8 ЯНВАРЯ – ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ РУССКОГО ПОЭТА ВИКТОРА КОРОТАЕВА
Официально
Виктор Вениаминович Коротаев родился 8 января 1939 года в России в городе Вологде. В годы Великой Отечественной войны, ребёнком, будущий поэт был увезён в деревню Липовица (Сокольский район) к бабушке. Екатерина Вячеславовна знала много сказаний, причетов, частушек. Она и привила внуку любовь к народному творчеству.
После войны Виктор Коротаев учился в Вологодской средней школе № 9 СЖД. Любил спорт, много читал. Стихи начал писать с 14 лет.
В 1963 году Коротаев закончил Вологодский государственный педагогический институт, факультет истории, русского языка и литературы. Уже на 4 курсе института выпустил свою первую книгу стихов "Экзамен".
При жизни он выпустил 21 книгу своих произведений. Среди них: "Мир, который я люблю", "Жребий", "Мальчишки из далёких деревень", "Липовица", "Славянка", сборники стихов "Прекрасно однажды в России родиться", "Чаша", "Перекаты", "Вечный костёр", книга прозы "Стояли две сосны".
За большую общественную деятельность Виктор Коротаев отмечен наградами: "Орден почёта" (1989), "Заслуженный работник культуры РФ" (1997). За поэму "Славянка" был удостоен в 1973 году литературной премии им. А. Фадеева.
Поэт умер 18 мая 1997 года.
И не официально…
Я был знаком с Виктором Коротаевым, не близко, но всё-таки… В начале 90-х годов я лишь начинал публиковаться в местных газетах. Одна из них в то время: «Русский огонёк», которую создал и редактировал Коротаев, известнейший в Вологде поэт (да и в России его, конечно, знали). Про его «пробивные» способности ходили легенды. Любую дверь открывал ногой со словами: «Я Коротаев!»
При встречах я с ним, конечно, здоровался, он – когда кивнёт, а когда и не заметит. Мальчишка я был для него (да мальчишка и был!)
Помню раннее зимнее предновогоднее утро 1996 года. Звонок в дверь. Я поднимаюсь из постели (значит, ещё и выходной, скорее всего был), подхожу к двери, смотрю в глазок… И понимаю, что этого не может быть. Коротаев! Где-то узнал мой адрес, приехал рано утром на окраину города, поднялся на пятый этаж…
Я открыл.
- Привет! – руку подал, шагнув через порог. - Прочитал твой рассказ, - (незадолго до этого был опубликован один из моих первых рассказов в журнале «Лад») – и он мне понравился. Собирай рукопись – будет у тебя книга в «Молодой гвардии».
Я, конечно, предлагаю раздеться, приглашаю в кухню… Он, не чинясь, прошёл к столу.
- Может, выпьете? – задал я совсем уж дурацкий вопрос, заглянув в холодильник и увидев там початую бутылку водки. Он конечно же был на машине… Только усмехнулся:
- Чай давай!
Вышла к нам моя жена Ирина. Вскипятили чайник. Достали малиновое варенье…
Сидел долго он у нас, не меньше часа.
Из того о чём говорили, помню вот что:
- Ты сколько рассказов в месяц пишешь?
Я пожал плечами…
- А я вот был в Коктебеле – ( я тогда, к стыду своему, не знал даже точно, что такое Коктебель) – выплывал на лодке в море, ловил рыбу. Рыбина – стихотворение! За две недели – сто стихотворений! Книга! Вот так надо работать.
Подписал нам свой сборник – у меня на полке стоял. Уходя, ещё раз сказал:
- Рукопись собери и мне принеси.
Я, кажется, не стал говорить ему, что рукописи книжки (даже небольшой) у меня, конечно, не соберётся…
Он, кажется, ещё раз напоминал мне про рукопись… А весной погиб (как-то не могу о нём сказать – «умер», именно погиб). Так что не помог мне с книгой в Москве. Да это-то и к лучшему. Я привык сам пробиваться…
До сих пор с благодарностью и удивлением вспоминаю этого незаурядного человека и большого русского поэта, который умел любить и ненавидеть, умел делать дело и отдыхать, умел помогать…
Виктор Коротаев
* * *
Костёр, в котором мы горим –
гори, не гасни.
Под небом грозным и рябым
ты вечный праздник.
Как на смертельном рубеже
заходит сердце –
ведь мы с рождения уже
самосожженцы.
И в нашей собственной крови
и в нашей воле –
костёр тревоги и любви,
борьбы и боли.
Он жжёт и мучит всякий час,
не зная сроков.
Но скрыты от сторонних глаз
следы ожогов.
Чтоб не пропасть в глухую ночь,
и чтоб не гасло,
мы в тот костер подлить не прочь
и сами масла.
И жаль нам тех, кто даже дым
втянуть боится...
А о сгоревших говорим
как о счастливцах.
* * *
…Нравственность можно подделать.
И подделывают. И очень удобно живут –
в «соответствии»…
В. Шукшин
Снова намутили, наболтали,
Всяческих навешали собак…
Так пожить хотелось
Без баталий,
Да не получается никак.
Поднимаюсь медленно со стула,
Прохожу неспешно вдоль стены,
Чувствую спиной, как ваши дула
Твёрдо на меня наведены.
И, природой наделённым пылом,
Принимаю к действию сигнал:
– Это кто там нас
Российским быдлом
Тихо,
Но старательно назвал?
Супостаты!
Вы всегда при деле,
Да и нам постыдно забывать:
Мы ведь только внешних одолели,
Внутренние выжили опять.
Знаю,
Как, мозгами поработав,
Вы в своём коронном
Тайном сне
Нас,
Неисправимых патриотов,
Жарите на медленном огне…
Неспроста,
Боясь разоблачений,
Зря не подставляя головы,
Блоками бетонных изречений
Забаррикадировались вы.
Презираю ваши баррикады,
Выхожу на линию огня.
…Я давно не жду от вас пощады.
Но и вы не ждите от меня!..
* * *
Счастлив я в своём добре и худе,
Потому что – с маковкой Кремля
У меня была, и есть, и будет
Издавна родимая земля.
Вот она, моя берёзка детства,
Вот мои луга, река и лес…
Век смотри – и всё не наглядеться,
Век живи – и всё не надоест.
Прославляя дедовские дали,
Не совру, свою жалея честь,
Будто ни тревог и ни печали
Отродясь не видывал я здесь.
Но придёт нужда родному краю
Собирать сынов в стальную рать –
Я, по крайней мере, знал и знаю,
За какую землю умирать.
* * *
Я не заживусь на этом свете.
Не случайно кажется:
Вот-вот
И меня, рванув, осенний ветер
Заодно с листвою
Унесёт.
Полечу я над знакомой лужей,
Над своей мелеющей рекой,
Скомканный такой
И неуклюжий,
Грустный
И рассеянный такой.
Но взнесёт меня порывом мощным
В самый тот,
Заоблачный, предел,
Чтоб в последний миг
Земные рощи
Я с высот небесных
Оглядел.
Со слезой,
Но только без укора,
Словно пребывая во хмелю,
Эту жизнь,
Минувшую так скоро,
Я в последний раз благословлю.
И увижу,
Как, раскинув крылья,
Птицей золотой
Взмывает Русь.
Но последней радостью открытья –
Жаль! –
Я уже ни с кем
Не поделюсь…