Струги и насады
Вопреки очевидным фактам некоторые историки, в том числе французский исследователь Шанталь Лемерсье-Келькеже, объявили первый днепровский поход московских войск на Крым полностью неудачным.
Посудите сами: было угнано много скота и лошадей (что и являлось одной из поставленных задач), захвачено немало пленников (В. Н. Татищев называет цифру 400 человек, девять из которых были доставлены в Москву), сожжен очаковский острог. Но главное - полк Ржевского, как ранее войсковая группа Шереметева, не побоялся ввязаться в многодневный бой с превосходящими силами крымского ханства.
Хотя в Крыму была эпидемия (поветрие), что наверняка подорвало боеготовность войск Девлет Гирея, фраза летописца «…пришел к Ислам – Кермени царевичь калга Крымской, а с ним весь Крым, князи и мырзы» соответствует не одному десятку тысяч бойцов. Полк князя Ржевского шесть дней вел напряжённый огневой бой со всей крымской армией, нанёс серьёзный урон противнику, израсходовал весь боекомплект, а затем почти без потерь ушёл со всеми трофеями и пленными, – и это полная неудача? Боюсь, желание любой ценой очернить или, хотя бы, умалить результаты похода Матвея Ивановича Ржевского далеки от поиска исторической правды.
Надо отметить, что поход днепровской флотилии 1556 года Разрядный приказ спланировал по всем правилам военного искусства. По берегу плавную рать князя Ржевского сопровождали многочисленные конные отряды. Дело в том, что накануне взбунтовался и перешел на сторону Москвы кипчакский эль Ногайского улуса Крымского ханства. По оценке автора монографии «История Ногайской Орды» В. В. Трепавлова, численность родоплеменной конницы крымских ногаев, возглавляемых Тягриберди мирзой, колебалась от пятнадцати до тридцати тысяч воинов. Эту серьёзную силу Разрядный приказ использовал очень умело: в качестве войск сопровождения и прикрытия первого днепровского речного похода. Вспомним письмо царя Иоанна Грозного к ногайскому князю Исмаилу:
«…посылаем сей весне на Днепре намесника своего Черниговского Диака Ржевского со многими людми, да Тягрибердей мирзу Кипчака, которой к нам приехал служити из Крыму. А велели есмя им с Днепра Крымскому Царю недружбу делати, сколко им Бог может»
Кроме того, с Тамани выступили на Крым отряды черкасских князей.
Начало днепровского похода князя Ржевского совпало также с ежегодным выходом на промысел 300 «черкас каневских» во главе с атаманами Млынским и Есковичем. Эти казаки ещё не назывались «запорожцами» и представляли собой пеструю команду добытчиков-заробитчан из королевских крепостей Черкассы, Канев и Киев. Они также присоединились к походу московской флотилии. На фоне действий обстрелянного и хорошо вооруженного полка Матвея Ржевского численностью 2500 – 3000 человек и многотысячной конницы Тягриберди Мирзы литовские люди Млынского и Есковича были во время этого похода хоть и не лишней, но только вспомогательной силой. Зато они активно участвовали в захвате имущества крымского хана.
На Дону флотилия Данилы Чулкова и Ивана Малцова блокировала донские переправы и переволоки с Дона на Волгу. Ещё в июне они сообщили в Москву о том, что разбили наголову отряд хана численностью 200 сабель и прислали в Разрядный приказ 9 крымских «языков».
«Миусская» флотилия Михаила, совершив переход через Азовское море, успешно опустошала крымское побережье, вероятно и штурмовала крепость Керчь.
На Волге действия флотилии Ивана Черемисинова и Михаила Колупаева были не так успешны. Подойдя к Астрахани после ледохода по высокой воде, воеводы с досадой обнаружили, что город уже взят силами отправленного сюда ещё зимой военно-лыжного отряда из 500 человек под командованием атамана Ляпуна Филимонова. Поэтому волжская флотилия, как и донская, приступила к контролю речного трафика, блокированию переволок, к организации паромных переправ для торговых караванов и для степных племён, союзников Москвы. Кроме того в низовьях Волги плавные головы разыскали, «посекли и пожгли» суда астраханского хана.
Военные суда, строившиеся Москвой на днепровских притоках, делались всерьёз и надолго. Вопреки ложным представлениям «пересичных» офисных хомячков, возможность постройки военной флотилии, силами какого либо одного казацкого отряда, «запорожского», или донского была невозможна. Короткие летописные фразы, о походах Матвея Ржевского, Данилы Адашева, Данилы Чулкова, Михаила Черкашенина и других: «…суды поделал и пошел по наказу…» создают иллюзию простоты, с какой строились речные суда, но это не так.
Своими силами можно было изготовить долблёные лодки – челны, но строить суда с наборным корпусом, оснащенные артиллерией и парусным вооружением, могло позволить себе только государство. Корабельное дело в то время было мероприятием очень недешевым и сопровождалось обширным комплексом весьма трудоемких мероприятий.
Прежде всего, для изготовления судов, даже небольших, нужна была сухая и качественная древесина. Значит за год-два или более до этого, специальные бригады лесорубов готовили в борах отборный лес-кругляк, укладывали его в штабеля для просушки, предварительно засмолив торцы. Конечно, суда для экстренных целей могли строиться «на скорую руку», и не из сухого, а из сырого леса (такие случаи бывали и в более поздние времена), с использованием минимального количества дорогостоящих железных гвоздей и скоб. Но такие плавсредства не обладали особой прочностью, были «одноразовыми». Они могли выдержать сплав по спокойной реке, но вряд ли прошли бы испытание морскими штормами или буйными днепровскими порогами.
Как только лес был высушен, а этот процесс мог занять и год, и два, несколько лет из него делали доски. Причём если при массовой постройке флота Петра I кругляк распускали на корабельную доску с помощью двуручных ленточных пил, и даже первых лесопильных мельниц, то в XV – XVI столетиях, как и в глубокой древности, доски всё ещё делали из брёвен методом колки, с помощью топоров и клиньев. Иногда просто вырубали из бревна одну доску, отсекая лишнее. Надо учитывать, что для постройки судов годились только доски без сучков. Как вы понимаете, такие работы были крайне трудоёмки и требовали очень много плотников и огромного количества леса. Организацию и координацию таких масштабных работ осуществляла центральная власть, Приказы военных дел, тот же Разрядный, Оружейный, Стрелецкий, Бронный, Пушкарский, и другие, например Поместный приказ.
Затем начинался процесс собственно постройки судов. Мастера приступали к изготовлению киля – основы будущего судна, установке шпангоутов, надшивке бортов, затем смолили и конопатили готовый корпус, ставили мачты. Подобные работы требовали специальных знаний, мастерства, опыта, особых инструментов и дорогостоящих материалов. Поэтому постройкой судов занимались не отряды плавных казаков (они выполняли лишь подсобные работы), а специальная группа мастеровых-корабелов: «струговых плотников» или «стружников». О существовании на Руси таких мастеров, например, сообщает книга переписи Москвы от 1578 года: «В Свищовской слободке дворы плотников струговых: 10 дворов». А также писцовые книги Московского уезда за 1573 – 1574 гг., переписная книга древнего города Торопца (Тверская обл.) за 1540 год, другие документы того времени. Сообщает об этом и словарь русского языка XI – XII веков: «струговые плотники, стружники: те кто делает лодки, струги». Всего несколько лет назад, на Волге именно московские стружники построили речную флотилию боевых судов, сыгравших важную роль во взятии Казани и Астрахани. Теперь эти мастера строили суда для походов по Днепру, Дону, Северскому Донцу, Кальмиусу, для переходов через Азовское море к берегам Крыма, для выхода в море Черное.
Несмотря на значительное количество строившихся стругов, они были изделиями штучными, недешевыми и обязательно несли клейма строивших их мастеров. Даже спустя столетие, уже при царях новой династии Романовых утеря нескольких стругов явилась событием экстраординарным, и этот факт лично расследовался государем. Грамота царя Алексея Михайловича от 6 марта 1664 года о взыскании с бывшего воронежского воеводы Фомы Кривцова стоимости утраченных по его халатности судов:
«От Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, на Воронеж, Воеводе Нашему Якову Ивановичю Татищеву…
…Мы, Великии Государь, указали: те пропалые четыре струга да четырнатцать лоток шеснатцать ошивень семъсот тритцать пять лубов на Воронеже доправить на Фоме Кривцове тотчас безо всякого переводу…А будет ты тех стругов и лоток и струговых запасов сполна на Воронеже на Фоме Кривцове тотчас не доправишь и ево, Фому, с Воронежа упустишь, и Мы, Великии Государь, те струги и лотки и струговые запасы велим доправить на тебе».
Даже во времена Петра I при постройке стругов для каспийского похода князя Черкасского в 1714 году документы педантично перечисляют имена судовых мастеров. Из материалов архива главного штаба: «Струг москвитина Христофора Юрьева, Струг нижегородца Василья Тихонова, Струг с выходом вязниковца, посадского человека Сергея Васильева, Струг с выходом вязниковца, посадского человека Перфилья Каряковцова».
И если при Петре Великом речные суда продолжали высоко цениться и учитываться поштучно с указанием имен судовых мастеров, которые несли персональную ответственность за качество своих изделий, нет причин полагать, что во времена Иоанна IV Васильевича было по-другому.
Для строительства военных речных судов нужен был не только качественный корабельный лес. В XVI столетии гораздо более важным и дефицитным материалом было железо. Без гвоздей и скоб, скреплявших между собой деревянные части судов, обойтись было практически невозможно. Они были изделиями штучными и ковались вручную.
Одним из центров кузнечного дела на Руси ещё с XV столетия был городок Устюжна-Железнопольская, стоящий на берегу реки Мологи, к западу от Вологды. Сюда из окрестных сёл и даже дальних мест свозился железный полуфабрикат – кричное железо, которое десятки кузнецов перековывали в готовые изделия.
Сохранилось сообщение, датируемое концом XVI века, о существовании в Устюжне специальной лавки для государевых запасов: «…кладут в нее пищали да ядра и гвозди судовые, коли на государев обиход суды делают и всякие государевы запасы». Дошел до нас и указ царя Фёдора Иоанновича, сына Иоанна Грозного, от 1592 года с поручением некоему Ивану Мельдяшеву получить у местных мастеров на Устюжне 10 тысяч судовых скоб, 300 гвоздей больших притяжных, 4700 гвоздей тесовых, 5 пудов прутового железа и других изделий.
Однако металл ковался здесь намного раньше, не только при Иоанне IV Васильевиче, но и при его отце Василии III Иоанновиче, а возможно и при великом князе Иоанне III Васильевиче. Во всяком случае, археологические находки подтверждают факт изготовления устюженскими кузнецами скобяных изделий и больших партий огнестрельного оружия, пушек и пищалей, при великом князе Василии III. При Иоанне IV кузнечно-оружейное и метизное производство в Устюжне-Железнопольской было поставлено на поток и не остановилось после его смерти.
Для русских речных флотилий ковались не только скобы и гвозди, но и гораздо более дорогие изделия - металлические якоря. Из-за дороговизны даже в более поздние времена русские рыбаки и купцы применяли крестообразные деревянные якоря, старые тележные колёса без ободов, парные тележные колеса, пригруженные камнями, каменные тумбы или большие камни обвязанные канатами, клети или ящики наполненные камнями. Военные суда были исключением. Хотя архивы Разрядного приказа, относящиеся к строительству и комплектованию речных флотилий, практически полностью погибли в позднейших пожарах Московского Кремля, по отрывочным сведениям можно утверждать, что для военных судов ковались якоря железные. В частности, Борис Годунов, при котором продолжал действовать военно-хозяйственный механизм страны, созданный Иоанном IV Васильевичем, посылал в 1602 году Василия Хомутова в Вологду, что бы получить «двадцать якорей двоерогих».
Есть и другие свидетельства того, что флотилии Иоанна IV были оснащены якорями из металла. Французский военный инженер Гийом Левассер де Боплан в 30-х годах XVII столетия по заданию польского короля делал топографическую съёмку берегов Днепра. Он упоминал о находках железных якорей на его восточных притоках: «…когда старый Киев был в полном блеске, Черное море не имело истока чрез пролив Константинопольский и равнины между Днепром и Московиею были покрыты водою. Якори и другия вещи, открытыя за несколько лет на берегах Сулы, близ Локвицы, подтверждают сию догадку».
Для польской свиты, сопровождавшей Боплана, земля сиверцев, левобережье Днепра, была практически «Terra Incognita», землёй неизведанной. Они не знали (или делали вид, что не знают) о походах днепровской речной флотилии Иоанна Грозного. Для объяснения многочисленных находок остатков судов, флотского снаряжения, якорей на притоках Днепра поляки придумали фантастические истории. Якоря находили здесь и в более поздние времена. Харьковский профессор Багалей написавший в XIX веке «Очерки из истории колонизации степной окраины Московского государства» сообщал о находках остатков якорей в реках Харьковской губернии:
«В настоящее время ни одна из рек Харьковской губ. не судоходна; но в прежнее время было совершенно иначе; в притоках Днепра… и в настоящее время находят остатки якорей; таким образом, по крайней мере Северский Донец, Псел, Ворскла и Оскол могли быть тогда судоходны». Господин Багалей, правда, связывал находки якорей с речной флотилией сказочного князя-запорожца Байды Вишневецкого, однако, как мы уже знаем, Дмитрий Вишневецкий был всего лишь одним из многих московских воевод, возглавлявших походы речных флотилий Иоанна IV Васильевича.
Не надо думать, что мощности железоделательного и кузнечного производств в Московском государстве XVI столетия были беспредельны. Наоборот: не хватало сырья - железной руды. Таможенные книги северных портов постоянно фиксировали завоз из Европы железных заготовок в виде прутков, полос или чушек. Не хватало и профессиональных кузнецов. Недаром судовые гвозди учитывались лично царём поштучно (вспомните царя Федора Иоанновича, поручавшего получить 300 судовых гвоздей). Ситуация не изменилась даже в XVII столетии. Царь Алексей Михайлович во время своего правления вынужден был сам заниматься вопросами, связанными с постройкой судов. Вот, например, его любопытный указ от февраля 1668 года Переяслав-Рязанскому воеводе Горчакову:
«…в Переславль Резанской, воеводе нашему князю Алексею Даниловичю Горчакову. Писал к нам великому государю Яков Полуехтов: по нашему де великого государя указу, дано ему к карабелному делу кузнецов толко двенадцать человек, и те болших якорных дел не делают, а есть де такие кузнецы в Переславле Резанском… И как к тебе ся наша великого государя грамота придет, и ты б Переславских кузнецов… послал к карабелному делу тотчас, и велел им делать якорное дело по наряду у того карабелного дела…».
Таких указов было много. Они касались не только кузнецов, но и корабельных плотников, парусных швецов, канатных мастеров, векошных токарей, даже подсобных рабочих. (Справка: Векша – Блок, судовой подъем.)
Их всех надо было обеспечить продовольствием и кормовыми деньгами, а верфи - поставками корабельного леса, корабельных подъёмов, якорей, судовых скоб, гвоздей, канатов, бичевы, пеньки, смолы, дёгтя, серы, и многого другого из хлопотного корабельного дела. Шёл XVII век, а важные хозяйственные вопросы по-прежнему требовали личного вмешательства царя. Можно представить, сколько усилий в своё время прилагал Иоанн IV Васильевич для постройки флотилий на Волге, Днепре, Донце и Дону.
Кроме железных скобяных изделий и якорей судам нужны были паруса. Скорее всего, на большинстве судов российских флотилий XVI века парусная оснастка была рогожной. Полсти (полотна) из луба - рогожи, делали из прямых мочальных полосок, лыка, на простейших ткацких станках (аналогом такого полотна сейчас являются мешки для сахара или стройматериалов сплетённые из полосок полипропилена). Для корабельных парусов делались рогожные полсти повышенной прочности и специальных размеров. Но не исключено, что часть судов уже тогда оснащалась парусами из льняных или конопляных полотен, то есть парусиной, которая была прочней. Окончательным изготовлением парусного вооружения судов, их пошивом в размер, занимались специальные мастера - парусные швецы.
Суда обязательно имели и другие снасти – пеньковые канаты и верёвки. Это также был продукт достаточно непростого, как сейчас принято говорить, высокотехнологичного производства. Пеньковые снасти, предназначенные для судового дела, проходили ещё дополнительную обработку, пропитку смолой и назывались варовые снасти. (Справка: Варовый (воровой) – Обработанный варом, смолой, просмоленный.)
Взглянём на расчёт материалов для судового дела 1667 года, времени правления уже упоминавшегося царя Алексея Михайловича, сделанный одним из приказных дьяков:
На 24 коната, и на веревки, и на пряжу доброй пенки сколко пуд надобно будет?
- 40 пуд смолы.
- 40 пуд серы еловой.
- 40 бочек дегтю.
- 9 пуд серы горячей.
- 48 пуд лну или поскони на конопать.
- 2 котла болших, в которых топить смола.
- 8 горшков литых железных, ведр по 5 и по 10.
- 4 снасти подъемных железных.
- Тчан болшой, в котором конаты смолить.
К томуж надобно 30 человек плотников…
Смола, сера и дёготь, в этом составе вываривали пеньковые судовые канаты и верёвки для их защиты от влаги. Этим же составом пропитывалась пакля, которой чеканились щели в бортах деревянных судов, а затем этим же составом дополнительно промазывались все стыки судовой обшивки. Такова была технология постройки судов в середине XVII столетия, такой же она была и столетием ранее, во времена Иоанна Грозного. За времена Великой Смуты новаций в корабельном деле России не произошло.
Как видите, корабельное дело в правление Иоанна IV Васильевича (Грозного) было делом масштабным и весьма трудоемким. Оно начиналось с кропотливой работы дьяков московских Приказов, с их педантичных планов, с бешеной скачки в пыльных или снежных вихрях царских гонцов с разнарядками и прописанными заданиями, которые приводили в движение многочисленные шестерёнки огромной державы. Крестьяне сеяли лён и коноплю, жали их, трепали пряжу, целые деревни заготавливали смолу и серу, мочили мочало и драли лыко. Подрядные бригады похожие больше на чертей, в дыму и копоти гнали стратегический продукт – дёготь. Стучали рогожноткацкие станки, паковалось в тюки льняное полотно, канатные мастера вили пеньковые канаты и верёвки. Днем и ночью дымили кузницы, ковались государевы заказы: судовые скобы, гвозди, якоря, другая оснастка судов. Отливались пищали, пушки, ядра, пули, артиллерийская дробь. Пороховых дел мастера толкли уголь, тёрли селитру и делали порох. По всей Руси шли обозы, везли военные материалы и снаряжение, оружие и огневые припасы, продовольствие. В царские «анбары» ссыпалось зерно, штабелями складировались мешки с сухарями, заготовленными на многочисленных пекарнях, собранными для армии населением. На притоках Днепра, Дона, Северского Донца, Волги, в корабельных рощах бригады опытных лесорубов рубили и штабелевали спелую сосну, которая загодя была отмечена зарубками объездчиков. Бригады плотников строили верфи, склады и жилые городки. И только поэтому московские военные флотилии раз за разом уходили в дальние походы.
продолжение следует.