В самом начале психологии Фехнер (1876) утверждал, что красота-это непосредственное удовольствие, и что удовольствие объекта определяет его ценность. В нашей предыдущей работе мы обнаружили, что интенсивное удовольствие всегда приводит к интенсивной красоте. Здесь мы сосредоточимся на обратном: необходимо ли интенсивное удовольствие для интенсивной красоты? Если это так, то неспособность испытывать удовольствие (ангедония) должна препятствовать переживанию интенсивной красоты. Мы попросили 757 онлайн-участников оценить, насколько сильно они чувствовали красоту от каждого изображения. Мы использовали 900 изображений оазиса вместе с их доступной валентностью (удовольствие против неудовольствие) и рейтинги возбуждения. Затем мы получили самоотчеты об ангедонии (TEPS), настроении и депрессии (PHQ-9). На всех изображениях оценки красоты были тесно связаны с оценками удовольствия (r = 0,75), но никак не связаны с оценками возбуждения. Только изображения со средним рейтингом удовольствия выше 4 (из возможных 7) часто достигают (>10%) средних значений красоты, превышающих общую медианную красоту. Для нормально красивых изображений (средняя оценка > 4,5) оценки красоты коррелировали с ангедонией (r ∼-0,3) и настроением (r ∼ 0,3), но не были связаны с депрессией. Сравнивая средний рейтинг красоты каждого участника с общей медианой (5,0), ни один из наиболее ангедонических участников не превысил медиану, в то время как 50% остальных участников сделали это. Таким образом, как общие, так и ангедонические результаты подтверждают утверждение, что интенсивная красота требует интенсивного удовольствия. Кроме того, последующие повторные измерения показали, что общий вкус внес 19% в дисперсию оценок красоты, что лишь на треть больше, чем личный вкус (58%). Обращаясь к извечным вопросам, эти результаты показывают, что красота-это своего рода удовольствие, и что красота более личностна, чем универсальна, то есть в 1,7 раза больше коррелирует с индивидуальным, чем с общим вкусом.
Вступление
Красота очаровывала человечество с древних времен, еще до Гомера (см., Например, Hofstader and Kuhns, 1976), и была одним из первых феноменов, исследованных в экспериментальной психологии (например, Fechner, 1876; Lipps, 1906). В общепринятом понимании понятие красоты занимает центральное место в эстетике (Якобсен и др., 2004; Brielmann and Pelli, 2018; Menninghaus et al., 2019а). Тем не менее, красота остается спорным понятием, поскольку литература по нейроэстетике еще не пришла к согласию относительно четкого последовательного определения.
Философы, психологи и нейробиологи сходятся во мнении, что красота в своей основе связана с удовольствием. Психологические теории все чаще признают, что удовольствие играет ключевую роль в эстетическом опыте и оценке искусства (см. обзоры: Jacobsen et al., 2004; Ледер, 2013; Пеловски и др., 2016). Фехнер (1876) утверждал, что “потенциальная возможность немедленно вызвать симпатию и вместе с тем удовольствие всегда остается центральной для термина красота также в его самом узком понимании...” теория беглости эстетической обработки явно отождествляет красоту с “эстетическим удовольствием” (Reber et al., 2004). Эти подходы следуют за философами, рассматривающими красоту как своего рода удовольствие (например, Платон, 390 до н. э.; Кант, 1790/2000; Юм, 1878; Сантаяна, 1896). Например, Платон предварительно определил красоту как удовольствие через глаз или ухо, а Юм (1878) сказал, что “удовольствие и боль ... являются не только необходимыми спутниками красоты и уродства, но составляют саму их сущность."Таким образом, многие философы, психологи и нейробиологи предположили, что красота-это своего рода удовольствие.
Хотя нам все еще не хватает доказательств необходимости удовольствия для переживания красоты, хорошо известно, что эстетическая симпатия и другие чувственные оценки связаны с системой вознаграждения, т. е. Исследования функционального магнитного резонанса (фМРТ) показывают, что оценка валентности объекта, то есть удовольствия или неудовольствия, которое он вызывает, является ключом к эстетической оценке (метаанализ см. Brown et al., 2011). Другие исследования показали, что активность в мезокортиколимбическом контуре вознаграждения является ключом к оценке разнообразных перцептивных удовольствий, таких как взгляд на привлекательные лица (Челнокова и др., 2014) или эротические фотографии (Buchel et al., 2018), пробуя что-то сладкое (Eikemo et al., 2016), а также прослушивание музыки (Маллик и др., 2017). Эта работа убедительно доказывает, что удовольствие, то есть активность в контуре вознаграждения, необходимо для красоты.
Но что же отделяет красоту от других удовольствий? Валентайн заметил, что” Ириска может доставлять острое удовольствие чувству вкуса, но мы вряд ли могли бы назвать ее "красивой "" (Valentine, 1962, стр. Хотя некоторые исследования предполагают, что ключевое различие между красотой и другими удовольствиями заключается в участии когнитивных факторов (например, Brielmann and Pelli, 2017; Skov, 2019a, b), более смелая точка зрения заключается в том, что Валентин был неправ. Люди действительно называют конфеты красивыми, если они испытывают от них сверхпороговое удовольствие (Brielmann and Pelli, 2017), провоцируя гипотезу о том, что любое сверхпороговое удовольствие квалифицируется как опыт красоты (Brielmann and Pelli, 2018).
Помимо удовольствия, было упомянуто, что возбуждение имеет решающее значение для переживания красоты. Берлин в своей основополагающей книге "эстетика и Психобиология" (1973) предположил, что удовольствие и эстетическая ценность имеют одну и ту же перевернутую U-образную связь с возбуждением: Высшая эстетическая ценность, или красота, должна возникать на промежуточных уровнях возбуждения. Теория Армстронга и Детвейлера-Беделла (2008) утверждает, что красота характеризуется интенсивным удовольствием и повышенным возбуждением, подобно модели, разработанной Пеловски и Акибой (2011).
Глядя на ангедонию, настроение и депрессию, чтобы проверить связь между красотой и удовольствием
Этот краткий обзор показал, что понятие удовольствия является общим знаменателем для большинства описаний красоты, в то время как некоторые из них также включают возбуждение. Оба компонента-удовольствие и возбуждение-были определены как обычно независимые компоненты аффекта (Познер и др., 2005). В этих рамках удовольствие концептуализируется как валентность, где положительной стороной шкалы является удовольствие, а отрицательной-неудовольствие. Валентность и возбуждение обычно используются для характеристики эмоционального переживания наборов стимулов (Lang et al., 1997; Bradley and Lang, 1999; Brielmann and Stolarova, 2015; Курди и др., 2017). Таким образом, в качестве первого шага к изучению связи между эмоцией и красотой мы здесь исследуем, как суждения о красоте соотносятся с суждениями о валентности и возбуждении.
Наш краткий обзор выше показывает широкую поддержку философского утверждения, что чувство красоты - это своего рода удовольствие. Это предположение обосновывается исследованиями, которые обнаруживают сильную положительную связь между оценками красоты и удовольствия для различных стимулов (Вартанян и др., 2013; Brielmann and Pelli, 2017; Brielmann et al., 2017) и с помощью визуализационных исследований, которые демонстрируют сильную связь между активностью в путях вознаграждения и эстетической симпатией (например, Челнокова и др., 2014; Sachs et al., 2016; Сков, 2019а). Если удовольствие действительно является главным проявлением красоты, то люди, неспособные испытывать удовольствие, также должны быть неспособны испытывать красоту. Клинически неспособность (или сильно сниженная способность) испытывать удовольствие называется ангедонией.
Ангедония является одним из основных симптомов основных депрессивных расстройств в соответствии как с диагностическим и статистическим руководством по психическим расстройствам (DSM; American Psychiatric Association, 2013), так и с международной классификацией болезней (ICD; American Medical Association, 2015). А еще есть автобиографические сообщения о том, что красота исчезает во время депрессии. Например, Льюис (1961) рассказывает о своем выздоровлении от горя по поводу смерти жены, говоря: “сегодня я возвращался в старые места, совершая одну из тех долгих прогулок, которые сделали меня таким счастливым в мои холостяцкие дни. И на этот раз лицо природы не было лишено своей красоты, и мир не выглядел (как я жаловался несколько дней назад) как грязная улица.”
Мешает ли депрессия ощущать красоту? Важно отличать клинический диагноз депрессии (оцениваемый с помощью опросников типа PHQ-9) от степени “депрессии” как компонента ежедневного настроения и отмечать нейронную диссоциацию между ангедонией и депрессией. Таким образом, связь DSM между депрессией и ангедонией может не распространяться на чувство “депрессии”, как оно используется в повседневном языке.
Три линии доказательств предполагают, что ангедония связана со способностью испытывать красоту. Во-первых, несколько исследований подтверждают существование типа ангедонии, который влияет только на эстетическое удовольствие, получаемое от музыки (Mas-Herrero et al., 2014, 2018; Martínez-Molina et al., 2016, 2019; Маллик и др., 2017). Во-вторых, исследования, которые манипулировали активностью опиодных рецепторов и вместе с тем реакцией удовольствия в контурах вознаграждения, показали, что такое индуцированное ангедоническое состояние уменьшает удовольствие, испытываемое от лиц (Челнокова и др., 2014), сладкий вкус (Eikemo et al., 2016), эротические фотографии (Buchel et al., 2018), и музыка (Маллик и др., 2017). В-третьих, ангедония – но не депрессия-была связана со снижением активации в вентромедиальной префронтальной коре (vmPFC) в ответ на счастливые воспоминания (Keedwell et al., 2005). Эта же самая область мозга последовательно более высоко активируется по сравнению с исходным уровнем при переживании красоты от различных стимулов (Kawabata and Zeki, 2004; Ishizu and Zeki, 2011; Zeki et al., 2014).
Эти данные подтверждают гипотезу о том, что ангедония снижает способность испытывать красоту. Проверка этой гипотезы дает еще одно доказательство предполагаемой связи между красотой и удовольствием.
Продолжение в части №2...
Источник: https://doi.org/10.3389/fpsyg.2019.02420