Никто в деревне не знал, откуда взялся Цезарь.
Большой, тёмно-рыжий, с горделивой осанкой и неторопливой походкой, Цезарь благосклонно подходил к каждому, кто разговаривал с ним ласково. Тем более, если угощал.
А на угощения в деревне не скупились.
Не каждый день встретишь такого благородного пса, который приступает к еде - глядя на вдумчивое поглощение пищи Цезарем, хотелось сказать "к трапезе" - а потом благодарит тебя с не меньшим достоинством.
Не припадая к земле, не переворачиваясь кверху пузом, Цезарь сначала останавливался невдалеке и внимательно смотрел на тебя своими тёмными глазами. Если позвать, он подходил и прислонялся к тебе своей большой головой, как бы разрешая почесать за ухом. От лишней фамильярности Цезарь уклонялся, хотя детишки могли делать с ним всё, что угодно - только с ними он позволял себе развалиться кверху пузом и снисходительно поглядывать на их весёлую возню, иногда вываливая розовый язык.
По большому красному чипу на ухе и желтоватым клыкам, один из которых был обломан, было понятно, что Цезарь прожил сложную жизнь. Но явно не утратил доверия к людям.
Хотя и выбрать себе кого-то в хозяева он явно не спешил. Его обзорной точкой стала большая куча песка точно посередине деревни. Там Цезарь возлежал в любую погоду, кроме самой дождливой.
Собачников, желавших пригреть Цезаря в своём дворе, в деревне оказалось много. Слегка ревнуя Цезаря друг к другу, мы соревновались в предположениях, кто же были его родители - ретриверы? чау-чау? сенбернары? Но Цезарь не проявлял желания задержаться у кого бы то ни было: он заходил во двор, ел, общался - и так же неторопливо направлялся на выход.
Смирившись с гордым одиночеством Цезаря, староста деревни дядя Юра построил рядом с песочной кучей просторную будку, куда соседи регулярно подносили еду. Если у кого был сын полка, то у нас появился сын - или даже дух - деревни.
Мимо Цезаря на его посту невозможно проскочить ни одной машине, ни одному детскому велосипеду. Всем приходится притормаживать.
Цезарь же внимательно смотрит на приближающийся транспорт, гавкает на чужаков, и пропускает своих, приветливо помахивая хвостом. Иногда кажется, что он знает на память номера всех деревенских машин.
Пережив осень и зиму, прошлым летом Цезарь вдруг заволновался. Он слез со своей кучи и стал выжидательно нюхать воздух. Никто до сих пор не видел его таким возбужденным.
И тут из-за поворота показались старенькие гружёные "Жигули". Завидев Цезаря, жигуль остановился и оттуда вышел мужичок в серой строительной робе.
"А, Полкашка!", - сказал он небрежно. - Ты всё ещё здесь!". И приобнял нашего гордого Цезаря, сначала запрыгавшего как неразумный щенок, а потом повалившегося на траву кверху пузом. В тот момент мы все, очевидцы, ощутили себя юными поклонниками гордой девицы, которая вдруг взяла и расстелилась перед заезжим чужаком.
Но собачники знают: любовь собаки прихотлива и непредсказуема. Нам оставалось только с лёгкой завистью следить за тем, как Цезарь, именуемый Полкашкой, радостно обосновался около строительного барака сезонных рабочих, повторно приехавших строить кому-то дом. С этого момента он почти не замечал нас, лишь изредка приходя поиграть с детишками на площадку.
А осенью...
Осенью мы сразу поняли, что бригада уехала. Понурый наш Цезарь вернулся на свою песочную кучу - правда, уже не с таким победительным видом.
А мы продолжаем кормить его всей деревней, чешем за ушком, когда он разрешает.
И никогда не называем Полкашкой.