Разрушенные церкви – горькая примета Русского Севера. Даже самое прочное дерево, даже камень остается уязвимым материалом. Чтобы жить, церквям нужны люди: присматривать, ухаживать, лечить нанесенные временем раны. А люди – уходят. Нет в деревне работы, значит, нет жизни. И поставленные предками на века церкви обречены. Такова скорбная логика запустения. Но все больше тех, кто не готов мириться с ней. Жители пинежской деревни Шотова Гора своими силами восстановили один разрушенный храм, а теперь возвращают к жизни другой.
Текст: Екатерина Жирицкая, фото: Андрей Семашко
Церкви ставили здесь на высоких холмах – вместо маяков. Так они и «переговариваются» друг с другом, если плыть по реке. Но шотовогорский собор Покрова Пресвятой Богородицы выделяется среди пинежского деревянного «дозора». Он – каменный; темно-красным цветком распускается на просторном лугу, уходящем к реке Пинеге. Нет здесь ни привычных чугунных оград, ни густой пены сирени. Только земля, небо – и храм, который их сшивает. Рядом с Покровским храмом сияет боками цвета жженой умбры бревенчатая церковь Николая Чудотворца.
Михаил Дмитриевич Суховерхов, без которого и не было бы всей этой истории, отпирает дверной замок, мы входим в приятную прохладу Покровского собора. Гирлянды сухих цветов обвивают арку иконостаса и уходят вверх к выбеленным сводам. Разгадка цветочного изобилия открывается быстро – украшать храм к годовщине его освящения уже третий раз приезжает архангельская флористка Анна Семенихина. В прошлом году с ней приехала московский «цветочный» дизайнер Галина Кондратьева. Из нарванного местными жителями черничника и лесных трав и собраны дивные гирлянды.
ХОТЬ ЗА ПОДПОРУ, ДА НА ШОТОВУ ГОРУ
Пышность, несвойственная деревенским церквям, уместна в Шотовой. На среднем Пинежье говорили: «Хоть за подпору, да на Шотову гору». Замуж сюда выходили охотно – деревня была богатая. Даже подпору, которой прикрывали, уходя из дома, дверь (замков веками не знали), девушки в шутку готовы были взять в мужья, лишь бы прибиться к Шотовой.
Пинега год от года отступала от старого русла и образовала у Шотовой обширную петлю. На выросших в пойме заливных лугах паслись стада. Пшеница здесь не росла, но жито-ячмень и рожь родились исправно. Посреди деревни стоял просторный амбар-магазея, в котором на случай неурожая хранился неприкосновенный запас зерна, предусмотрительно отложенный деревенской общиной на посев будущего года. Имела Шотова собственные смолокуренный и кирпичный заводы, мельницы на ручье, торговые лавки, кузню.
Вот как описывает свое впечатление от Шотовой Горы оказавшийся здесь проездом в 1903 году художник и журналист Сергей Животовский. При взгляде на северные деревни, пишет путешественник, «нельзя не восторгаться мощью и широтою размаха. Эта мощь выразилась в постройке просторных двухэтажных изб, сохранивших в своих формах остаток того прекрасного русского зодчества, которое создало Строгановские палаты и Коломенский дворец». Памятниками древнего зодчества считает Животовский и деревянные сельские церкви. Церкви на Пинежье по новгородским традициям обыкновенно посвящали праздникам Господним, а не Богородичным. А вот новую церковь в Шотовой собирались посвятить Покрову Пресвятой Богородицы – по московским традициям.
БЛАГОСЛОВЕНИЕ
Когда на Шотовой горе была построена первая церковь, никому не известно. В 1687 году здесь возвели церковь Николая Чудотворца, но на этом месте, как свидетельствуют архивы, уже стояла небольшая часовня. Со временем деревянная церковь обветшала, и в 1755 году на ее месте построили новую, с колокольней. А в 1902 году 200 мужчин из Шотовой Горы написали прошение епископу Архангельскому и Холмогорскому с просьбой благословить строительство еще одной церкви.
Каменная архитектура не характерна для Русского Севера. Как правило, в деревне стояла деревянная церковь. Служили в ней и летом, и зимой – благо дров хватало, чтобы натопить печи. Исключение составляли монастыри: Сурский, Веркольский, Красногорский имели каменные храмы. А четвертый появился в Шотовой Горе. Правда, и в Шотовой до 1909 года стояла только одна церковь, Николая Чудотворца. Но зажиточная деревня могла позволить себе вторую, да еще и такую, чтобы сразу видна была ее мощь.
Епископ одобрил благое дело, и в 1903 году в основание Покровского храма был заложен первый камень. Тогда же, в 1903 году, Шотову Гору впервые посетил один из самых известных русских праведников и уроженец соседней деревни Суры, Иоанн Кронштадтский.
Иоанн Кронштадтский вернется в Шотову через год. 6 июня 1904 года он освятит оклад – полутораметровый каменный фундамент будущего храма. Иоанну Кронштадтскому многие жертвовали большие суммы. В свою очередь, он щедро раздавал их туда, где «есть нужда и где они могут принести пользу». 5 тысяч рублей он пожертвовал и храму в Шотовой Горе. Что могли, собрали и жители деревни – раньше было принято отдавать десятую часть заработанного на нужды церкви. Но самую большую лепту в строительство храма внес местный лесопромышленник Севериан Козьмич Кыркалов.
КЫРКАЛОВСКИЕ МИЛЛИОНЫ
Выходцы из крестьянского сословия братья Севериан и Мартемиан Кыркаловы были крупнейшими лесопромышленниками Севера, в 1911 году их состояние оценивалось в 9 миллионов. К 1912 году глава рода, купец первой гильдий Севериан Козьмич Кыркалов, владел торговым домом «Братья С. и М. Кыркаловы». Ему принадлежали три лесопильных завода под Архангельском, производство в Тобольской губернии. Кыркаловы сплавляли лес по Северной Двине, Пинеге и Кулою. По Пинеге ходил и их пароход «Кевролец», в Архангельске братьям принадлежали пассажирский и два буксирных парохода – «Смелый» и «Храбрый». Севериан Кыркалов был щедрым благотворителем. В Архангельске он выстроил подворье Сурского монастыря, был постоянным жертвователем Иоанновского монастыря в Суре. Каменная церковь Покрова в его родной деревне была возведена прежде всего на кыркаловские деньги.
Были братья Кыркаловы фигурами противоречивыми. Для жителей средней Пинеги Кыркаловы – уважаемые люди и благодетели. Кыркаловским сплавом во многом жила и богатела деревня. До сих пор шотовогорцы уверены, что благополучием своих предков они обязаны делу Кыркаловых.
Однако история кыркаловских миллионов полна детективных сюжетов, в которых порой трудно отличить правду от вымысла. «Кыркаловы – люди, наделенные лешьей силой. Говорят, эта лешья сила от болота – вместе с туманом входит в дом. Потому-то так держатся за родное гнездо», – напишет о братьях в своем незаконченном романе о Пинеге, «Чистой книге», уроженец соседней Верколы и известный писатель Федор Абрамов. «Многие на Пинеге еще помнят, как братья Кыркаловы вместе с мужиками заготовляли лес, – продолжает он рассказ. – А потом будто бы один из братьев стал десятником у иностранцев-лесозаготовителей, затем приказчиком, затем доверенным».
Но в нижней Пинеге, где процветало дело главных кыркаловских конкурентов, купцов Володиных, шептались: стремясь получить начальный капитал на собственное дело, Севериан-де убил и ограбил едущего из Архангельска торговца пушниной. Нечистым на руку рисовала молва и младшего из братьев, Артемия. Обвиняли его в том, что обманным путем он присвоил несколько плотов леса архангельской компании «Сурков и Шергольд», приказав отпилить концы бревен, где обычно ставилось клеймо владельца. Когда подлог вскрылся, Артемий, стремясь избежать суда, покончил с собой.
А участник боев против белых на Пинеге, председатель уездного исполкома и уроженец пинежской деревни Шардонемь Анисим Никулин, в своих воспоминаниях обвиняет старших братьев Кыркаловых в том, что они специально довели младшего – и вначале более удачливого – Артемия до самоубийства, а потом воспользовались его капиталами.
Слухи остались слухами, а вот каким рисуют шотовогорского миллионера очевидцы. Севериан Козьмич Кыркалов «в высшей степени интересная личность», – говорит о лесопромышленнике Сергей Животовский. Даже будучи миллионером, он не чурался самой обыденной работы, сам себя называл «мужичком». «Ходит он просто, как большинство зажиточных крестьян, занимающихся торговлей; держится в высшей степени скромно».
Делегацию Иоанна Кронштадтского, прибывшего, чтобы выбрать место для будущего храма в Шотовой, Севериан встретил в уездном городе Пинеге и сопровождал на протяжении всего остального пути – через Шотову Гору в Веркольский монастырь, затем обратно в Архангельск. «На пароходе (Севериан Козьмич. – Прим. ред.) занял самое скромное местечко, где-то рядом с кухней, на сложенных дровах. Трудно было бы предположить в этом человеке дельца, имеющего ежегодный оборот в несколько сотен тысяч рублей», – пишет Сергей Животовский.
Когда, не доезжая Шотовой, пароход из-за обмелевшей реки не смог плыть дальше, Кыркалов предложил гостям пересесть в его плетеную кибитку, а сам сел на козлы. Севериан Козьмич настолько чтил Иоанна Кронштадтского, продолжает свой рассказ Сергей Животовский, что никогда не позволял себе в его присутствии надеть шляпу. «Так у меня и осталась в памяти непокрытая голова Кыркалова. Видел я ее и в Пинеге, и среди сыпучих песков Суры, и потом уже на обратном пути, на пыльных улицах Архангельска…».
Описание Животовского дает представление и о жизни дореволюционной Шотовой Горы. Петербургская делегация приглашена в гости к Кыркалову. Кибитка с Иоанном Кронштадтским остановилась «у огромной двухэтажной избы, сложенной из массивных бревен». Гости подъезжают к крыльцу с двумя входами, по лестнице, покрытой красным сукном, поднимаются на второй этаж, в «просторные, обставленные по-городскому» комнаты. И попадают на северный купеческий обед – «в царство семги», как выразится Животовский: «С этого дня всюду, где бы нам ни приходилось останавливаться – в основании стола была семга. <...> Уха из свежей семги, пироги со свежей семгой, семга свежепросольная, семга отварная...».
В 1912 году Севериан Козьмич умрет. В 1917-м его жена с младшими детьми успеет уехать в Норвегию, где их следы затеряются. Двое сыновей Севериана и его младший брат, Мартемиан, останутся в России. В 1920 году кавалер орденов Святой Анны 3-й степени и Святого Станислава 3-й степени купец первой гильдии Мартемиан Кыркалов будет арестован Архангельской губЧК и расстрелян за контрреволюционную деятельность. Старший сын Севериана Козьмича, унаследовавший дело отца, Николай, в том же году также будет приговорен к расстрелу. Младший сын, корнет гусарского полка Петр, тоже будет арестован, но освобожден «в связи с отправкой на фронт».
Красный партизан Анисим Никулин в своих воспоминаниях бегло отметит, что в августе 1918 года Петр Кыркалов на пароходе, снаряженном купцом Володиным, проплыл по Пинеге в сопровождении офицеров-союзников – «американского, французского и английского» и небольшого отряда белогвардейцев. Они добрались до Суры. «На протяжении всего пути делали остановки в крупных селах, агитируя мужское население вступать в белую армию», – отметит автор. Смерть догонит его через десять лет: в 1930 году Петр Кыркалов вновь будет арестован и на этот раз приговорен к расстрелу.
Кыркаловский род унесло рекой времени, а храм Покрова остался стоять на Шотовой горе…
ЗИЯЮЩИЕ ПУСТОТЫ
Священником в только что построенный Покровский храм в 1911 году из Сурского монастыря прислали ученика Иоанна Кронштадтского, Георгия Маккавеева. Он служил здесь до 1918 года, когда его увезли в Архангельск и там расстреляли, не простив ему ни поддержки стоявших в Карпогорах белых, ни выступления в защиту священников Веркольского монастыря. Но и после гибели отца Георгия в шотовогорских церквях шли службы, которые вели сами прихожане. Последнее крещение прошло в храме на Петра и Павла в 1933 году. А потом начался распад.
Пожилые шотовогорцы, теперь уже сами ушедшие из жизни, рассказывает Михаил Суховерхов, делились с ним детскими воспоминаниями: как сбивали с храмов кресты, выкидывали иконы и церковные книги, не разрешая их подбирать. Тогда по Пинеге к самому шотовогорскому берегу еще могла подплыть баржа: «Вот сбросили с колокольни колокола, скатили под горку, погрузили на баржу и увезли на переплавку в Архангельск». В Никольской, деревянной церкви со временем открыли клуб, в 1957 году он сгорел. В Покровской, каменной, в 1920-е устроили склад имущества, конфискованного у раскулаченных крестьян, потом хранили зерно. И хотя зерно отсыревало и прело, именно благодаря складу церковь сохранилась до наших дней.
Как выглядела Покровская церковь до реставрации, сегодня хорошо видно по свежей кирпичной кладке. Крыши не было ни в алтаре, ни в притворе, между куполами сияло небо. Три маковки из пяти обвалились, две оставшиеся были к этому близки. Осыпалась со стен штукатурка, падали кирпичи, полы и оконные рамы сгнили. Казалось, от собора останутся одни руины. В руины обращался и уклад, ради которого закрывали в свое время шотовогорские церкви.
«За державу обидно. Такой разрухи деревня давно не видела», – с горечью скажет односельчанин Михаила Суховерхова, Юрий Александрович Кордумов. И будет рассказывать, как, пережив и Гражданскую войну, и раскулачивание, и Великую Отечественную, семижильная Шотова вытянула себя. Был здесь к 1970-м богатый колхоз, «до миллионера чуть-чуть недотягивал». В Шотовой Горе электростанция появилась раньше, чем в райцентре. Здесь первыми в районе испытывали немецкие комбайны. Был свой маслозавод, вся молочная продукция перерабатывалась в деревне – стадо коров доходило до тысячи голов. Восьмилетняя школа, фельдшерский пункт, почта, магазин, лесопилка – и при советской власти крепким селом была Шотова Гора.
В 1990-е совхоз закрыли, зарплаты и пенсии платить прекратили. Тогда шотовогорские завели коров: «только на коровах в 1990-е и выжили», – говорят. Молоко у деревенских, правда, никто не покупал, девать было некуда – телят им поили. «Сейчас на всю деревню – 10 коров. Старикам тяжело, а молодежь убежала. Только не хочется, чтобы совсем-то деревня погибла», – с болью говорит Юрий Александрович.
Как остановить смерть? Они решили – строить храм.
СОЗИДАТЕЛИ
Михаил Суховерхов жил по соседству с Покровским храмом. Каждый день, выходя из дома, он видел, как медленно и необратимо храм превращается в руины. «Мечталось, чтобы хотя бы на этом маленьком кусочке земли прекратилось разрушение», – объясняет свои чувства мой собеседник.
В 2002 году в районной газете «Пинежье» местный журналист Владимир Раковций написал статью, призывая шотовогорцев объединиться и сохранить Покровский храм. Михаил Суховерхов и четыре его односельчанина письмо подписали. О восстановлении храма они тогда даже мечтать не могли. Им хотелось хотя бы остановить распад.
«Кто-то должен был стать первым. Вот Михаил Дмитриевич и стал. Мужество надо иметь – так потянуть паровозом всех», – с уважением говорит Юрий Кордумов. Они создали в Шотовой Горе орган местного самоуправления, написали четыре проекта, получили небольшие гранты. Их хватало на материалы – доски, брус, кровельное железо, гвозди, но не на строительные работы. Тогда на помощь пришли люди. «Весь храм, считай, на людские деньги построили», – говорит Михаил Дмитриевич.
Постепенно появились единомышленники. Москвича Василия Киреева в Шотову Гору привел друг, Александр Южанинов. Когда-то Александр, сам осевший с женой-немкой в Германии, построил для родителей в Шотовой Горе дом. Внуки все лето гостили у бабушки с дедушкой, и сам Александр часто приезжал в Шотову. Но в начале 2000-х случилось несчастье – Александр погиб. Хоронили его в Шотовой. Василий приехал на похороны, познакомился с Михаилом Дмитриевичем и стал жертвователем храма. Именно он оплатил приезд в Шотову Гору экспертной комиссии из Архангельска. Специалисты провели экспертизу потолочных перекрытий алтаря и притвора, посоветовали укрепить обваливающуюся крышу железными арками и подтвердили: тогда храм выстоит и можно начинать реставрацию. Вся внутренняя отделка собора Покрова Пресвятой Богородицы также сделана на средства Киреева. Он дал денег и на строительство церковной трапезной, чтобы было, где кормить паломников. «Наш главный благотворитель», – с уважением говорит о нем Михаил Дмитриевич.
Валерия Виноградова из Нарьян-Мара в Шотову тоже забросил случай. Однажды шел пешком из райцентра, Карпогор, в соседнюю деревню Шилегу, где строил железнодорожный мост через Пинегу. Путь его лежал через Шотову Гору. У излучины реки он увидел Покровский храм, красота которого светилась даже сквозь руины. Валерий дал себе обет: «Будет кто-то храм восстанавливать – помогу».
Всю деревянную церковь Николы Чудотворца срубил со своей бригадой Виктор Фалилеевич Черемный. Шесть куполов и перекрытия сделал вместе с помощниками каргополец Илья Сергеевич Соколов, а Михаил и Иван Соколовы продолжили. «Вон Иван с помощниками работает, – кивает Михаил Дмитриевич на Никольский храм, когда мы проходим мимо. – Крышу почти закрыли. Видите, квадратики? Это ручная кройка». Строители не используют электроприборов, объясняет он. Ножницами, как заплаты, вырезают кусочки оцинкованного железа, соединяют их вручную и закрывают купола. Там, где можно справиться непрофессионалам, помогают деревенские. Своими силами, как раньше, церковь уже не сложить, но выносить мусор, косить траву, вывозить кирпичи тоже кому-то надо.
«Мы не строим планов, – замечает Михаил Дмитриевич. – Планы строить – Бога смешить. На что есть силы, то и делаем. Есть денежки – строителей нанимаем, нет – сами работаем. В одиночку гору не свернуть. А с миру по нитке, глядишь, и рубашка выйдет».
В 2015 году в храме Покрова прошла первая литургия. «Разве мы думали, что у нас снова зазвонят колокола? Что у церкви – а значит, у деревни – появится голос?» – в удивлении перед происшедшим чудом спрашивает мой собеседник.
Теперь на церковные праздники в Покровский собор съезжаются со всего района. Тут отпевают, венчают, крестят. «Жизнь сюда пришла, – делится главной радостью Юрий Кордумов. – Даже если человек сам себе признаться боится, вера-то у каждого есть».
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Пойдемте, я вам еще наших красных партизан покажу», – предлагает на прощание Юрий Александрович. Мы идем к обрыву. За скромной оградой – несколько потрепанных временем небольших памятников.
«Красные тут в могилах лежат. Все шотовогорские, чужих нет», – с горечью объясняет Юрий Кордумов. Первая могила появилась здесь в декабре 1919 года, продолжает он рассказ. Волна красных проходила через Шотову еще в 1917 году, но их наступление захлебнулось у деревни Марьина. Шотова была богатой деревней и красных не поддерживала. Поэтому погибших похоронила так: белых – на деревенском кладбище, как погибших за правое дело; красных – за оградой, как воевавших за неправое. А в декабре 1919 года началось второе наступление красных.
«Наши мужики красных не поддерживали. Но и не хотели, чтобы белые в деревне закрепились, артиллерию у храма поставят – будет бой, спалят деревню к зиме. А тут у каждого во дворе лошадь, в каждом доме – ружье, все же охотники. Собрались шотовские мужики и перекрыли белым дорогу на Чернильнице (около Шотовой. – Прим. авт.). А храм поставили охранять ребят молодых с берданками. Белые все же попытались захватить горку. У ребят-то, которые у Покровского сидели, патроны быстро кончились, они и побежали. А один, Елёской звали, прикрывать их остался. Еще и семь белых успел ранить. Так белые того Елёску в капусту порубили. Когда белые отступили, останки этого Елёски в окоп срыли и закопали. И так на этом холме появилась первая могила. Мой крестный, участник тех событий, – он красных возил – мне рассказывал. И бабушка, 1900 года рождения».
Есть ниже по течению Пинеги деревня Поча, продолжает рассказ Юрий. В 1919 году там шли серьезные бои. Интервенты, американцы и англичане, травили красных ипритом. Почти все, кто попал в ту газовую атаку, к концу 1930-х скончались – у них легкие сгнили. Они тоже похоронены на этом кладбище...
Лежат у обрыва на Шотовой горе односельчане. Крестьянские дети. Красные, ходившие в храмы. Те, чьи выжившие ровесники будут храмы разрушать, попадут под репрессии, сгинут в первой мобилизации 1941 года. Над ними багряным цветком распустился Покровский собор – построенный их отцами, восстановленный правнуками. Без него было бы совсем одиноко. И мертвым, и живым.
