Первыми пострадавшими были, естественно, работники дежурной смены на энергоблоке No 4. А.С. Дятлов оказался старшим из начальников в эту страшную ночь. Он вспоминает о том, какие экстренные меры он предпринял и почему его товарищи оказались переоблученными.
«Ушел с БЩУ (блочный щит управления. — Б.Г.) с намерением посмотреть обстановку в реакторном зале. Не дошел. Встретил операторов газового контура И. Симоненко и В. Семикопова и операторов центрального зала О. Генриха и А. Кургуза. Толя Кургуз был страшно обожжен, кожа лица и рук свисает клочьями. Сказал им быстро идти в медпункт, куда уже должна прийти машина скорой помощи. <...> Петро Паламарчук, здоровенный мужчина, внес и усадил в кресло инженера наладочного предприятия Володю Шашенка. Он наблюдал в помещении на 24-й отметке за нештатными приборами, и его обварило водой и паром. <...> П. Паламарчук, разыскивая Шашенка, получил большую дозу, когда нес и намокла одежда на спине. Вода радиоактивная, и даже через пять лет ожоговые раны на спине не закрылись. <...> С дозиметристом Самойленко замерили обстановку на БЩУ. Прибор у него был на 1000 мкР/с или З,6 Р/ч. В левой и средней частях щита прибор показывал 500—800 мкР/с, в правой ― зашкал. <...> Теперь занялись основной полезной работой, которую выполнил персонал 4-го блока с риском для жизни и здоровья. Из-за многочисленных повреждений трубопроводов и конструкций зданий постоянно происходили короткие замыкания в электрических цепях ― источник возникновения пожаров. Когда шел с 3-го блока, встретил заместителя начальника электроцеха А.Г. Лелеченко. Взял его с собой. Теперь свел Лелеченко и Акимова и приказал отключить механизмы и разобрать электросхемы, с тем чтобы обесточить максимальное количество кабелей и электросхем. Приказал также слить в аварийные цистерны масло турбин и вытеснить водород из электрогенераторов. Всю эту работу выполнил персонал электрического и турбинного цехов. Выполнил. И — кто погиб, кто — получил тяжелые телесные повреждения. Хорошо помогли персоналу смены заместители начальников турбинного цеха Р.И. Давлетбаев и электроцеха А.Г. Лелеченко. Удивительный человек Александр Григорьевич. <...> Не понимаю, откуда он взял силы еще и после 26 апреля два или три дня выходить на работу, и опять в ту же радиационную обстановку. Когда его отвезли в больницу в Киев, прожил недолго.
Горько было мне слышать о неухоженности и осквернении могил погибших операторов на Митинском кладбище в Москве, в противоположность могилам пожарных. Если бы оперативный персонал не сделал то, что сделал, без сомнения возникали бы новые пожары и они обнаруживались бы при их сильном развитии. <...> Считаю, персонал действовал правильно, исключительно самоотверженно и сделал все возможное в той обстановке.
Пожарные команды, прибывшие 26 апреля 1986 г. на ЧАЭС, не были подготовлены для тушения пожара, сопровождавшего взрыв и разброс радиоактивных веществ. Как и персонал станции, они оказались в газово-пылевом облаке, в котором содержалось множество бета-излучателей. Не было бета-поражений на ногах, закрытых обувью, даже носки заметно ослабляли поток электронов. Если бы люди одели бахилы или чулки поверх обуви, у них не было бы столь обширных бета-поражений кожи, от которых несколько человек впоследствии погибли. При лечении больных с бета-ожогами кожи наблюдалось, как процесс развивался, ползя по ногам снизу вверх, в полном соответствии с уменьшением дозы».
О пожарных. «Надели бы они защитную дозиметрическую одежду ― не помогла бы она им. Их штатная одежда ― из грубого материала, сапоги защищали от бета-излучения, а от гамма-излучения их ничего защитить не могло: нет такой одежды. Спасти могло только автоматическое пожаротушение, не требующее присутствия людей на крыше реакторного и химического цехов. Такого не было. Была разводка трубопровода по периметру с ответвлениями для присоединения пожарных рукавов, которые находились рядом в ящиках. Без людей там ничего не сделать.
У меня была обычная спецодежда и полуботинки. Бахилы бы значительно облегчили мое состояние, защитили бы ноги от страшных ожогов, до сих пор не прошедших. Но что в них за ходьба? <...> Респираторы так и проносил в кармане. Один надел, где-то в пар попал, уже не дышится, сбросил и больше не надевал. <...> Периодически тянуло на неудержимую рвоту, но выбросить осталось разве что внутренности. Описывать нечего. <...> На щите В. Перевозченко сказал, что операторы центрального зала нашлись, нет В. Ходемчука. <...> Пошли втроем, взяли еще С. Ювченко и дозиметриста. Прибор, как и прежде, на 100 мкР/с где показывал, где зашкаливал. <...> Дозиметриста отпустили — бесполезен со свои прибором. Саша Ювченко и я остались у провала, а В. Перевозченко по консоли полез к помещению операторов, где, хоть и с малой вероятностью, мог находиться Валерий Ходемчук. <...> Не было там В. Ходемчука, тело его так и не нашли. Погребен под бетоном и металлом. А вот Валерий Перевозченко, видимо получил летальную добавку. Его облило водой, и умер он не от большой дозы облучения, а от радиационных ожогов кожи. <...> Тут у меня наступил спад, полная апатия. <...> Забрал с собой три диаграммных ленты: две с записью мощности реактора и по давлению в первом контуре. Помылся под душем, согласно правилам: сначала прохладной водой, уж потом горячей. <...> На станцию главный инженер Н.М. Фомин прибыл позднее других, в 4—5 часов, а лучше бы еще на несколько часов позже. И решил организовать подачу воды в реактор. Зачем, через столько времени после взрыва? Вода из- за разрушения трубных коммуникаций до реактора не доходила (да и не было уже его, реактора) и начала растекаться по помещениям 4-го и других блоков, разнося радиоактивную грязь. Конечно, прекратили. Но эта операция стоила тяжких телесных повреждений, а Л. Топтунову, А. Акимову и А. Ситникову стоила жизни. <...> А. Акимов получил, конечно, более серьезную дозу, потому что он выходил в помещение блока, а В. Бабичев пришел что-то около 5 часов. У него доза уложилась бы в пределах 200 бэр. Оба они остались и участвовали в подаче воды на реактор. Там и получили летальные дозы. <...> 26-го вечером отправили первую партию в Москву. <...> В Москве автобусы подъехали к самолету ― и в 6-ю больницу. И только через полгода, 4 ноября, выписался».
Опыт Чернобыля дал серьезный толчок развитию техники безопасности при работе АЭС, хотя не дай Бог повторения данного опыта!