Вчера, 13 апреля, американский еженедельник The New Yorker анонсировал выход в следующем номере (20 апреля 2020 г.) очередного материала о герцогах Сассекских. Лирическое эссе штатного колумниста журнала Ребекки Мид получилось огромным, с многочисленными отсылками к истории британской монархии; тон его в целом доброжелателен — но кое-где прорываются нотки злого сарказма, если не сказать жестче.
«Разбитая сказка принца Гарри и Меган Маркл», как слегка претенциозно был назван материал, начинается с лирического отступления — примерно такой же прием мы уже видели в «прощальных» статьях Омида Скоби и Криса Шипа. Отличный пример слова, немедленно рисующего в воображении картинку, — Ребекка Мид говорит о знаменитой фотографии Сассексов, которую весь мир окрестил «голливудской»:
«В то время как фотокорреспонденты ждали, когда пара выйдет из «Лендровера», у них не было большой надежды на хороший снимок: дождь усложняет съемку со вспышкой, а герцога и герцогиню мог скрыть зонт. К счастью, Самира Хуссейна, который часто фотографировал королевскую семью, посетило вдохновение: вспышки камер в толпе могли создать эффект драматической подсветки, как на студийном снимке, а другие вспышки освещали бы лица Сассексов. Хуссейн сделал снимок за долю секунды: двое с сомкнутыми руками повернулись друг к другу под одним зонтом и улыбнулись. Изображение мгновенно стало знаковым. Эти двое смотрели друг другу в глаза, как отгородившиеся от всех молодожены, не пострадавшие от дождя, падающего на них, как сверкающее конфетти...»
Рассказав далее об известных всем нюансах «окончательного разрыва» герцогов Сассекских с британской монархией, автор делает интересный экскурс в историю — намекая, очевидно, на определенные совпадения. Сегодня королевские эксперты сравнивают Megxit с кризисом отречения 1936 г., когда Эдвард VIII оставил трон, чтобы жениться на Уоллис Симпсон, говорит она, — но это фактическая ошибка: реальной параллели здесь нет, ибо «отречение короля меняет ход истории — без ухода Эдварда нынешняя королева никогда не взошла бы на престол, — а уход Гарри не влияет на линию преемственности». Нашлась, однако, иная параллель:
«Принц Гарри — всего лишь второй герцог Сассекский: этот титул исчез на сто семьдесят пять лет, перед тем как дворец извлек его на свет для повторного использования. Первым герцогом Сассекским был принц Август Фредерик, сын короля Георга III; как и его пра-пра-пра-пра-пра-племянник Гарри, это был мятежный юноша с пламенным желанием жить так, как он хотел, и склонностью нарушать ограничения монархии.
Будучи девятым ребенком и шестым сыном Георга III, Август, как и Гарри, никогда не подвергался «серьезной угрозе» восхождения на престол — и чувствовал себя обремененным ограничениями жизни простого принца. По словам его биографа Молли Джиллен, Август провел юность, путешествуя по Европе, став жертвой «неуверенности и скуки в жизни без цели, к которой можно стремиться»...
В возрасте двадцати лет он тайно женился на леди Августе Мюррей, дворянке на десять лет старше его. Церемония состоялась в Риме. Очевидно, Август ожидал, что его отец даст одобрение «задним числом» [с условием отказа от наследственных королевских прав и обязанностей]. Король, однако, был взбешен и объявил брак незаконным. Август обратился к архиепископу Кентерберийскому, высокопоставленному священнослужителю Великобритании, попросив его о помощи в получении разрешения жить за границей с супругой — при условии, что любые дети, рожденные в этой паре, не будут иметь отношения к королевской семье. Архиепископ отказал ему, сказав: «Где бы вы ни находились или где бы вы ни жили, вы никогда не сможете изменить своей сущности британского принца...»
Ребекка Мид напоминает: до того как Гарри встретил Меган, у него было несколько длительных отношений, но он не раз выражал сомнения в том, что найдет женщину, которая будет готова стать его партнером. В телеинтервью, которое они с Меган дали в 2017 г., после помолвки, Гарри благодарил судьбу за то, что нашел «не просто жену, а хорошего командного игрока», и с уверенностью говорил, что Меган, несомненно, «будет невероятно хороша в работе».
«Первоначальные проекты Маркл в качестве работающего члена королевской семьи указывали на то, что она планировала использовать свою известность как создателя модных тенденций и определенного образа жизни, чтобы привлечь внимание к достойным делам. Она тихо вызвалась работать с кухней Hubb, затем написала предисловие к кулинарной книге, полезной для группы. В 2019 г. в сотрудничестве с несколькими британскими ритейлерами она помогла создать линию одежды для Smart Works — организации, которая помогает безработным женщинам... Она была действительно хороша в работе!
Недавно я встретилась с Камиллой Томини, редактором консервативной газеты Daily Telegraph, — она освещала королевскую семью в различных публикациях более пятнадцати лет; в 2016 г. именно она раскрыла историю о том, что принц Гарри встречается с американской актрисой.
«Когда Меган приехала сюда, ее приняли действительно хорошо, — сказала Томини. — Было счастьем и облегчением, что Гарри нашел такую впечатляющую женщину. Будучи одним из сыновей принцессы Дианы, он всегда был дорог британской публике, но всем была известна также его склонность к грубому веселью. «Слишком много армии и мало принца», как выразился сам Гарри в своем интервью после Лас-Вегаса. Она [Меган] была чрезвычайно очаровательной женщиной, которая могла многое рассказать, и у нее было интересное прошлое борца за права женщин. Она была женщиной, которую интересовал бизнес, и казалось, что она мгновенно станет достоянием королевской семьи».
Но критики во дворце были менее очарованы теми качествами Маркл, которые делали ее неотразимой для прессы: блеском в шоу-бизнесе, уверенностью в себе и феминистскими привычками. «Я объяснила это столкновением культур — в том смысле, что она пришла из мира знаменитостей, который очень динамичен и довольно требователен. Королевский мир намного медленнее и чрезвычайно иерархичен»...
Память о Диане окрашивает любые разговоры о принце Гарри. Несколько лет назад он начал публично говорить о том, как тщательно подавлял свое горе после потери матери. Судя по недавним замечаниям Гарри, кажется, что за годы, прошедшие после смерти Дианы, Меган была единственным близким ему человеком, который убедил его сменить «жесткую верхнюю губу» на дрожащую нижнюю. Мотивация влюбившегося человека часто загадочна, но кажется очевидным, что Меган не только показала Гарри сострадание, которого он был лишен, — она также дала ему возможность служить защитником, которым он не мог стать для своей матери...»
Камилла Томини — не единственный обозреватель, которого Ребекка Мид привлекла для работы над своим материалом; комментарии ей дали королевский комментатор Дик Арбайтер (сообщивший, что критика Меган не была обусловлена расизмом) и профессор социологии Гэри Юнг (с интересным замечанием о том, что гнев публики, обрушившийся на герцогиню Сассекскую, в целом неадекватен ситуации — но вызван тем, что Меган изначально восприняли неправильно, «ошибочно объявив символом прогресса»).
При этом, кажется, ни один из комментаторов не смог убедить автора в том, что история Гарри и Меган вдали от Британии закончится хорошо, — в конце эссе, резко оборвав рассказ о последнем совместном выходе королевской семьи, она вновь вернулась к перипетиям жизни первого герцога Сассекского, предшественника принца Гарри:
«Титул герцога Сассекского был подарен принцу Августу Фредерику отцом в ноябре 1801 года — не в знак признания его брака с леди Августой, а в качестве награды за то, что они расстались. Пара была разлучена на протяжении почти всего брака. В 1830 г. он женился во второй раз, снова нарушив Закон о королевских браках...
Август был очень популярен среди британцев, и, когда он ушел из жизни в 1843 г., толпы людей выстроились на улицах, чтобы отдать ему дань уважения. London Times чествовала его как «принца крови, который имел смелость нарушить глупый закон».
Отвращение Августа к королевским церемониям проявилось и здесь — в его просьбе не быть похороненным в часовне Святого Георгия, где почти два столетия спустя Гарри и Меган начали бурное приключение своей семейной жизни. Вместо этого Августа похоронили на общественном кладбище в Западном Лондоне...
Это место казалось неказистым. Но герцог хотел простоты. Он решил по-своему добиться новой прогрессивной роли в институте монархии».