В Мюнхене открыли ещё один выдающийся музей современного искусства — частную коллекцию «Собрание Брандхорста». Несмотря на свою довольно-таки внушительную величину, здание смогло вместить только 160 из 700 работ, составляющих коллекцию Удо и Анетты Брандхорст.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
В начале лета так называемый «Кунстареал» Мюнхена (три пинакотеки, две глиптотеки, Ленбаххауз и ещё с десяток музеев, расположенных неподалёку друг от друга) был расширен на 3200 квадратных метров выставочного пространства.
Новое здание некоторые принимают за четвёртую пинакотеку, но на самом деле это не так. Новый музей — суверенное образование, а четвёртая пинакотека всё ещё только начинает строиться.
Причём из-за различных судебных тяжб между городом и архитектором строительство её тормозится и грозит превратиться в долгострой.
Не четвёртая пинакотека
Открывшееся же здание — музей «Собрание Брандхорста» — точно вписалось в нишу между двумя перпендикулярными улицами, Пинакотекой модерна и музеем минералов «Мир кристаллов».
Кажется, что оно немного зажато. Может быть, потому что, благодаря «дребезжащему» оптическому эффекту, вызываемому керамической отделкой, взгляд не удерживает здание в чётких рамках.
Рулады цветов и оттенков, развёрнутые как будто в воздухе, как бы стремятся развернуться и дальше...
Фасад выходит на Терезиенштрассе и возвышается над вытянутой вдоль Тюркенштрассе основной частью здания. Возвышение — своеобразная пристроенная «часовня» — было спроектировано специально для цикла картин Сая Туомбли «Лепанто».
Цикл Туомбли, по-видимому, будет находиться в «пошитом» индивидуально для него зале постоянно, тогда как остальная часть экспозиции будет периодически меняться.
Несмотря на свою довольно-таки внушительную величину, здание смогло вместить только 160 из 700 работ, составляющих коллекцию Удо и Анетты Брандхорст.
Жена кёльнского коллекционера Анетта Брандхорст принадлежала династии Хенкель. В 1999 году она умерла. Овдовев, Удо Брандхорст решил подарить домашнюю коллекцию «домашней столице Германии».
При этом он сопроводил подарок созданием специального фонда в 120 млн евро. На процент от них должны осуществляться дальнейшие приобретения. Условие, которое он изначально поставил, было серьёзное: коллекция должна выставляться только в отдельном, специально для неё построенном здании.
Город после некоторых колебаний согласился (при этом так до конца и неясно, кто на самом деле финансировал строительство — то ли город, то ли сам меценат).
Проект был осуществлён берлинскими архитекторами Мартином Зауэбрухом и Луизой Хаттон. 30 тыс. разноцветных керамических брусков, покрывающих стены, сделали каждый фрагмент здания похожим на ксилофон, если смотреть вблизи.
А если отойти подальше или просто идти мимо по улице, всё это начинает на самом деле играть — красками.
Дом — «хаус», Хаусготт — …?
Весь второй этаж отдан Саю Туомбли. «Розы» — последняя по времени серия работ 82-летнего художника. Они были написаны в прошлом году, и для них также выделен отдельный просторный зал. Под стать их размеру — это очень большие картины.
Вдохновлены они были стихами Ингеборг Бахман, сборник которых подарил старому другу Удо Брандхорст. Строчки стихов соседствуют на стенах с цветами Туомбли, напоминающими сходящиеся к центру ленты, с которых капает кровь. Потоки бегут ручейками вниз, поневоле машинально бросаешь взгляд на пол.
Точно так же краски «стекают» с дюжины картин цикла «Лепанто», которые висят в соседнем зале. Это более ранний цикл, написанный в 2001 году. До 11 сентября, что, наверное, имеет какое-то значение.
На полотнах запечатлена морская битва при Лепанто, где в 1571 году схлестнулись мусульманский и христианский миры. В один день погибло 50 тыс. человек и сотни кораблей.
Битва считается первой победой христианского союза (Испания, объединившаяся с Венецианской республикой) над флотом Османской империи.
Краски меняются от картины к картине, каждая из которых перечёркнутыми корабликами напоминает скорее не предыдущие морские мотивы Туомбли — расплывчатые венецианские гондолы, парафразы картин Тёрнера…
А вот именно увеличенные до гигантских размеров листки из школьной тетрадки, на которых осталась партия игры в морской бой. Потом ранец попал под дождь, всё намокло, потекли чернила…
Впрочем, это самая приблизительная ассоциация, контурная, а в этой исторической «стенографии» всё дело, конечно, в красках, меняющихся по часовой стрелке.
Корабли горят то в осеннем небе, то под ногами, летят в воздухе, напоминая охапки красных, жёлтых листьев. Они все перечёркиваются косыми линиями, стекающими вниз потоками краски.
Говорят, что тот, кто купил картину Туомбли, не может быть уверен, что через 20 лет художник не появится в его доме, чтобы нанести на холст ещё один слой.
Есть в соседних залах и объёмные его палимпсесты: замазанные белой краской объекты, на которых нацарапаны надписи, отсылающие к эпохам, лежащим в глубине слоёв белил.
Но этих скульптур здесь сравнительно немного, не в таком количестве, как несколько лет назад в Старой пинакотеке. Тогда во время вернисажа Туомбли в очередной раз потерялся. Он там был, но — растворённый в толпе, говорят, он любит так делать.
В общем, весь второй этаж нового здания принадлежит Туомбли, и это самая большая в Европе коллекция его работ. Говоря по-немецки, Туомбли здесь — Hausgott.
Перефразируя название одного из лучших в мире рассказов о живописи, можно перевести как «абсолютный дух этого места».
Принцип дополнительности
И останется только добавить, что Удо и Анетта Брандхорст создавали свою коллекцию, не зная, что однажды она превратится в музей. Руководствовались при этом исключительно своими пристрастиями: предпочитали произведения изобразительного искусства, которые не слишком косвенно связаны с литературой.
Тогда выбор Сая Туомбли на заглавную роль понятен. Его любят все писатели, очевидно, угадывая в его «каракулях» следы какого-то неясного праязыка...
Кажется, что, если бы этому «абстрактному экспрессионисту» дали литературную премию, это не вызвало бы такого удивления, как вручение её Ансельму Киферу, который год назад неожиданно для всех получил Премию мира германских книгоиздателей.
И это был первый случай в истории, когда литературную премию дали за такие вот книги.
Второй главный художник «Коллекции Брандхорста» — Энди Уорхол.
По количеству выставленных работ он не уступает своему ровеснику Саю Туомбли. Первое, что видит посетитель, входя в музей, — огромные красные серп и молот кисти Уорхола.
Но, в отличие от Туомбли (для которого изоляция на отдельном этаже, кстати, вряд ли пошла на пользу), Уорхол повсюду вступает в диалог с другими художниками.
Вот, например, работа Дэмиена Хёрста под названием «В это ужасное время мы все являемся жертвами, беспомощно взывающими к окружению, которое отказывается признавать существование души».
Зеркальная витрина, на полочках которой выложены 27 683 разноцветные таблетки. Прямо напротив неё расположена «Тайная вечеря» Уорхола — такого же примерно размера чёрно-белый орнамент, единственный элемент которого, голова Христа, повторяется едва ли не столько же раз, сколько таблеток выложено у Хёрста.
Хорошо перекликается также серебристый триптих Уорхола с изображением Элвиса с одной из «фотоальбомных» картин Герхарда Рихтера.
Работ Рихтера здесь не так много, но нельзя не заметить, что само здание музея снаружи напоминает абстрактные картины самого известного современного немецкого художника.
Напоследок далеко не полный перечень других художников, представленных в первой экспозиции музея. Большинство из них — земляки Уорхола и Туомбли (живущего, впрочем, в Италии): Майк Келли, Брюс Науман, Алекс Кац, Эрик Фишль.
Есть и немцы, помимо Рихтера, несколько великолепных картин Зигмара Польке. Не забыт, конечно, Йозеф Бойс. Метцгер... Но надо сказать два слова о работе живущего в Италии греческого художника Янниса Кунеллиса — «Без названия (Рембо)».
За стеклом попугай, сидящий на краешке банки с красной краской, из которой торчат кисточки. Банка стоит на раскрытом томике полного собрания стихотворений Рембо. Мне показалось, что этот parrot — пародия на «Розы» с помещёнными над ними стихами...
Во всяком случае, что именно в этом попугае серьёзный лейтмотив коллекции получил совершенно необходимое ему ироническое разрешение.
Во-первых, вспоминаешь, глядя на него, другого попугая, стоявшего на столе у Флобера.
Во-вторых, если уж коллекция так непосредственно связана с литературой, то и правила литературные её касаются. «Коллекция, в которой нет её антиколлекции, считается незавершённой?» Скорее — скучной, потому что завершаться коллекция, обретя дом, не должна.
Наоборот, благодаря фонду она будет развиваться. Кроме того, выставленное сейчас в музее составляет только четвёртую её часть. Но уже на основании увиденного можно сказать, что «Собрание Брандхорста» — нескучная коллекция.
Автор: Александр Мильштейн, "Частный корреспондент".