому, что ноги мои превратятся в одну большую мозоль.
- А почему мы спешим?
Михалыч мой вопрос привычно проигнорировал, еще раз оглядел Озеро в бинокль и заспешил вниз. Я всегда думал, что спускаться легче, чем подниматься. Как же я ошибался! Ноги то и дело скользили на корневищах и камнях, ноги моментально стали тяжелыми, словно две колоды, а рюкзак изо всех сил толкал меня вперед. И зачем я его взял? Ведь говорил же Михалыч – оставь. Нет же, попер его с собой. Вот теперь и не жалуйся, слушать нужно взрослых.
Когда впереди показался кордон, я готов был упасть на землю и целовать ее, заливаясь слезами радости. Только врожденный гонор не дал мне рухнуть на пороге. Я бережно снял рюкзак и пристроил его на крылечке как раз в тот момент, когда Михалыч протопал по деревянным ступеням сапогами и скрылся в доме. Через минуту он вышел с карабином на одном плече и рюкзаком на другом. На боку висел офицерский планшет, у деда такой до сих пор в кладовке лежит. Михалыч остановился передо мной:
- Остаешься на кордоне за главного. Каюра с тобой оставляю, он ни одного зверя не пустит. Ты костер пали, дров много. В сенях котелок большой, где картошка знаешь, тушенку в кладовке возьмешь, хлеб на столе. А я быстро схожу и вернусь. Если чаю захочешь, смородины вон нащипай да клубники, добрый напар получится.
- А куда вы? Можно с вами?
- Нет, со мной нельзя. Не робей, здесь безопасно.
Сказал, развернулся и пошел к лодке. Я увязался следом, боязно мне было оставаться здесь одному. А еще я очень хотел опустить натруженные ноги в Озеро.
Михалыч столкнул лодку на воду, оттолкнул ее от берега и легко запрыгнул на нос, уложил карабин и рюкзак на сиденье рядом с собой и взялся за двигатель…
Каюр сидел на берегу, укоризненно глядя на Михалыча.
- Нечего так смотреть, ты вон Димку охраняй. Понял?
Каюр качнул головой, будто кивнул согласно, и качнул кончиком пышного хвоста. Михалыч прибавил газу, и лодка сорвалась с места, выходя на глиссер.
Я уселся на камни, разулся и с наслаждением опустил горящие огнем ступни в воду. И чуть не закричал от боли! Но уже через пару секунд мне стало хорошо как никогда. Ноги перестали гореть, тяжесть постепенно уходила. Каюр сидел рядом и наблюдал, смешно склонив голову набок и высунув язык. Потом поднялся, зашел в воду, попил немного и вдруг бросился в Озеро, подняв целый фонтан брызг. Проплыв небольшой круг, Каюр выбрался на берег, подошел ко мне с хитрой мордой, постоял чуть-чуть и вдруг резко встряхнулся, забрызгивая меня с ног до головы.
- Каюр!
Но пес с чувством выполненного долга устроился на теплых еще камнях и принялся искать у себя блох. Да, с таким компаньоном не соскучишься.
Я следил за удаляющейся лодкой и думал о том, что надо начистить картошки, развести костер и сварить суп. Я никогда до этого не варил суп. А варить надо, Михалыч голодный приедет, да и сам я скоро проголодаюсь. С грустью посмотрев на свои покрасневшие ноги, я поднялся и похромал к погребу…
На этот раз костер я разжег с первого раза. Притащив к кострищу солидный запас дров и подвесив над огнем большой котелок, я задумался, как же мне сварить суп? Сначала, наверное, картошку надо бросить? Или тушенку? Немного подумав, решил, что все-таки сначала картошку, тушенка ведь уже готова. А что еще добавить? Лук нужен точно, но мама его обычно жарит. А если вместо репчатого накрошить зеленого лука в самом конце? Точно, так и сделаю. Еще нужна соль и лаврушка, вроде все.
Подхватив ведерко с картошкой, я направился на берег. Солнце уже коснулось вершин гор на той стороне, и вода в Озере вдруг стала золотой! Далеко слева в небе зажглась одинокая яркая звезда, и ее отражение покачивалось на медленно колышущейся водной глади. Наступила полная, абсолютная тишина. Такая, что я слышал стук своего сердца. Забыв про картошку, я заворожено смотрел на Озеро. Оно покачивало в своих огромных ладонях небо и горы, словно убаюкивая перед черной ночью. Красиво…
Опомнившись, я принялся быстро-быстро чистить картошку – в темноте сложновато будет сделать это нормально. За всеми делами я и думать забыл о своих ногах, но сейчас они напоминали о себе при каждом шаге. С этим надо что-то делать, иначе я безвылазно проторчу на кордоне все две недели. Вот только что?
Забросив в котелок картошку, я пошел в дом поискать соль и лаврушку, а заодно и открывашку для тушенки. Открывашки не нашлось, но с приправами проблем не возникло. Я вышел на крыльцо и обомлел – на кордон опустилась ночь. Вот только что я любовался глубоко дышащим в мягких закатных лучах Озером, а теперь вокруг настоящая ночная темнота. Чудеса.
А как же Михалыч в темноте будет добираться до кордона? Ведь ничего же не видно и промахнуться проще простого. Значит, он вернется только утром? А как я буду ночевать один? Мне стало немного страшно, но тут в мою ладонь ткнулся холодным носом Каюр, у ног свернулся щенок, а от костра сверкала глазищами в мою сторону Муська.
Костер на берегу! Точно, я запалю на берегу костер, и Михалыч сможет найти дорогу. Быстро подсолив уже булькающую картошку, я схватил охапку дров и потащил на берег. Пара минут, и на берегу запылал костер. Отлично! Теперь пора бы забросить в котел тушенку, вот только как ее вскрыть без открывашки? Я достал из кармана свой складешок, с сомнением посмотрел на него, на банку тушенки… Может, разрубить банку топором? Он-то точно не сломается. Я пошел к костру, рядом с ним стояла могучая колода для колки дров с воткнутым в нее топором. Мда. Идея так себе, как мне кажется. Собаки и Муська следили за мной голодными глазами. Так, их тоже надо кормить. Интересно, они суп едят?
Гадать особенно было некогда, картошка вот-вот разварится. Я с трудом вытащил топор из колоды, установил банку, как следует размахнулся и вдарил по банке. Топор увяз в колоде, а банка не пострадала. Следующая попытка увенчалась успехом, правда, банку пришлось положить. Удар, и топор снова вонзился в колоду, но в боку банки зияла ровная дыра. Ура!
Я схватил банку, с трудом ее разогнул и вывалил содержимое в котел. Над поляной тут же поплыл такой аромат, что и я, и вся живность одновременно сглотнули слюну. Я кинул взгляд в сторону Озера и сразу побежал на берег. Костер догорал и уже не светил на всю округу. Ничего, это мы быстро поправим….
Когда костер разгорелся с новой силой, я вынул из сапога ложку и подступился к котлу. Осторожно зачерпнул густого варева со дна, подул и отправил в рот. А недурно получилось! Я кое-как снял тяжелый котел с тагана, поставил рядом с огнем и накрыл крышкой. Так, теперь надо решить, куда накладывать похлебку нашему зверинцу. Должна же быть у них какая-то посуда, из которой они едят.
Поняв, что еда готова, Муська опрометью кинулась мне в ноги и принялась тереться об меня так и эдак, щенок упал на спину и принялся кататься, смешно виляя коротким хвостиком. Каюр делал вид, что еда его совсем не интересует и подчеркнуто глядел в другую сторону.
- Погодите, мне же нужно куда-то наложить вам еды. Каюр, где твоя тарелка?
Каюр вскочил, заплясал вокруг меня, прихватывая зубищами за рукав. Вот где в такой темноте искать звериные миски? Пока я ломал голову, Каюр сорвался с места и с радостным лаем кинулся к берегу. Неужели Михалыч? Я присушался, но лай Каюра не давал ничего услышать.
- Каюр, тихо! – прикрикнул я на пса, и тот, к моему огромному удивлению, моментально затих. И я тут же услышал далекий, на самой границе слышимости, звук лодочного мотора. Точно, Михалыч!
Я побежал на берег, подкинул в костер сухих сучьев и еще пару поленьев, и огонь тут же взвился вверх, выбрасывая в ночное небо целые мириады искр. Куда и голод подевался? Я с нетерпением метался по берегу, пока из-за спины не раздалось требовательное мяуканье.
- Муська, ну подожди немного, сейчас поедим – умоляюще зашептал я. Но кошка не унималась, ее мяуканье приобрело какие-то низкие, утробные нотки и явно стало угрожающим. Да что там такое? «А вдруг медведь?» - полыхнула мысль. Интересно, медведи по ночам спят? Михалыч, давай быстрее, пожалуйста! Я стисну в кармане складешок, просто для уверенности. Помогло.
Решив, что от моего топтания на берегу толку немного, я, опасливо прислушиваясь, пошел в огород за луком. В небе повисла полная луна, и ее серебристого света с легкостью хватало, чтобы найти в огороде грядку с зеленью. Воодушевленный возвращением Михалыча и немного мыслью о следящем за мной медведе, я вприпрыжку добежал до костра, быстро накрошил зелень прямо на столешнице, смахнул ее в котел и тщательно размешал. Запах стал совсем умопомрачительным, а я тут же понял, что только что натворил. Как же теперь похлебку станут есть четвероногие хозяева кордона? Балбес!
Между тем звук мотора становился все отчетливее, и скоро в свете луны на серебристой поверхности воды стала видна быстро приближающаяся лодка. Она шла прямо на костер, а за ней расходились в стороны дивно блестящие волны. Красота! Чуть дальше, там, где вода была гладкой, как зеркало, на ее поверхности плавно покачивались крупные сочные звезды и белоснежная Луна. Сколько же еще обликов у Великого Озера?
Чем ближе подходила к берегу лодка, тем сильнее становилось мое нетерпение. Я уселся на большой валун у костра и принялся ждать. Каюр сел рядом, чуть позже у его ног сселся щенок. В довершение всего из темноты вышла гордая Муська, запрыгнула мне на колени и заурчала. Ну вот, все в сборе. Теперь только хозяина дождаться, и хорошо…
- Оголодали? – весело спросил Михалыч, втаскивая лодку на берег.
- Есть немного – сразу за всех ответил я.
- Ну ничего, сейчас что-нибудь сварганим – Михалыч подхватил карабин и рюкзак и зашагал в сторону дома.
- А я уже приготовил, вас ждали.
Михалыч оценивающе на меня посмотрел, хмыкнул и скрылся в доме. Появился на крыльце он с булкой хлеба, завернутой в чистую тряпицу.
- Ну корми тогда, раз приготовил.
- А они? – я кивнул на Каюра и компанию.
- И их накормим, а как же.
- Да они, наверное, есть не станут. Я туда луку зеленого накрошил – виновато потупился я.
- Эти-то? Да они с голодухи что угодно съедят.
- А где их посуда?
- Посуда? Будет тебе посуда. Иди пока за стол – он вручил мне хлеб и пошел куда-то за дом...
Через пять минут мы дружно наворачивали то ли густой суп, то ли самую настоящую похлебку.
- Знатное хлёбово – довольно крякнул Михалыч. – Батя поди научил?
- Да… я сам как-то…
- Ладно, не журись, вкусно получилось. Вон даже Муська ест так, что аж за ушами трещит. А она что попало есть не будет.
Доедали в молчании. Михалыч думал о чем-то своем, а я, если честно, засыпал на ходу. День выдался удивительный…
Продолжение следует
Поддержать автора можно здесь
2202200793435098 Сбербанк