Это было у моря, у синего моря-моря. Первый день оказался со вкусом соли. В беседке у самого берега можно было различить две фигурки (особенно, если подсматривать из отеля в настоящий бинокль, который из города привез Мишка-Круши-Ломай). Женщина лет сорока в симпатичной шляпке, и девушка. Солнце еще не успело позолотить их кожу, а море - смыть с души налет городской пыли.
- Вкусная пицца, - протянула женщина, видимо мама, перо на шляпке задорно покачнулось, - Правда, Алла?
- Угу, мам, - буркнула Алла. «Ничего особенного. Их делают по стандарту, она не вкуснее любой другой», - подумала она, ковыряя вилкой редкую ветчину. Мама еще что-то говорила, но Алла не слушала. Она слушала море. Пшиии, пшшши, пи-шши, - шептал ей прилив.
- Может на пляж махнем? Я как раз купальники прихватила.
- Как ты порезал, разве это салат? – донесся до нее недовольный, но удивительно мелодичный баритон, видимо с кухни кафе, -Ты что его, взрывал? Как надо? Красиво надо, с душой!
Пляж - дело хорошее, на пляже можно фотографироваться с крокодилом и есть мороженое. И, конечно, плавать. Оставить на берегу весь груз и довериться восхитительно прохладному потоку... Пишшши… - подбодрил ее тихий голос прилива.
- Я бы хотела остаться здесь, - отозвалась девушка. Мама пожала плечами, но оставила ее наедине с последним куском безвкусной пиццы. И блокнотом.
Как блокнот тут оказался? Алла не помнила, чтобы клала его в чемодан. Она взглянула на море. Море ведь друг, волны ведь никому не выдадут ее маленький секрет? Нерожденные рифмы снова теснились в гортани. Ручка коснулась бумаги. «Это было у моря,» - вывела она и вдруг почувствовала, что пишет то, что писали и тысячи до нее. И тысячи еще напишут. Напишут лучше, талантливее, красивее. К горлу подкатил ком. Рифмы, что проступали на листе вышивкой, наткнулись на невидимую плотину.
- Сыра больше! Кто же так готовит? Ты что, курицам крошишь? Халтуришь, приятель. Ууу! Давай я сам!
Повара испуганно заметались по открытой кухне. Алла так и сидела, глядя на разлинованный лист. В беседке скоро стало слишком жарко. На веранде кондиционер работал так, что она сбежала оттуда к морю. Туристы громко смеялись, болтали о крокодиле, мороженом, плаванье и делали селфи, на Аллу бросали странные взгляды: «С блокнотом сидит, бледная, странная какая-то». Без перерыва кричали наглые чайки, так что она не слышала собственных мыслей. Снова вернулась в беседку.
Пицца совсем остыла. Нерожденные строчки медленно умирали внутри, обращаясь в соль. (тогда Алла и поняла, этот день, он со вкусом соли). Она была почти рада, когда ее отвлекла маленькая девчушка с солнечными волосами. Заглянула в беседку, ее убежище:
- Меня Машкой зовут. А тебя? - и не дожидаясь ответа выпалила, - Знаю-знаю, Аллой мы уже слышали!
Алла оторвалась от созерцания пустого листа.
- Пойдем со мной! Я тебе КРАСОТУ покажу, все видели, и я, и Катя, и даже Мишка-Круши-Ломай (он новенький, позавчера приехал и уже умудрился сломать тарзанку) тоже видел.
Алла взяла ее маленькую ручку в свою (было приятно). Пока она сидела в своем «убежище», на небо кто-то набросил звездное покрывало. В туристических домиках уже зажегся свет. Парочки в кафе о чем-то чуть слышно ворковали, сблизив головы. Пахло морем, арбузами и почему-то (совсем немного) чудом. «Куда же ты меня заведешь?» Девочка хихикнула, повела ее куда-то вниз по лестнице, потом через холл направо, в служебное помещение.
- А нам можно?
Малышка прижала палец к губам и осторожно прошмыгнула в неприметную дверь. В комнатушке висела вышивка. Обычная, красивая, но ничего особенного. Море, солнце и чайки. Тысячи таких украшают любой швейный магазинчик.
- Красота, правда? – зашептала Маша таинственным шепотом, - Неизвестно, кто это вышивает, никто не видел. Но каждый день появляются новые стежки.
Алла почувствовала легкое разочарование. «А что ты хотела? Чуда? Кому-то просто не чем заняться в этом лазурном сказочном месте.»
- Наверное, это волшебство, - заговорщицким шепотом поведала ей малышка, как будто бы рассказывала очень важный секрет. Алла вновь взглянула на вышивку.
- Машенька, - осторожно начала Алла.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь. То же, что все взрослые? Что это баба Майя? Но она уже неделю как уехала. Раз никто ничего не видел, значит, это волшебство, самое настоящее, - уверенно подытожила Машка.
- Это тебе баба Майя рассказала?
- Не веришь? – покачала головой девочка. Она взглянула так, что девушка, не раздумывая соврала:
- Верю, верю.
- Не веришь, конечно, но разве это главное? – расплылась в новой улыбке малышка, - Мы все равно принимаем тебя в команду!
***
Это было у моря, у синего моря-моря. Следующие дни были со вкусом мороженого. Каждое утро Машка бегала смотреть вышивку и тащила с собой Аллу. Уже обозначились и пена на гребне волн и солнечные блики.
В команде (куда ее несмотря на бурные протесты взяли) Алла к маминому облегчению «перестала быть букой», честно фотографировалась с крокодилом, каталась на тарзанке с Машкой и Юлькой и Мишкой-Круши-Ломаем (как такой худой мальчик может сломать кресло, только посмотрев на него?), и даже ела мороженое. А еще они с мамой плавали, плавали по-настоящему далеко, до самого Аю-Дага, горы похожей на гигантского спящего мишку. Когда она коснулась огромного камня - носа «медведя», Алла была почти счастлива. Почти.
Пиши пши… пши… пшии… - наседало море. Алла угрюмо отворачивалась и утыкалась в книгу. По ночам перед сном к ней приходили рифмы. Красивые. Такие желанные.
Иногда она шла в беседку и подолгу сидела там за кружкой чая или кофе. Еду заказывала самую разную, но всегда понимала, когда её готовил обладатель мелодичного баритона. Обычно гренки как гренки, а тут они хрустят по-настоящему. Радостно. И салаты нарезаны совершенно иначе. Красиво и щедро. С душой.
***
- Стоп-игра! Побежали к бабе Майе, она уже приехала! – заголосила Маша. и веселая «стая» вмиг бросилась к дальнему домику, Алла за ними. Дыхание снова сбилось. Уже не десять, чтобы так гонять без устали! Не играла в догонялки с пятого класса.
- Эй, - прокричала Алла, - Я пожилая двадцатилетняя женщина! Я только что водила! Подождите!
Издалека послышалось дружный хохот, да Машкин сарафан мелькнул вдали.
- Все. Не могу, - Окончательно запыхавшись, Алла плюхнулась на скамейку.
- Пить? – Перед ней стояла миловидная старушка. Девушка не успела ничего ответить, только глотала воздух пересохшими губами. Ей протянули вожделенный стакан лимонада. Алла жадно пила. Жаль, что ту, другую жажду он удалить он все же не мог.
- А я - баба Майя. Для Вас просто Майя. Вы Алла? Наслышана. Спасибо, что возитесь с моей ребятней.
- Так это вы вышиваете? – поинтересовалась Алла, отхлебывая лимонад.
- Я? – рассмеялась бабуля, - Нет, конечно. Это, - она махнула рукой, в сторону кухни, - Наш шеф-повар.
- Тот серьезный мужчина, что всеми командует в ресторане? – не поверила Алла. «И делает неправдоподобно вкусные суфле и салаты? Режет овощи так щедро, с душой.» - добавила она про себя:
- Его мама вышивала. Начала эту вышивку. Вот сейчас ему перешла, так сказать, по наследству.
«Какая же я бестактная!» В горле похолодело, и дело было вовсе не в лимонаде.
- Что с ней случилось? Он… это в память?
- Что ты удумала, милочка, боже упаси, - вдруг захохотала баба Майя, - Мама его переехала в Симферополь, преотлично там устроилась, открыла свое кафе, - добавила она, перехватив Алкин взгляд, и снова рассмеялась.
- Может он кому-то в подарок? – не унималась она, - Хоть кто-то ее увидит?
- Да кто ее увидит? – хихикнула старушка, - Малышня наша.
- Заняться ему, что ли нечем? – спросила Алла и почему-то ужасно разозлилась, - Как будто есть смысл, каждый день просиживать над этим часами?
«Над тем, что копия, над тем, что никто не увидит!» Майя пожала плечами.
- Просто ему нравится вышивать. Вот и все, - и принялась дальше развешивать белье.
Неизвестно почему, на следующий день вышивка нисколько не изменилась. Ни одного стежка. Еда в их ресторане, что начала вдруг казаться невероятной, вдруг снова стала такой же как в сотне других кафе вдоль побережья. На кухне перестал звучать мелодичный баритон. И даже Машка, неугомонная Машка сдувалась при взгляде на недоделанную вышивку, как гелиевый шарик. «Уехал в Гурзуф, - шепнула ей баба Майя, - у него выходные.»
***
Он вернулся через три дня, в день их отъезда. Красивый рослый парень сидел у самого берега и вышивал, глядя на море. Как будто не было рядом никого. Ни фотографирующихся туристов. Ни хихикающих глупых девчонок, что то и дело переглядывались: «Не мужское, мол, занятие». Ни крикливых чаек.
- Знаете, это для них волшебство. Для детей. У вас так здорово получается! - выпалила Алла, - Просто… вышивайте.
Повар поднял на нее глаза и ей стало ужасно неловко, что она вот так раздает непрошенные советы взрослому незнакомому человеку.
Пиши, пшши, пшшши, - напевало ей синее море, куда бы она ни шла. От рифм (не известно, хороших ли, сильных ли рифм?) от этого вышивальщика. От самой себя. Вдоволь набегавшись, Алла уселась за столик. Было жарко, ужасно шумел кондиционер, и туристы вокруг всё болтали и фотографировались. Она достала блокнот. Не в силах больше сдерживаться, начала свою «вышивку»: «Это было у моря. У синего моря-моря…», слова, что Алла так долго держала, с облегчением вырывались наружу. Плотины больше не было. Наверное, ее все-таки растворило море. Синее-синее. Может быть, это писали тысячи до нее, и тысячи еще напишут. Тысячи человек до него жарили гренки и резали салаты. А еще вышивали. Может быть, это окажется для кого-то волшебством. Может быть нет. Какая разница если ниточка тянется от самого сердца?
Просто ей нравится сочинять стихи. Вот и все.
- Ваша пицца!
- Я не заказывала.
- Подарок от шеф-повара, - улыбнулась девушка-официантка и упорхнула прочь. Это была самая вкусная пицца из всех, что Алла пробовала в своей жизни. С креветками, крабами и мидиями в восхитительном белом соусе. Она была уверена, что такую не найти ни в одном кафе по всему побережью. Ни в одном.
Автор: Власова Александра, картинка из интернета