189 подписчиков

Плач Палача-2

280 прочитали
"Марыша Ковальски и профессор Лимонов обсуждают ядерную бомбардировку СССР"
"Марыша Ковальски и профессор Лимонов обсуждают ядерную бомбардировку СССР"

… В романе «Палач» второй клиенткой — и отчасти возлюбленной - Оскара Худзински становится писательница Сюзан. Рыхлая, полная Сюзан, с валиком вокруг живота, возникающим, когда она принимает неудачную позу, с сырыми полными ляжками и массивной жопой. Это фигура крестьянки. Первое, что делает Худзински, заполучив Сюзан — нет, я не о порке, это само собой и понятно - ставит перед зеркалом, и, содрав с блондинки одежду, объясняет женщине, как она красива.

- Посмотри на свои сочные ляхи, на свою аппетитную жопу, - говорит Оскар, намеренно не стесняясь в выражениях и ощупывая и охлопывая женщину, как мясник тушу, - на свои увесистые сиськи, на выпуклый живот... да ты мечта мужика, ты самый лакомый кусок, Сюзен!

Причем это не лесть и не профессионализм проститута, который должен обработать всё, что попадет под руку и заплатит за это. Худзински в самом деле чувствует сексуальное возбуждение, что считает нужным подчеркнуть автор. Оскару нравится трахать Сюзен, полную женщину средних лет, и ему нравится вселять ей уверенность в себе, потому что она благодарит его за это ответной пылкостью Потом Оскар трахает на вечеринке молоденькую служанку примерно того же типа, что и Сюзи, пухлую, полненькую. Он и её хочет. Тут я мимоходом еще раз отдам должное писательской наблюдательности Лимонова. По-моему, женщины физиологического типа Сюзи - самые неуверенные в себе, будучи для мужчины чисто в биологическом смысле самыми привлекательными. Ими очень легко манипулировать, и их очень легко завоевать, напомнив им, как, и насколько, они хороши (а они хороши). После этого они благодарят чудесами. Что может быть лучше аппетитной srak-i (кстати, "срака" это из польского:), которую можно сжать, оставив красный след на белой коже, обтянувшей пышные ягодицы, скользнув под которые, так сладко потрепать мясисты ляж...

О чем это я?

А, да. «Гомосексуалист Лимонов, который любил женщин-мальчиков».


Ну-ну..

… Вот Наташа, разговаривая по телефону с Оскаром, говорит: «Мама говорила - сколько ни дружи с поляком, он все равно сделает гадость»...


… А вот Оскар стоит в подземке Нью-Йорка и наблюдает за тем, как черные задирают белых. В 70-хх годах прошлого века подобный пассаж показался бы советскому читателю образцом тошнотворной советской пропаганды, но сейчас, к моменту начала расовой войны в США, это выглядит даже и не предсказанием. Просто описанием. Примечательно, что первая мысль Худзински по поводу сцену: «Какого хрена они пристали, я-то ведь из Восточной Европы, я-то ведь не рабовладелец». Это типичный ход мыслей всякого эмигранта из экс-СССР, и Восточной Европы. Худзински прав. Но он забыл, что он славянин, то есть, он не просто не рабовладелец, а он - выходец из рабов. Белокожих светловолосых людей, которых по рекам везли в Крым, а оттуда на кораблях развозили по Генуям, Константинополям, Флоренциям, Марселям и прочим хабам Европы...

… конечно, это не Оскар Худзински выбирает свою профессию, а она выбирает его. Ну или, давайте порадуем сторонников «либертианской» модели, это невидимая рука рынка. В Нью-Йорке — переизбыток неквалифицированной рабочей силы, мужчин от 20 до 50 лет, набранных в США по различным программам эмиграции. Уровень знания языка и отсутствие подтвержденных дипломов - это подтверждение простейший рычаг контроля рынка труда - не оставляет им пространства для маневра. Оно сужено до места охранника, продавца в «этническом» районе, консьержа дома в таком же районе. Оскар не может устроиться даже младшим библиотекарем:), потому что диплом философа (это профессия нашего героя) вряд ли подтвердят. А даже если и да - «по приколу» - то такой профессии, «философ», не существует. Это место при университете, занимать которое можно, обладая качествами, прямо противоположными тому, что мы считаем качествами философа. Умный, честный, резкий — философ — Оскар такими качествами не обладает. Он не годится для тяжелых физических работ, для этого он, человек достаточно молодой, не так уж и молод. Оскару в романе исполняется 37 лет, Габриель организует ему вечеринку по этому поводу (и это прямая аллюзия на вечеринку с трупом в одном из романов Де Сада). Что же остается? Оскар не может жить просто так. Никто не может жить в капиталистическом обществе (вот и в одной из разновидностей его, в СССР, нас в этом активно убеждали, помните, «кто не работает, тот не ест»?:). Оскар должен быть полезен обществу. А как? Оскар еще годится, как сексуальный партнер женщин среднего и старшего возраста - у двадцатилетних есть свои двадцатилетние - выполняющий при этом роль не только фаллоимитатора, но и, по сути, массажиста и психолога. В качестве Палача Оскар приносит поль.... Простите. Общество имеет пользу от Оскара, и на месте Палача он - на своем месте мужчины под сорок в неплохой физической форме. Все, что у него осталось, это член, и это нужно использовать. Что общество и делает. При чем же здесь выбор? Худзински его не делал...


Да и общество, которым якобы помыкал Оскар, обладает механизмами урегулирования, против которых наш сверхгерой — хотя правильнее сказать, «сверх» «герой» - бессилен...

… Ну что же, время в мастерской Палача летит, и рука его устаёт... Да и жертва, чей истерзанный розгой зад вопиет небу своим бесстыже разверстым красным зёвом, уже еле жива. Крепись, несчастная! Остался всего один удар... coup de grace... после которого твои сладкие мучения прекратятся, путы спадут, давление станка на шею ослабнет, а беспощадный мучитель, обернувшись милым другом, отнесет тебя в ванную на руках, осыпая нежностями и поцелу... Ну да, ну да. Всё что мне осталось сказать, это лишь несколько слов о любви. Следуя принципу интеллектуальной честности, некоторого даже эксгибиоционизма, который проповедовал еще один мой — помимо Лимонова — учитель, Мишель Монтень, я вынужден раскрыть обстоятельства, в которых мысли эти меня посетили. Я долго думал о любовной линии «Палача», пытался уловить её — в чем суть? понятно же, что не в простом совокуплении? - но главная идея, загадка в сотне шкатулок, ускользала от меня. Если бы я был автором эпохи барокко, то написал бы, что она ускользала от меня игривой нимфой от похотливого сатира. Но эпоха барокко, увы, кончилась, и Пан умер, и идея просто ускользала меня.

Продолжение эссе о романе «Плач Палача»