К полудню добрались до города. От ворот за возами и рядом бежала ватага ребятишек, дергали зверей за хвосты, опасливо поглядывали на клыки, радостно взвизгивали.
С дележа Никите досталась задняя нога его вепря. Полагалась и шкура, как добывшему, но шкуру забрал постельничий княжий, не по тебе, мол, вещь. Жаль было шкуру, но Пантелей, видя досаду молодого кметя, обещался отдать ему волчью. Волк, оно, конечно, не вепрь, но тож пойдет на печь закинуть. Али треух сшить. Гордый Никитка волок свою добычу до дома, искоса поглядывал на уступавших княжому человеку людей.
В доме мамка хлопотала у печи, отца не было.
- Бог в помощь, - перекрестился на образа Никита.- Прими, мать,- и бухнул на пол у входа тяжеленную свинячью ногу.
- Ахти мне, напужал!- ахнула мамка, прижав руку к груди.- Сыночек, ты ли?
- Я, мати, я,- с этими словами Никита шагнул к матери, степенно обнял.
Мамка прижалась к груди мокрой от слез щекой, никак не хотела пускать.
- Да не хонькай, мать, я на ночь, назавтра к вечеру уйду. Погуторим еще. А батька где?
- В монастырь уехал, хлебушко кончился, ключник обещался дать. Сказывай, сказывай, как ты, совсем нас позабыл, носа в дом не кажешь. Ой, что ж мы стоим-то! Садись, сынок,- засуетилась она, усадила дорогого гостя в передний угол, под образа, затеплила лучинку, чтоб светлей было.
Никита открыл было рот, собираясь рассказать, как он давеча уходил громадного вепря, как все дивились добыче, как сам князь дивился, но так и не сказал ничего. В неверном колеблющемся свете лучины он вдруг разглядел, как постарела, осунулась мать. У глаз и губ залегли глубокие скорбные морщинки, волосы, всегда такие блестящие и гладкие, выбивались из-под плата седыми прядками. Руки, сложенные на коленях, все в парше и складках.
- Что с тобою, маманька?- тихо спросил Никитка, взяв мамку за руку.
- Постарела, да?- мамка торопливо прибрала волосы под плат.- Ничего, сыночек. Ты не смотри, все ладно у нас. Монахи не забижают, не голодаем. Я вот взялась белье стирать. Живем помаленьку. Не печалуйся по нас. Главно, чтоб у тебя все было как у людей. Что ты, сынок?
Никита прижал к губам сухие материны руки, застыл.
- Ничто, сынок, мы с отцом проживем уж как- нито. Ты-то как? Куда ты, сынок?- вскрикнула мамка вслед, когда Никитка выскочил на улицу.
Никитка бежал по улице, не замечая, как по лицу бегут злые слезы. Тоже мне, кметь, чтоб тебя! Домой-то недосуг зайти, а вон оно как- родичи без хлеба сидят. А ты, халабруй[1], от пуза кажин день жрешь, и ни к чему тебе, что свои-то последний хрен без соли доедают!
-Эй, скаженный, ты чего?!- вскрикнул вслед сторож, когда Никитка влетел в княжий двор. Заскочив в гридню, Никитка схватил со стола каравай, сгреб в мешок чугун с кашей, что осталась от обеда, захватил нетронутую куру, бросился было бежать домой и в двери столкнулся с десятским.
- Во, ты чтой тут делашь?- отступил назад Пантелей.
Никита опустил наземь мешок, понурил голову, не зная, что сказать.
- Я вот…- промямлил он,- я тут… вот…
- Ты что, одичал, что ль? Расхристался. Покажь, чего тащишь.
Никита открыл мешок, не глядя на Пантелея.
- Во как,- крякнул тот.- Накой?
- Голодно дома у нас. Я и не ведал,- не смея поднять глаз, Никита шмыгнул носом, чувствуя, что сейчас расплачется.
- Мокроту подбери!- прикрикнул Пантелей.- Что ж ты объедки-то…
С этими словами он подошел к печи, на которой по должности занимал место, достал из-под шкуры мошну, туго звякнувшую о доски полатей:
- На! Бери, после разойдемся. Бери, говорю,- и он чуть не силком сунул Никите кошель.
- А ты как жа, Пантелей Иваныч?- смущенно проговорил Никитка.
- А я как-нито перетопчуся,- улыбнулся Пантелей в ответ.- Я-то един, кого мне задаривать? Иди, гостинцев купи родичам. Ведаю, что тако, кады дома жрать нечего.
- Спаси Бог тебя, Пантелей Иваныч, - поклонился в пояс Никита.- Отплачу!
- Иди!- нарочито серьезно толкнул Пантелей Никитку в спину.- Чтоб завтрева в срок тута был! За то не спущу!
- Буду, Пантелей Иваныч, будь в надеже!- крикнул Никитка, уже выскакивая из ворот.
Домой Никита несся бурею, волоча на спине мешок со снедью, накупленной на торгу. По вечернему времени на улицах уже сторожа уставляли рогатки, палили костры сугреву ради, но княжого человека пускали. Решив срезать путь по задам, Никитка проскочил между домами и помчался по темным огородам. Обежав очередной плетень, Никита едва не налетел на три темные фигуры, выросшие на пути.
- Гей, хлопче, куды тикаешь?- гнусаво проговорил один на южный распев.
- Та ты не трэмайся, хлопец, мы людины добри,- заходя с левой руки, сказал второй.
Тати! Вот, дурья башка, чего тебя по задам-то понесло!
- Що в таку хволыну шукаешь?- вкрадчиво спросил третий, продвигаясь вправо. Никита сбросил с плеча мешок. Как назло оружья-то не взял, растыка!
- То мы визьмэм,- нагнулся к мешку тот, что слева.
Ждать было нечего, Никита сразмаху двинул по шее пониже шапки левого, пропустил руку с перначом[2] того, что стоял перед ним, толкнул его на правого.
- Ратуйте, православные! - заголосил он во весь дух.
Дальше орать времени не стало, потому как двое, оставшихся на ногах, кинулись на него. Вот, где Пантелеева наука-то сгодилась! Чрез короткое время первый получил по носу своим же перначом, а второй, закрываясь от ударов, прижимался спиною к изгороди, ойкал. Тут и сторожа подоспели.
- Что тут?- закричал один из них, уставя рогатину в грудь разбойнику, второй ухватил Никитку сзади за локти, повалил в снег лицом.
- Вот, тати... Пусти! Оне меня мало не порешили,- отбивался, барахтаясь под тяжеленным сторожем, Никитка.
- А ну, хтой то тута у нас?- первый сторож, видать, старшой, склонился над лежавшими, перевернул одного на спину.- Во, глянь, что деется-то! Слыш-ко, то ж Михалка Киянин. Эк он его, всю рожу-то размахал! Эй, а ты кто таков?- это уже Никите.
- Пусти!- Никита встал на колени, дрожа от напряжения руками.- Я дружинник княжой, Никита Чудин. До дому шел, а тута енти. Вот. Я и…
- Во, видал?- усмехнулся сторож.- С лета его споймать не успели, а энтот враз управился.
- Мне до дому ба,- попросился Никита.
- Поспеешь. Бери энтого за ноги. Ты,- обратился он к стоявшему на коленях уцелевшему разбойнику,- того бери. Гляди, пришибу!- пригрозил он рогатиной.- Пшел!
Вместе выволокли мертвяков к рогаткам, спутали татя, после уж Никиту с богом отпустили. Дале до дома Никита дошел без приключений.
[1] Растяпа, растрепа
[2] Ударно-дробящее оружие, разновидность палицы с впаянными в головку железными полосками-пластинами.