Наконец он добрался до огорода. Здесь цвели яблони, виноградная лоза пахла молодыми листьями, под ногами шуршала трава. Внезапно он увидел двух хохлаток, копошащихся в рассаде. Куры Христаке! Он узнал бы их из сотни. Привык видеть их у себя во дворе и всегда относился к этому спокойно. Но сейчас, кипя от ярости, схватил несколько камней.
— Кыш, орлячки проклятые! — закричал он так громко, что пес Христаке за оградой испуганно бросился в будку.
А куры, истошно кудахтая, исчезли с огорода, словно их и не было.
Тут появилась Иляна. Видно, собиралась нарвать зелени. Тимофей посмотрел на нее долгим недобрым взглядом.
— Ты что ж, не видишь, как соседские куры рассаду портят?
— Да гори они огнем, Тимофей,— возмутилась Иляна.— Разве за ними уследишь?
— Вот если бы у них тоже была новая шляпа, так ты бы следила!
Больше он ей не сказал ни слова. Швырнул в сторону ведро, из которого собирался полить рассаду, и пошел за лестницей. Молча поднялся на чердак, спустил вниз доски, гвозди, и только когда разложил перед собой весь свой плотничий инструмент, немного успокоился.
Тимофей взял из кучи доску, уложил ее на верстак, подправил, и вот уже белые, со сладковатым запахом смолы стружки стали лезть вверх, покорно скручиваясь под его руками. Внезапно Тимофей почувствовал, что злость совсем прошла, и улыбнулся стружкам. Обстругав доску, он внимательно осмотрел ее, поворачивая то одной, то другой стороной. Довольно кивнул головой и ласково погладил блестящую поверхность. Затем прислонил доску к завалинке, и рубанок снова завел свою монотонную песню.
Все это время Христаке стоял посередине своего двора, держа руки за спиной, и с недоумением смотрел на кума, пытаясь понять, что он задумал. Тимофей не видел его. Забыл он и про кур, и про новую шляпу. Он видел лишь дерево, оживавшее у него под руками, слушал, как поет рубанок, и молча улыбался. А из кухни доносился запах того самого борща, от которого человеку прибавляется молодости.
Между дворами Уну и Штефырца вырос новый забор. Христаке, глядя на него, чувствовал себя словно не на месте: он то и дело подходил к забору, который был выше его на добрых две пяди, и проверял, крепко ли держатся доски... Наконец не выдержал и крикнул Тимофею:
— Что, кум, работаешь?
— Как видишь,— перебросил Тимофей через забор и пошел к воротам прибавить последнюю планку к резному наличнику.
Христаке тоже обошел забор и остановился рядом.
— Еще с осени задумал, да все не мог выбрать время,— невинно проговорил Тимофей.
— Ну, теперь, кум, одной заботой меньше,— Христаке попробовал открыть и закрыть калитку.— Совсем не скрипит,— и, криво улыбнувшись, добавил:— Я все смотрю на забор и думаю: что если куме Иляне понадобится жменька соли? Или мне спичка потребуется, например? Круг-то какой придется делать... Раньше протянешь руку через ограду... и все.
— Пусть соль вовремя покупает в кооперативе,— хмуро сказал Тимофей.
— Оно, конечно, нужно покупать.
Что еще мог сказать Христаке? Он медленно повернулся и побрел к себе, как бы считая шаги — насколько стала длиннее дорога от ворот Тимофея до своей калитки.
«Ишь, как заботится о чужой жене! Его не устраивает мой забор... Пусть теперь поболтает, если ему с руки!»
Собрав инструмент, Тимофей пошел отдохнуть на новую скамью и вдруг увидел Кирилла Онаша, который шел, слегка покачиваясь, по обочине дороги.
— Здорово, кум!
— Здорово, Тимофей,— ответил Онаш, низенький мужичонок с рыжеватыми коротко подстриженными усами:— Ты себе отгрохал забор, какой был когда-то на усадьбе у Чули! Виден от самого правления.
— Неужели виден? — удивился Тимофей и жестом пригласил Кирилла присесть на скамейку.
— Я тебе говорю! Вчера с кумом только вышли покурить на ступеньки правления, гляжу — белеет твой забор. Я толкнул кума, а он посмотрел и говорит: «Этот Штефырца черт, а не человек»,— Кирилл сплюнул на землю и со значением добавил: — Только как бы доски не покренились!
— Обмыть их надо,— лукаво поддержал хозяин. Тимофей пропустил гостя и запер ворота на засов.
Кирилл повернул голову, и словно легкая тень от забора легла ему на лицо.
Иляна принесла кувшин, и Тимофей до краев наполнил стаканы. Потом он поднял свой стакан к глазам. При свете солнца, заходящего за Бужормский холм, он увидел новый забор в переливающихся розовых красках. «Черт, а не человек Штефырца».
— Будь здоров, Кирилл!
— На здоровье, брат! Хорош виноградный напиток...— Кирилл поставил стакан на край завалинки и вдруг стал внимательно оглядывать двор, словно пытаясь понять, где он находится.
— Ты заперся, будто в крепости! Ничего не видно, кроме куска неба.
Тимофей поднял голову и усмехнулся. Дом, забор, свой клочок неба — что еще нужно человеку? Он захотел налить по второму стакану, но Онаш поднялся с завалинки, отстранил стакан.
— Хватит. У меня еще дела есть... Всего хорошего.
— Счастливого пути.