Местные ополченцы мало чем отличались от российских добровольцев. И те и другие были не сильно разговорчивы. Высказывались разве что о чём-то реально существенном. Кратко и лаконично. Будто отправляли эсэмэски. На частные вопросы могли вообще не отвечать.
Помню, как-то в Луганске встретил офицера, у которого на месте погон камуфляжной куртки — только четыре отверстия от звездочек. Капитан. Поинтересовался - почему не носит знаки различия? Сразу в общении возникло какое-то неудобство, и вопрос остался без ответа. И такое бывало часто.
В таких случаях я просто переспрашивал пожилого ополченца с позывным «Старый». Однако, про «пустые погоны» он предложил неубедительную версию: мол, это своего рода защита от диверсантов. Похоже, пошутил. После минского замирения «укропам» ещё долго было не до диверсий.
У меня тогда сложилась собственная версия об «исчезнувших» звёздочках. Было замечено, что младшие командиры редко пользовались своей властью и офицерским статусом. И отличить их от рядовых бойцов можно было только по наличию кобуры. "Прижиться" на погонах звездочкам, вероятно, и мешало то обстоятельство, что в ополчении Донбасса утвердилась культура добровольческой армии.
Ведь изначально здесь командирами становились те, кто оказался способным "сколотить" из разношерстной массы воинский коллектив и стать в нём авторитетом. А что такому авторитету может противопоставить назначенный офицер? Формальную власть против той, которую Макс Вебер определял как харизматическую? Последняя, очевидно, была намного сильнее и надежнее.
Тогда, в марте пятнадцатого, формализация армейских порядков здесь только начиналась… Она в итоге и победила так называемую махновщину. Но не сразу. Нужны были ресурсы, которые бы позволили попросту купить лояльность к новым порядкам. И Москва раскошелилась. Вскоре, даже те, кто не служил в армии, с нескрываемой гордостью надели «золотые» погоны. Так Захарченко сразу стал полковником.