Часть II
(продолжение)
начало повести читать здесь https://zen.yandex.ru/media/id/5cfb58aaffef1800aea8d36b/laska-chast-i-5e25e71211691d00b40715f9
НОВЫЙ ГОД
Несколько дней все готовились к радостному событию: сначала в зале появилась пушистая красавица. Потом с антресолей спустили коробки с яркими игрушками и гирляндами. Боясь разбить хрупкое стекло, их осторожно освобождали от ваты, и, рассматривая каждую, громко восхищались – и яркой звездочке, и веселому снеговику, и хитрому гному.
Вдыхая терпкий запах смолы, Ласка с удивлением наблюдала за возбуждением в доме: маленькому котенку подобное веселье было незнакомо. Стук дверей, возбужденный шум голосов, суета и возгласы заставили присмиреть и кошек.
Все были так увлечены хлопотами, что не заметили Ласку, которая примостилась на ветках ели среди сверкающих огоньков и украшений. Раскачиваясь на нитках и переливаясь, стекло тонко звенело.
Заиграла музыка, полетел смех. По дому с визгом понеслась детвора. Разворачивая подарки от Деда Мороза, Сонечка хрустела оберткой от бумаги. В красном платье, так похожем на яркий наряд снегирей, Хозяйка готовилась к праздничному ужину: расстилала на столе белоснежную скатерть, натирала хрусталь, зажигала свечи.
Увидев в пушистой хвое Ласку, она всплеснула руками и громко, по-доброму, рассмеялась, и позвала к елке Соню - хотела, чтобы девочка отыскала на ветках котенка-игрушку. Разглядев рыженькую проказницу, дочка захлопала в ладоши, но тут же умчалась прочь - отвлеклась на голоса, зазвучавшие у порога.
В дом прибывали гости.
Когда прогремели куранты, все кинулись чокаться и обниматься. Грохот взорвавшихся бутылок насмерть перепугал животных, но Ласка, несмотря на страх, заметила, как в самый торжественный момент Хозяин выскользнул из-за праздничного стола, стараясь быть незамеченным, и скрылся за дверью. Его не было в комнате одну только маленькую минутку, но этого было достаточно, чтобы у Хозяйки испортилось настроение. Ее сияющий взгляд потух, смех стал сухим и натужным, а глаза заполнились влагой. Казалось, она собиралась расплакаться или раскричаться.
Хозяин быстро вернулся к столу, но был взволнован и суетлив; воровато прятал глаза. Чтобы скрыть растерянность, принялся отчаянно, чересчур возбужденно, говорить, энергично жестикулируя. Слишком явно стремясь угодить жене, аппетитно ел, расхваливая и жареного гуся, и яблоки в тесте, выражая всем своим видом явное удовольствие от приятной атмосферы уютного сытого дома, созданной заботами милой Хозяйки. Не желая видеть на лице жены ни закушенную от боли губу, ни немого вопроса во взгляде, ни глаз, полных слез, громко смеялся шуткам гостей и невпопад, неумело, острил.
По завершении праздника, Хозяйка собрала в раковину грязную посуду и, не сказав ни слова, ушла к себе в спальню.
Муж до утра оставался в опустевшей гостиной, и сидя в кресле, бесцельно нажимал на кнопки пульта телеэкрана, перескакивая с программы на программу, подолгу не останавливаясь ни на одном из каналов, чем очень сердил Ваську, который после ухода гостей присел посмотреть телевизор. Казалось, Хозяину дела нет до рева музыки на мониторе и мельтешения однообразно веселящихся лиц. Он о чем-то сосредоточенно думал, вздыхал.
Ласка слушала сдержанное дыхание, которое раздавалось из спальни Хозяйки, вглядывалась в серебро мерцающего телевизора, и у нее от волнения чесались бок и спина, а маленькое сердечко щемило от непонятной тревоги.
МУЖ и ЖЕНА
Ласка долго не могла понять, почему сытые и лоснящиеся от достатка кошки так неприязненно относятся к бездомному Черту. Одно дело люди – не очень-то приятно обнаружить чумазое существо на чистом коврике в помещении – для Хозяйки это было бы смерти подобно. Такую неприятную кошкам чистюлю, со скверным характером, днем с огнем во всем свете не сыщешь. Животным часто от нее доставалось.
К примеру, она не любила, если в тарелках у кошек оставалась еда – ругала мужа, что много насыпает корма. Сердилась, если грязными и веселыми вбегали в дом, и прямо с порога загоняла в ванную полоскать лапы. Не разрешала спать на диване и зорко следила за Сонечкой, чтобы после игры с кошками девочка тщательно мыла руки.
И Черта на дух не переносила.
Умный Васька объяснил, что странный облезлый кот немного не в себе. Если Черт был бы голоден и приходил полакать молочка или стянуть со стола кусок мяса, все просто-напросто пожалели бы бедолагу, и никому бы и в голову не пришло осуждать его или отказывать в гостеприимстве, а уж тем более устраивать сиамцу засады, не впуская во двор. Но наглец почему-то решил, что может беспрепятственно проникать, куда вздумает, и где его не очень-то ждут.
Насмотревшись телевизионных передач, Васька-интеллектуал считал, что своим дерзким поведением Черт отстаивает право быть свободным. Истошно крича, кот бросает вызов бездушному обществу, которое заборами, калитками и собачьими будками поделило мир на свои и чужие владения. Иначе как можно было объяснить, что едва вбежав в сенцы, Черт первым делом устремлялся не к миске с едой, а спешил обозначить свое право находиться на территории, ему не предназначенной. У калитки, на пороге, на окнах – всюду, откуда можно проникнуть в дом, Черт ставил метки, беспардонно показывая и Ласке, и Васиссуалию, и Белке с Милкой, кто истинный хозяин в деревне.
Даже добродушный Васька не мог стерпеть подобного хамства.
А еще Васиссуалий считал, что у Черта проблема с идентификацией. Так бывает, когда с раннего детства терпишь нужду и в окружающих не находишь сочувствия. Детские психические травмы и отсутствие нежности портят характер, а внимание к себе животное начинает привлекать капризами да воплями.
Так и в поведении Черта, считал Васька, все ясно, как дважды два в арифметике: посттравматический детский синдром. Мечется несчастное создание, вредничает, пакостит, а на самом деле друзей ищет. Тоскливо ему без любви да ласки.
И с людьми подобное часто случается – взять хотя бы Сонечку: хнычет малышка, когда хочет, чтобы ее приласкали и по головке погладили.
Вот и Хозяйка скрипит день и ночь, злобствует. Рассмеялась бы, право, однажды или хотя бы проявила снисхождение, наблюдая за жизнерадостной скачкой кошек по дому. Это все потому, вещал кот, что сама много лет живет без любви, как колючка в пустыне. От нехватки внимания все проблемы, считал умный Васька.
И правда, характер у Хозяйки был отвратительный. «Дорогооой!» – все время с надрывом восклицала она, что-то в очередной раз пеняя мужу, и ее писклявый голос неприятно бил в уши.
Жена брюзжала по любому поводу и всем была недовольна: и мужем – поздно с работы домой возвращается, и Сонечкой – игрушки разбрасывает, и даже Милкой – а ведь ее, заметила Ласка, Хозяйка больше всех любила.
Эта хитрюля-бабуля все время к Хозяйке подлизывалась.
Бывало, присядет женщина отдохнуть, а кошка тут как тут - уже сидит на коленях. Подберется тихонечко, тоненько замурлычет-затарахтит, и еще ближе придвинется. Не успеешь и глазом моргнуть, а бабка сидит на груди и нежно щиплет за шею. Затопчет, замнет лапами, впиваясь когтями в платье, оближет щеки, мокрым носом обмусолит Хозяйке лицо – пока, рассердившись, та не скинет ее с себя на пол.
Зато у Хозяина был чудный характер!
Не радоваться он не умел. С утра до позднего вечера он напевал и острил – от бодрости духа и широты душевной. А если грустил, то легко и неслышно: лишь на мгновение ляжет тень на лицо, в глазах просочится печаль, но он тут же отметет плохое настроение, рассмеявшись кошачьей возне под столом, Сонечкиному голоску или причудам Черта. Хозяин так же ловко расправлялся с унынием, как Хозяйка с пылью на тумбочках и подоконниках.
Большому сердцу Хозяина было тесно в рамках мелкого мещанского счастья, сосредоточенного на ограниченной площади. Подобно Черту, он не желал признавать каких-либо границ и, любя весь мир без исключения, щедро одаривал вниманием каждого, кто попадал в орбиту его притяжения. Как и безродного сиамца, жалел он и соседа-пьяницу, не просыхающего от запоев, и дальнюю родственницу с малолетними ребятишками, страдающую от нищеты. Проявлял интерес к коллеге, которому не удавалось добиться продвижения по службе, и к бывшему однокурснику – чиновнику в префектуре, который мучился соблазном злоупотребить положением. И неопытной секретарше у грозного шефа, робеющей от посетителей и телефонных звонков, сочувствовал.
Хозяйка ему доказывала, что всех безраздельно любить невозможно и тот, кто провозглашает подобное, лукавит, ведь это не истинная любовь, а нечто иное – манипуляция, хитрость, обман.
Муж горячо возражал ей. Он считал, что люди должны согревать друг друга, иначе незачем жить. Негодуя, Хозяйка в противовес отвечала, что подобные рассуждения – схоластика и мудрствование, медвежья услуга.
Человек привязывается к тебе, как больной к доктору, говорила она срывающимся от обиды и возмущения голосом. Как впредь пациентам жить своим умом, без «костыля-помощника»? Как брать на себя ответственность?
В возбуждении она начинала отчаянно жестикулировать и театрально заламывать руки, и от ее вопля у Ласки снова чесались и бок, и спина.
Разговоры мужа с женой пугали котенка. Киске чудилась грозная схоластика – деревянный костыль, которая за что-то, неведомо глупышке, обижала Сонечкина медвежонка - игрушку.
Самое главное, твердила жена, – это выстроить иерархию предпочтений (О! И эти незнакомые Ласке слова таили зловещую угрозу) и прежде согреть родное тебе существо, которому одиноко живется. И тогда, говорила она, обласканный тобой человек одарит теплом соседа, а тот, в свою очередь, пожалеет другого, и от их доброты, как по электрическим проводам, огонь любви разольется по миру.
Казалось, муж с женой бились над неразрешимой задачкой, от которой зависели покой в доме и семейное счастье – и никак не могли придти к согласию.
Ласка не переставала удивляться, как веселый и добродушный мужчина мог взять себе в жены, хоть и красивую, но все время зудящую женщину. Она очень любила Хозяина и неизменно в споре была на его стороне – неизвестно, как бы сложилась ее собственная судьба, если бы в зимний вечер, когда котенка преследовали собаки, добрый Хозяин не пришел ей на подмогу. Но и в словах жены она уловила горькую правду: любовь и тепло, которые муж щедро выплескивал окружающим – сослуживцу и бедной вдове, секретарше и родственнице – так нужны были в их собственном доме: и маленькой Ласке, и сердитой Хозяйке, и Сонечке, Белке и Милке. И даже Ваське – на него, веселого и добродушного, порой тоже что-то накатывало и он, как и Хозяйка, начинал нервничать и браниться, выпускал, как кактус, колючки, и по их гудящим электрическим станциям в космос летели раздражение и злоба.
КНИГИ
Про проблему Черта с идентификацией, посттравматический детский синдром и право на свободу Васька мог и в книжке подсмотреть – их в доме было в избытке. В комнатах, на чердаке и даже под лестницей стояли высокие стеллажи с литературой. Книги были разные – новые, еще пахнущие типографией и ветхие, читанные-перечитанные, затертые до дыр.
Принюхиваясь к незнакомым запахам, Ласка улавливала присутствие в прошлом в доме посторонних людей. Корешки и страницы книг все еще хранили едва слышный аромат женских духов, благородного табака и вкусной еды. И тогда в звенящей тишине пустого жилища ей чудились приглушенный смех и шорох нарядов.
Казалось, вот-вот стукнут ворота, заскрипит снег, и в комнаты вернутся прерванные разговоры и ласковые голоса ненадолго отлучившихся незнакомцев, прежде здесь живших.
На стене с портрета, чуть прищурясь, на Ласку смотрел темнобородый мужчина в строгом костюме с галстуком, обликом напоминающий Хозяина. В одной руке он держал трость, в другой – сигару. Именно эту сигару – с терпким, чуть сладковатым запахом – этот мужчина курил, листая толстую книгу Джека Лондона – своим чутким носом Ласка это безошибочно определила, обнюхивая страницы.
(продолжение следует)