ОДА МОЕМУ ПОКОЛЕНИЮ

75-летию Великой Победы посвящается

Викторина Белова (Куликова)

АНОНС

СОКРОВЕННОЕ

ОТЦОВСКАЯ ЗАКАЛКА

ВЫБИРАЮ ПОЭЗИЮ

ЛЮДОЧКА ЛЯНГАСОВА

ВРЕМЯ РОМАНТИКИ и ОБРЕТЕНИЯ СЕБЯ

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

СИНДРОМ НАДСОНА И БЛОКА

«ПРОСТИМ, НО НЕ ЗАБУДЕМ»

ЕСТЬ ЛИ У НАС ДРУЗЬЯ?

СТИХИ РОЖДАЮТСЯ В ДУШЕ, А ОТРАВИТЬСЯ ЛЕГЧЕ ПРОЗОЙ

ГНЕЗДО, ИЗ КОТОРОГО НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ ВЫПАСТЬ

СОМНИТЕЛЬНЫЙ ПОСТУЛАТ

ФЛЕШМОБ. ПОСЛЕ МАЙДАНА

ПОЧЕМУ СЛУЧИЛСЯ ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП?

НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ

«БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ»

«МЕЧТАЮ О ПРОШЛОМ»

КАК ХОРОШО МЫ ПЛОХО ЖИЛИ

НЕСБЫВШЕЕСЯ - ВОПЛОТИТЬ

ДОБРАЯ ДОРОГА К ДОБРУ

ОСТАЛАСЬ ВЕРНА СЕБЕ.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ:

*От князя Голицына до наших дней *Не только юбочки из плюша *Тихо летят паутинные нити * Помогло «Горе от ума» *Ох уж эта молотьба *В два ряда на диване» *»Мы – мирные люди, но…» *Опомнись, Европа! *По заветам Шапокляк * Что это было, Дмитрий Львович? *Второго «Бега» не будет *Тогда учебники были другими * «Весна» в Запорожье * «Вместо свадеб - разлуки и дым» *Культурная партжурналистка *Не добрые, не злые, а совсем другие *Где находится «ТТТ»? *Как умудрилась «овдоветь» Ксения Собчак? *Скорее – покаяться *Природе отдыхать некогда *Когда крутили «Лебединое озеро»

СОКРОВЕННОЕ

Я принадлежу к тому поколению, которое принято считать ровесниками Победы. Свою принадлежность к ней я особенно ощутила в год ее и своего 20-летия - именно в 1965 году впервые в нашей стране очень ярко и широко отмечался этот священный для всех советских людей праздник. Тогда я училась на 3 курсе филологического факультета Пермского государственного университета и была студенческим редактором вузовской многотиражки. И, конечно же, наряду с другими корреспондентами написала много зарисовок об участниках Великой Отечественной войны – студентах и преподавателях университета.

Некоторые из них позднее вошли в сборник ПГУ «Ради жизни на земле», выпущенный в 1995 году. Перелистываю одну за другой его страницы и вглядываюсь в лица героев – они совсем другие. Не такие, как у нас. Более простые, может быть, грубоватые, но, несомненно, более мужественные и более целеустремленные.

Таков и мой отец на снимке, хранящемся в нашем семейном альбоме. Деревенский парень перед призывом на Тихоокеанский флот, он, пройдя всю войну, занял в жизни достойное место. Шапку-ушанку сменила бескозырка –и вот уже мой отец высокий статный красавец!

А вот видели бы вы его много лет спустя, когда он приехал за мной в Яйву - место моей работы по распределению после окончания университета. Стремительность в движении, длинное пальто, шляпа… «Я сразу поняла, что это твой отец, - сказала мне позже коллега, раньше меня увидевшая его в поселке, - у нас таких нет».

Но я помню его только седым, своего отца. А вот маму - черноволосой. Кроме моей сестры, я и оба моих брата светлорусые – таким был и отец, судя по фотографиям в молодости. Говорят, что меня он любил больше всех – думаю, потому что похожа на его маму, которая умерла, когда папе было всего три года. А потом, до ухода на службу в армию, папа жил с мачехой, которая так и не стала для него мамой. Однако он всю жизнь материально помогал ей, хотя, пока мы не выросли, нам жилось нелегко. Долгие годы папа, как мог, поддерживал и свою старшую сестру Анну Петровну Бурылову, которой после смерти мужа в 1943 году одной пришлось поднимать на ноги пятерых дочерей.

Когда началась война, мама осталась одна с двумя детьми. Рите было полтора года, а Славе - несколько дней. Он родился 26 июня 1941 года, в день выступления по радио В.М.Молотова, и назван был в его честь. Пока не пришел продовольственный аттестат от папы, маме пришлось продать практически всю одежду, чтобы было чем кормить детей.

Времена, когда у нее в шифоньере висело только одно платье, повторились много позже, когда нас с братьями и сестрой было уже четверо, и все мы учились в школе. Случилось это уже при Н.С.Хрущеве. Отец был праведником, не признавал компромиссов и был сокращен из армии одним из первых. И на другой работе, конечно же, потерял в зарплате. Жилось нам тогда действительно очень тяжело, пока не окончили школу и не стали работать мои старшие сестра и брат. Сколько было радости, когда купили стиральную машину «Вятка», телевизор «Огонек» и холодильник «Свияга»! «Зажиточно живем», - очень по-крестьянски о нас и о стране сказал тогда папа.

А о детстве у меня самые замечательные, теплые воспоминания. Очень хорошо помню « зеленоглазую» радиолу «Урал» и прекрасную музыку послевоенных пластинок – «Брызги шампанского» и «Рио-Рита», праздничные встречи родителей с друзьями – семьями Семушиных и Пацей, с которыми родителей позднее развела военная служба. Семушины уехали в Беломорск, а Пацеи - в Кунгур Пермской области. По рассказам Евдокии Ивановны, она просто «прыгала до потолка», когда узнала, что папу переводят в Пермь.

Помню новогодние елки, которые мама с папой ставили посередине комнаты. Мы вместе наряжали их, и многие из игрушек у меня перед глазами по сей день. А папа выворачивал наизнанку свой армейский полушубок и становился Дедом Морозом.

Отец был настоящим мужчиной, он в семье отвечал за все. Будучи уже на пенсии, он продолжал еще работать, вплоть до 70 лет. Его отличали также большое жизнелюбие, неравнодушие и активная деятельность.

Последние годы жизни он посвятил составлению родословной Куликовых. В архиве Пермской области при просмотре так называемых Ревизских Сказок Чусовских городков Пермского уезда Пермской губернии за 1850 и 1858 годы он обнаружил, что в числе других крестьян, проживающих в деревне Лещевка, значатся и Куликовы, непосредственно являющиеся нашим старшим поколением. А принадлежали все крестьяне села Чусовские городки и прилежащих к ним деревням князю Михаилу Александровичу Голицину. Так что родословную нашу папа написал от своего прапрадедушки Федота Куликова до сегодняшних наших дней. Спасибо ему. Похоронен папа на Аллее Славы на Северном кладбище Перми. Его нет с нами уже почти 20 лет, но я до сих пор слышу его ласковое «лодыришко», обращенное к моему маленькому сынишке, когда он из-за увлеченности игрой отказывался в какой-нибудь мелочи помочь деду.

А мама наша была настоящей женщиной. Она просто лучилась добротой, ее отличали житейская мудрость и особый такт. И, конечно же, бесконечная любовь к нам. Детство мамы прошло на хуторе Завьялов, в усадьбе с двухэтажным кирпичным домом, построенным своими силами ее дедом Семеном Михайловичем Долматовым. Позднее местные власти расположили в нем детский санаторий, а потом бросили усадьбу. Дом пришел в запустение, стал разрушаться. Мои братья и племянники все-таки свозили маму в родовое гнездышко. Привезли даже один из вывалившихся из здания кирпичей, и он долгое время хранился на балконе нашей трехкомнатной квартиры на улице Ленина.

И эхом на всю жизнь отозвалась во мне сказанная однажды мамой фраза: «У нас на селе плохо жили только те, кто ленился работать».

Что тут скажешь? Звучит и сегодня актуально. Непутевые люди были всегда. Но если раньше они были безобидными, и им даже сочувствовали, то что можно сказать сегодня о так называемых мажорах и самого разного рода и уровня преступниках? Только сухо констатировать: легкая жизнь никого еще до добра не довела. Не раз помогала мне в жизни и еще одна ее фраза: «А почему должно быть легко?»

Сколько стихов, песен, пословиц, поговорок и прибауток знала моя мама! Неплохо шила, прекрасно вышивала и крестиком и гладью, вязала и на спицах, и крючком. Приучала к рукоделью и нас с сестрой. У Риты получалось лучше.

Хорошо помню вышитые мамой подушки - «думки», а вязаные из ниток «кроше» и «ириса» дорожки и салфетки храню до сих пор, некоторыми пользуюсь в быту – очень даже красиво. И посуду вытираю теперь маминым приданым - бабушкиным холщевым рушником с вышивкой и кружевами с «заветным» вензелем «ЕН» - Елизавета Недорезова. Если учесть, что бабушка родилась в 1886 году, а первый ее ребенок, сын Леонид, - в 1908-м, то полотенцу тому более 110 лет!

Я очень хорошо помню бабушку. У нее были седые волосы и большие голубые глаза. Жила она в городе Чусовом, в котором родились мои старшие сестра и брат, в доме на берегу реки, в честь которой, как водится на Руси, и был назван город, в переулке с очень красивым и добрым названием Камешковый. Помню прялку, на которой она пряла шерсть, а потом вязала нам всем теплые носки. А вкус и запах ее земляничного варенья, мне кажется, я ощущаю до сих пор. Вот думаю, и куда же нынче подевалась лесная земляника? Наверное, она на месте, а мы, став или не став бабушками, просто перестали ходить в лес «по ягоды».

А вот дедушек своих, к сожалению, мне знать не довелось.

Когда выросли и младшие дети, мама пошла на работу, чтобы получить хотя бы минимальный стаж и право на пенсию. Она не занимала высокой должности - в научно-исследовательском секторе университета заведовала кадрами. Но работала так аккуратно, так ответственно, что ее очень просили остаться, когда она решила уходить.

При прощании в один из моих приездов из Адыгеи в родной город мама спросила: «А на похороны-то приедешь?» Не сумев скрыть слез, я кивнула головой. Меня вызвали поздно. Когда я приехала, мама была уже в забытьи. Иногда она открывала глаза и всматривалась. Мне кажется, она узнала меня. И умерла в тот же вечер.

Отпевание мама просила провести в большом православном соборе. Но там отпевали по десяти умерших одновременно, и мужская часть нашей родни, посоветовавшись со мной, решила провести этот печальный ритуал в часовенке на кладбище. Там мы были одни. Все внимание, все речи были обращены только к ней. Не знаю, правильно ли мы поступили тогда? Не в обиде ли на нас мама? Папа с мамой вместе прожили 61 год. Да и сейчас они рядом.

Я не помню, чтобы родители как-то особо воспитывали нас, разве что своим примером, советом. Когда я, получив диплом филолога, поехала работать в сельскую школу, мама сказала мне: «Как бы ни было трудно, не бросай детей, перетерпи, все обязательно наладится». Эти ее слова я помню по сей день. И много позже, после рождения долгожданного сына, почти то же самое: « Только не бросай работу». И здесь мы с ней совпали – уйти из журналистики я уже не могла, это было дело всей моей жизни. А если б вдруг было иначе, как бы мы выжили в 90-е?

Врезались в память и слова папы в ответ на мой вопрос: «А почему Славе, старшему брату, не вмешаться бы более решительно в личную, не очень-то гладкую жизнь сына Димы?» Он тогда коротко ответил вопросом на вопрос: «И остаться без единственного сына?» Я, к счастью, была хорошей ученицей и поспешных вопросов родителям больше не задавала. А их жизненными уроками старалась руководствоваться в дальнейшем – и на работе, и в семье. И если что-то упустила, хочу сейчас восполнить, в первую очередь для сына, своими, возможно, небесполезными еще для кого-нибудь мыслями об образовании, обществе, политике и стране.

Кто-то может подумать, что напишу оду себе, но это не так - своему поколению.

ОТЦОВСКАЯ ЗАКАЛКА

Рита ушла от нас первой. Я сразу поняла, что с ней что-то не так, когда в аэропорту Савино увидела папу одного. «А где Рита?» - был первый мой вопрос. Она оказалась в онкологической клинике. На другой же день мы были у нее в палате. Рите сделали операцию, но было поздно. Находившиеся тогда в Перми врачи из Москвы предложили перевезти ее в столицу. Папа пробыл с ней в онкологическом центре месяц. Лечение не помогло, и они вернулись домой.

Риту быстро оформили на пенсию. Она не прожила и года. В Савино ремонтировали взлетно-посадочную полосу, и нам всей семьей пришлось лететь в Свердловск, а там садиться на поезд. « Вот ты и осталась одна», - сказала мне мама, едва мы переступили порог квартиры, и обе заплакали. «Я бы ухаживала за ней еще и еще, лишь бы она жила»,- сказала мама. «Если бы я не уехала, может быть, она была бы жива»,- подумала я. «Не вини себя», - сказала мама, будто услышав мои мысли.

Больше двух месяцев я сидела на вареной картошке, хлебе и минеральной воде «Архыз» - не отпускали нервические боли в поджелудочной железе. Именно этот орган оказался у моей сестры самым уязвимым. Оплакивала я ее каждый день десять лет, а потом как отрезало. Но и сейчас не бывает дня, чтобы я не вспоминала ее.

Она была старше почти на 6 лет, и понятно, что очень много сделала для меня. Помню, в детстве идем мы рядом в одинаковых пальто и шляпках из кирпичного цвета плюша. А вот она с косами и в белом штапельном платье на выпускном вечере в школе ( у меня уже было шелковое и прическа из парикмахерской).

Я училась на дневном отделении Пермского университета, а она работала. Правда,

сразу после школы Рита тоже поступала на очное отделение, на пару с подругой - (вдруг!) на химический факультет, но не прошла по конкурсу. Ее принимали на механико-математический, как поначалу и планировалось, но она почему-то отказалась и отправила документы во Всесоюзный Ленинградский заочный радиотехнический институт.

После открытия в Перми политехнического института ей надлежало продолжить учебу на факультете автоматики и телемеханики этого вуза, но она не захотела и в конечном итоге заочно окончила Горьковский радиотехнический техникум. Причина понятна – в это время она уже работала в «ящике», который в перестройку «открылся» и стал называться заводом аппаратуры дальней связи. Начинала она намотчицей, затем стала мастером и начальником участка.

Моя сестра была прекрасным специалистом, ее портрет практически не сходил с Досок почета цеха, завода и Индустриального района города. В ее трудовой книжке обозначено только одно место работы. Она стала заслуженным работником радиотехнической промышленности СССР. Этот Почетный знак ей вручали на торжественном совещании работников отрасли в Риге и в подарок – знаменитый транзисторный радиоприемник «Спидола», который был в то время предметом зависти всех молодых людей. У нее был широкий круг интересов. Она увлекалась театром и кино, собрала приличную библиотеку. Окончила курсы вязания, кройки и шитья, занималась кулинарией, любила путешествовать.

Конечно, все это хорошо, но, может быть, она до сих пор бы жила, если бы работала учителем математики, а не на вредном производстве. Меня до сих пор не покидает чувство вины перед ней. Возможно, была недостаточно внимательной и заботливой?

Риту мы оплакали все, а вот Славу я не проводила. Папы и мамы уже не было. И все произошло так быстро и настолько горько, что я вряд ли смогла долететь. Не выдержала бы и трех суток на поезде. У него оказалась неоперабельная опухоль головного мозга. Каждый из немногих отпущенных ему дней я разговаривала с ним по телефону. Он говорил уже с трудом и все повторял мне: «Ты то-ль-ко не пе-ре-жи-вай».

Конечно же, я уже не раз побывала на его могиле. Любви и добра, как мне кажется, ему выпало незаслуженно мало. Но за себя скажу, что всегда жалела его всем сердцем и всей душой, и жалею до сих пор. Он всегда называл меня ласковым, уменьшительным именем. Мне кажется, что этот стиль общения перешел ко мне именно от него, а ему – от мамы. Я как будто бы до сих пор слышу ее: «Викторинушка!» С самого раннего детства Слава с нежностью относился ко мне. Он – наш, такой же, как все мы дети своих родителей. Отслужил в армии, окончил политехнический институт, работал прорабом на стройке. Заслужил почет и уважение. Состоялся и как глава семьи. Завтра, 26 июня, у Славы день рождения, ему исполнилось бы 78 лет, и я обязательно позвоню своему младшему брату в Пермь. Вот о Володе сейчас и расскажу.

Мы росли парами: Рита со Славой, а я с Вовой. Но пары эти были абсолютно разными по характеру: Рита и Вова пошли в маму, а мы со Славой – в папу. И тем не менее схожи в главном - по сущности и отношению к жизни. У всех нас отцовская закалка, и мы как будто по-прежнему все вместе в нашей трехкомнатной квартире на улице Коммунистической.

Прямо во дворе нашего дома была хоккейная площадка, и хозяйничала на ней ребятня. Зимы у нас длинные, лед обновлялся постоянно. Площадка была освещена, и мальчишки гоняли шайбу допоздна. Вот так мой младший братишка и «заболел» хоккеем. Сначала играл за заводскую, районную команду, а после призыва на Тихоокеанский флот попал в профессиональную – Владивостокский «Океан». Но родным стал для него пермский «Молот», игравший в классе «Б», и у которого был свой спортивный комплекс с закрытой ледовой ареной.

Володя настолько сросся со своей командой, настолько сумел стать нужным ей, что даже перейдя на службу в другой ледовый дворец, вместе со своими друзьями – ветеранами продолжает растить молодых хоккеистов. Мой брат состоялся, вне всякого сомнения. Он уважаем и любим родными, близкими и друзьями. Душа коллектива. И бесспорное тому доказательство - празднование его 70-летия.

Началось оно в Ледовом дворце Индустриального района хоккейным матчем между командами юбиляра и ветеранов. На большом экране демонстрировались кадры фотосъемки, видеозаписи событий разных лет жизни моего дорогого брата и, конечно же, сама игра. Было все: и удаления с поля, и штрафные удары, и голы. Зрители и гости бурно реагировали на каждое появление на льду героя матча, его владение шайбой и удачный удар.

Ободряющие крики и смех болельщиков не умолкали. Способствовали тому и полные юмора замечания комментатора, и в бешеном ритме меняющиеся цифры на табло, отмечающем время игры. Так или иначе, но были сыграны все три периода. Надо ли говорить, что победила команда юбиляра?

В такой же веселой и доброй обстановке прошел и банкет. «Команда молодости нашей» выложилась по полной. «Владим Владимыч», ну не величать же на самом деле друга каждую минуту полным именем и отчеством, собрал всех вместе с женами, и было не только что пожелать, но и вспомнить.

Налаженную жизнь, в которой кроме трех лет службы во флоте, была и заводская проходная, и учеба в техникуме, и хоккей, и хорошая семья – жена, сын и дочь, внуки, застопорили перестройка, а затем и развал великой страны. Но рядом с моим дорогим братом были и родные, и друзья, и он продолжил заниматься любимым делом. В близком для него кругу людей.

Оглядываясь на пройденный уже немалый жизненный путь, я нередко задаюсь вопросом, оправдали ли мы ожидания своих родителей, счастливы ли мы, их дети, в той мере, чтобы они радовались за нас? Или все - таки хотели бы для нас лучшей доли? Если отбросить частности и сосредоточиться на не покидающем нас с братом ощущении не только духовного, но и почти физического до сих пор единства нашей большой семьи, чувства, что все мы все еще вместе, мне кажется, они были бы довольны. То есть, общей нашей жизнью, привязанностью друг к другу – да. Может быть, другое дело - как сложились наши личные судьбы. Но в любом случае так:

Седые волосы у нас. Стареем понемногу.

Но силы есть еще запас, и нипочем невзгоды.

Стоим мы крепко на ногах. Отцовская закалка.

У крыльев есть еще размах! И все у нас в порядке!

ВЫБИРАЮ ПОЭЗИЮ

Литературой, особенно поэзией, и искусством я увлеклась еще в детстве. В доме отца, военного по профессии, были собрания сочинений А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, И.А.Гончарова, А.И.Куприна. Он знал цену образованию, и когда старшие дети подросли, написал рапорт о переводе в большой город. Так мы оказались в Перми (тогда это был Молотов), в которой было несколько высших учебных заведений. А также театр оперы и балета, драматический театр, театр юного зрителя, кукольный театр, художественная галерея и исторический музей. Вот почему поначалу я хотела стать и балериной, и искусствоведом, и учиться музыке. Но в итоге выбрала поэзию, поскольку вдруг услышала ее во всех жанрах художественного творчества.

Помогли такому мировосприятию, конечно, стихотворения не из школьной программы. Это были жемчужины поэзии Серебряного века – Александр Блок с его «Незнакомкой» и «На железной дороге», Валерий Брюсов с его «Юному поэту» и «Довольным», Семен Надсон с его «Наше поколенье юности не знает», «Закралась в угол мой тайком ». Отсюда и филфак Пермского университета, Павел Коган с его знаменитой, овеянной романтикой «Бригантиной», и совершенно неожиданно, но все же в моем духе -- фронтовик Павел Шубин с его стихотворением «Полмига» :

.

Мне б только вот эту гранату

Злорадно поставить на взвод,

Всадить ее, врезать как надо,

В четырежды проклятый дзот,

Чтоб стало в нем пусто и тихо,

Чтоб пылью осел он в траву.

Прожить бы мне эти полмига,

А там я сто лет проживу!

Думаю, что многим из нас, даже не побывавшим на войне, приходилось хотя бы раз испытывать подобное психологическое состояние.

А также «четверка» поэтов, ставшая символом поколения шестидесятников в поэзии. Из них мне ближе всех Роберт Рождественский, он был самым любимым поэтом всего нашего курса! Таким остается и по сей день. Кто же еще с такой щемящей грустью, кроме него, мог написать так:

Тихо летят паутинные нити.

Солнце горит на оконном стекле.

Что-то я делал не так; извините:

Жил я впервые на этой земле.

Я ее только теперь ощущаю.

К ней припадаю. И ею клянусь.

И по-другому прожить обещаю.

Если вернусь… Но ведь я не вернусь.

Моя дипломная работа также была посвящена поэзии – поэмам военных лет. На архивной практике в Москве - в Центральном государственном архиве литературы и искусства, отделе рукописей Ленинской библиотеки, Литературном музее я держала в руках оригиналы произведений Маргариты Алигер, Павла Антокольского, Павла Когана, Сергея Гудзенко и других поэтов военных лет.

По распределению, как уже упоминалось, я учила русскому языку и литературе ребятишек в поселке Яйва Александровского района тогда еще Пермской области (сейчас это край). Вместе с капитаном Флинтом и боцманом Бокутой (Володей Яременко и Сережей Кнуровым) вела в океане знаний своих шестиклашек – « бригантинцев», играла с ними в футбол (стояла в воротах), проводила модные тогда «голубые огоньки». А восьмиклассников вовлекла в поэтический кружок. Думаю, что стихи им нравились, к поэзии равнодушными они не остались, поскольку при возвращении домой среди других вещей я не обнаружила своих поэтических тетрадей. Надеюсь, мои девчонки и мальчишки помнят меня, потому что мы еще несколько лет приезжали друг к другу, ходили на каток и пили чай у меня дома в Перми.

С Яйвинской школой у меня связаны еще два памятных события. У меня сложились очень дружественные отношения с 8-м классом, где я также вела уроки. Это были сельские ребятишки, им приходилось очень много работать дома по хозяйству и мало было дела до литературы. И на первом же уроке по «Мертвым душам» Н.В.Гоголя я поняла, что большинство из них в глаза не видели этого произведения. Тогда я вопреки всем методикам стала просто пересказывать текст, зачитывая наиболее интересные моменты, и поняла, что попала в точку – никогда позже я не видела более благодарных слушателей, им очень понравилось это произведение, и я проговорила с учениками о нем и всю перемену.

А позднее вместо пожилого классного руководителя после выпускного вечера ходила с ними встречать рассвет. И к нашему учительскому дому зачастил один из моих учеников. Мне неудобно было его выпроводить, и это за меня сделала моя подруга. И кто бы мог подумать тогда, что таким же именем, как у этого юноши, конечно же, не в честь его, а деда(!), я назову своего сына!

ЛЮДОЧКА ЛЯНГАСОВА

Свою первую учительницу Агриппину Ивановну, у которой я училась всего 10 дней, помню очень хорошо. Это была невысокого роста женщина, с тяжелой короной черных кос.

Тогда отца со станции Балезино Удмуртской АССР перевели на службу на станцию Шаля Свердловской области. Два года учебы здесь запомнились очень добрым директором школы Александром Николаевичем Борисовым, письменной благодарностью за хорошую учебу и книгой о Миклухо-Маклае, а также трауром в день смерти Сталина. В третьем классе я училась уже в Перми, у Зинаиды Григорьевны Петровских. Это была заботливая пожилая женщина.

А вот среднее звено помнится не только хорошими, но и неприятными моментами, причем разного плана.

Радостью - наш первый школьный бал в 7-м классе, и первое мое вечернее платье – светлоголубое,. шелковое с большим воротником и большими белыми пуговицами – как раз по моде тех лет. Так было и во время учебы в университете (Рита моя уже работала) – к каждому празднику мне шили новое платье. У меня сохранилось много снимков тех и более поздних лет (фоторепортер – штатная единица любой редакции), и однажды при просмотре моего достаточно объемного портфолио коллега, имея в виду уже не только наряды, но и прически, сказал мне: «Да, по тебе можно судить об эпохе». И это оценка историка по образованию!

Сложности были связаны с изучением физики, безобразным поведением всего нашего класса на уроках ботаники у Марии Васильевны Носковой (простила ли она нас?), недопониманием с учительницей русского языка Галиной Николаевной Головиной, которая почему-то никак не хотела ставить мне пятерку за мои устные и письменные ответы, хотя на пробном, специальном диктанте на 1 курсе филфака я, едва ли не одна, получила «удочку» ( у всех остальных в группе были «неуды»).

Но самым тяжелым было впечатление от посещения на дому родителей отстающей в учебе одноклассницы Люды Лянгасовой - было такое в те времена плановое школьное «мероприятие». И сейчас сердце обливается кровью, когда вспоминаю худое лицо ее отца, главы многодетного семейства, тарелку с жиденьким супом без мяса, которую он резко отодвинул, когда мы стали говорить о двойках его дочери.

Мы ушли. А через некоторое время узнали, что он повесился. Конечно, от безысходности. Конечно, скорее всего, не из-за нас – сколько уже сегодня сводят счеты с жизнью людей, потерявших работу, надежду на лучшее, веру в жизнь. Но почему тогда мне от этого больно и тревожно до сих пор? Люда ушла от нас после 8-го класса, школы тогда переводили на 11-летку, наш выпуск был последним в 10-летке, из двух девятых сделали один, отбирали более сильных, и она в наш класс не попала. Но я эту большеглазую, светловолосую Людочку помню и очень надеюсь, что ее беззащитность и сердечная доброта были все-таки оценены в жизни по достоинству.

Намного доверительнее складывались наши отношения с учителями в старших классах. Увлеченностью английским языком я обязана совсем молоденькой учительнице Руфине Николаевне Поповой, географией – убеленному сединами Дмитрию Борисовичу Ключевских.

А с особой теплотой вспоминаю свою учительницу литературы Марию Васильевну Коптелову. Именно ей первой довелось сообщить нам о полете в космос Юрия Гагарина! Как интересно она вела уроки, как умела радоваться нашим успехам! И именно она по большому счету определила мой профессиональный жизненный путь. Не поскупилась на доброту и признание. Однажды на уроке она зачитала вслух мое сочинение по пьесе А.С. Грибоедова «Горе от ума». И потом делала это еще не раз - уже по другим произведениям. Мария Васильевна помогла мне открыть для себя филологический факультет Пермского университета.

Позднее, сюда же, в университет, на экскурсию в порядке, как бы сейчас сказали, профориентации нас привела классный руководитель, учитель математики Ольга Михайловна Казымова. Она же пыталась подготовить нас к юношеским отношениям – пересадила всех девочек с мальчиками, приносила и читала нам статьи из газет о возвышенных благородных чувствах. Одну из них я помню даже сейчас – «Шпильки» - о том, как один молодой человек в свободное от учебы время работал грузчиком, чтобы купить любимой модные туфли.

Помню последнюю, на которой я была, уже перед самым отъездом на учебу в Ленинград, встречу с одноклассниками. Проходила она во Дворце культуры завода имени Дзержинского. Я взяла тогда с собой фотографии с нашего выпускного вечера и, выступая со сцены, демонстрировала их. А потом вместе с учителем географии Дмитрием Борисовичем Ключевским мы все сидели в уютном буфете, и Боря Фомин сказал мне, что я выступила профессионально.

Помню всех из нашего класса, и всех люблю! Галю Костину, Ларису Тихомирову, Люду Соколову, Таню Быстрову, Лилю Малинину, Аню Генсон, Риту Дерфель, Галю Танайлову, Любу Коневских, Ирину Родину, Гену Костенко, Валеру Высоцкого, Борю Бахарева, Витю Пантелеева, Володю Конникова, Борю Фомина, Сашу Михайлова... Практически все из моего выпуска получили высшее образование, распределившись почти поровну между университетом, политехническим и медицинским институтами. Как сейчас перед глазами: залитая солнцем наша классная комната, мы с девчонками сидим на подоконниках открытых окон, и мальчишки стоят рядом с нами. Это был май последней школьной весны…

ВРЕМЯ РОМАНТИКИ И ОБРЕТЕНИЯ СЕБЯ

Прекрасной порой стали годы учебы в университете – познанием нового, становлением нас личностями – благодаря мудрейшим и добрейшим нашим преподавателям, их вниманию и заботе! Это было время романтики, споров о смысле жизни физиков и лириков, симфонических концертов, оперных и балетных спектаклей, «Устных журналов», КВН, осенних поездок на уборку картофеля, предчувствия любви. Отсюда есть и пошел наш Булат Окуджава. Сначала – очень обыденное:

Из окон корочкой несет поджаристой,

За занавескою мельканье рук.

Здесь остановки нет, а мне – пожалуйста:

Шофер в автобусе – мой лучший друг.

Только после того, как мы спели эту песню, водитель завел своего «коня» и повез нас с колхозных полей Чернушки домой, в университет. Это уже потом - глубоко чарующая композиция о московском муравье, создавшем себе богиню «по образу и духу своему»:

И в день седьмой, в какое-то мгновенье,

Она возникла из ночных огней

Без всякого небесного знаменья…

Пальтишко было легкое на ней.

Все позабыв – и радости, и муки,

Он двери распахнул в свое жилье

И целовал обветренные руки

И старенькие туфельки ее.

И тени их качались на пороге.

Безмолвный разговор они вели

Красивые и мудрые, как боги,

И грустные, как жители земли.

А в спорах физиков и лириков неизбежно побеждали физики, потому что они отлично разбирались не только в своем, но и в нашем предмете, а вот мы в их науках, то есть в самой природе и структуре жизни, – нет. Примеров тому много и самый яркий из них – бард Александр Городницкий, геофизик, ученый - океанолог, которому первому была вручена премия «Больше, чем поэт» имени Евгения Евтушенко.

Что же касается КВН, однажды, например, проиграли на своем поле команде Пермского политехнического института. Помню их плакаты в наш адрес – «Утрите слезы!» и «Этот стон у вас песней зовется?»

Это был финал областного конкурса КВН. На него к нам в город приезжал тогда совсем еще молодой Александр Масляков. После завершения игры на Пермском телевидении состоялась его пресс-конференция, в которой принимала участие и я. Тогда же и получила на память свой собственный портрет, сделанный карандашом художником команды-победительницы, с автографом Маслякова и с его же устным комментарием: «А девушка очень похожа». Потом рисунок этот каким-то таинственным образом исчез из моего архива. Таких портретов разных авторов в молодости у меня было несколько, но у всех оказалась одинаковая судьба.

А какие прекрасные «Устные журналы» проводил наш студенческий клуб! Например, встречу с композитором Дмитрием Кабалевским. От комитета комсомола я вручала знаменитому гостю цветы, а он поцеловал мне руку.

Особые воспоминания - о летней сессии 1 курса. После операции аппендицита сдаю зачет по старославянскому языку Соломону Ульевичу Адливанкину и никак не возьму в толк правильное написание транскрипции слова «молотьба». Он заставляет меня произносить громко это слово до тех пор, пока меня не осеняет, и я не пишу «д» вместо «т». «Ну наконец-то!», - с облегчением произносит он и ставит зачет.

А разве мог быть иным участник войны, сокурсник Павла Когана по знаменитому институту философии, литературы и искусства, автора известнейшей «Бригантины»? Ведь все они были одной крови! И на выпускном банкете он станцевал с каждой из нас – к 5 курсу мальчишек у нас уже не оставалось. К слову, Соломон Ульевич принимал участие в становлении Адыгейского педагогического института.

До сих пор со стыдом вспоминаю, как на зачете по спецкурсу «кино» у доцента кафедры советской литературы С.Я.Фрадкиной, у которой потом писала дипломную работу, я так и не смогла назвать главного героя фильма «Я шагаю по Москве», хотя, казалось бы, куда уж проще: его имя в самом названии.

На всю жизнь я запомнила напутствие очень тонко учившей нас теории и классике русской литературы Риммы Васильевны Коминой: «Будьте активными в жизни, иначе ваше место займут недостойные люди». Эти слова позднее я неоднократно повторяла и своему сыну, и своим молодым коллегам. Обучая, она нацеливала нас на учительство не только как таковое, а в самом широком смысле этого слова. И нам было с кого брать пример. Не могу не упомянуть добрейшую и интеллигентнейшую Ольгу Ивановну Богословскую, которая читала нам «Введение в языкознание», и утонченнейшую поклонницу театра Аделаиду Федоровну Любимову, преподававшую нашему курсу зарубежную литературу. Во второе мое пришествие в университет нас крепко сдружила газета.

Правда, немногие из нас остались верны выбранной в юности профессии. Одна из них – моя подруга Людмила Леонидовна Михайлова-Шишкина – всю жизнь проработала в профессионально-техническом училище Пермского авиамоторного завода, и ей было присвоено звание «Заслуженный учитель России». Она одна после преждевременной смерти мужа ученого-физика вырастила двух замечательных сыновей. А вот другая подруга – Лариса Ивановна Еговцева – стала успешным социологом на одном из предприятий Сарапула, получила второе высшее образование, воспитала дочь.

Я горжусь ими, как, впрочем, и всем нашим курсом. Как и своей принадлежностью к ПГУ – старейшему вузу на Урале, одному из крупнейших сегодня научных центров России.

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Я, как здесь уже говорилось, проработала в школе всего год. Ушла литературным сотрудником (так раньше называлась в редакции должность корреспондента) в отраслевую газету Камского речного пароходства «Большая Кама». А потом состоялось мое второе пришествие в родной университет. И я вновь оказалась в кругу близких мне по духу людей, лучше которых я потом уже не встречала.

На работу меня принимала замечательнейшая женщина, член парткома, доцент одной из общественных кафедр университета Валентина Степановна Русейкина. В машинистки мне она определила лаборантку Нелли Прошутину, очень ответственную и милую девушку. И уже через нее я познакомилась и подружилась с аспиранткой, тоже ровесницей Победы, Валентиной Гавриловной Кобелевой-Фоминой, ставшей позднее кандидатом исторических наук. Хорошо помню, как в те времена в крохотной комнатушке студенческого общежития отмечали ее дни рождения – сидя на маленьком диванчике в два ряда. И еще – праздновали защиту Валей диссертации в том же общежитии, правда, уже в более просторной комнате. Однако и в ней яблоку было негде упасть. Подступиться к виновнице торжества было невозможно, так что Алексею, будущему ее мужу, из-за работы подошедшему к праздничному столу немного позже, роскошный букет пришлось уже не вручать, а бросать – и Валюша его очень ловко поймала!

Прошло более 30 лет после моего отъезда из Перми, но связи друг с другом мы не потеряли. Она – тоже одна из лучших представительниц нашего поколения. Как и ее муж Алексей Георгиевич, инженер-конструктор одного из «закрытых» когда-то Пермских КБ. Их сын Юрий окончил аспирантуру юридического факультета Пермского университета и стал прекрасным специалистом.

Но вернемся к работе. Делать макеты первых номеров многотиражки университета мне тоже помогали друзья – мой предшественник на посту, ушедший в аспирантуру Анатолий Иванович Коробков, и моя коллега по «Большой Каме», выпускница факультета журналистики МГУ, очень талантливая журналистка Светлана Александровна Трефилова, много лет успешно проработавшая в газетах Перми.

Располагалась наша редакция тогда на 2 этаже нового главного корпуса. Рядом, еще до меня, там обосновался радиоузел. И однажды ребята сюрпризом в День Печати включили для меня на весь корпус запись песни Валерия Ободзинского «Эти глаза напротив». Было очень приятно.

За годы моего более чем 10 - летнего редакторства через газету прошел не один десяток студентов разных факультетов. Условно их, эти времена, я подразделяю на времена Фиры Маркман и Виктора Покрывайло. Это была чудесная пора! И газету мы делали интересную и с воодушевлением! При редакции работал поэтический клуб «Ваганты», и однажды мы даже подверглись критике в областной газете «Звезда». Как поняли, в первую очередь, за название. Признаться, на такую известность мы не рассчитывали.

И еще очень хорошо помнится, как выходила замуж, по-моему, уже на последнем курсе филфака Рита Вайс! Жених прилетел к ней из Казахстана на самолете, полном красных степных тюльпанов. Так что ей, возможно, позавидовала бы сама Алла Борисовна с ее чисто символическим миллионом алых роз!

В то время одним из самых значимых для меня материалов стало интервью с выпускником нашего юридического факультета, следователем УВД Пермского облисполкома Владимиром Михайловичем Бахаревым. Он был легендой следствия, его приглашали на работу в МУР. Именно под его руководством было раскрыто дело пермского маньяка, которое под названием «Кровавый Казанова» нашло свое отражение в документальном телецикле Леонида Каневского «Следствие вели…».

Мы проводили «круглые столы», встречи с заслуженными людьми университета, выставки художественного творчества сотрудников и студентов. Наша редакция была инициатором и организатором студенческого кафе, встречи в котором носили тематический молодежный характер.

Для меня очень интересными и в чисто познавательном, и в чисто журналистском плане были командировки по обмену опытом в Ленинградский и Таллинский университеты, а также на север Пермской области, в Кудымкар, на фестиваль студенческих строительных отрядов, куда я летела на «кукурузнике».

СИНДРОМ НАДСОНА И БЛОКА

В школьные годы я была хохотушкой, о чем свидетельствуют фотографии, в студенческие – очень серьезной и иногда даже отчужденной, а позднее - чаще всего грустной. И это несмотря на то, что у меня были любимые родители, сестра и два брата. Хорошая работа, положение в обществе. Прекрасные, верные подруги и друзья.

Поклонников, правда, почему-то не воспринимала, к общению с ними не была готова, их букеты выбрасывала в окно. Первой «жертвой», помнится, стали аристократы-гладиолусы, «улетевшие» с 4 этажа старого главного корпуса. Было это на 1 курсе. Окружающие прочили – замуж «выскочу» первой из сверстниц, оказалось – последней. Может быть, потому, что очень долго помнился наш читальный зал на 3-м этаже старого главного корпуса университета.

Это была весна моего второго курса. Мы шли двумя параллельными проходами между рядами столов и вдруг увидели друг друга. Как известно из геометрии, параллельные линии не пересекаются, однако в нашей жизни они пересеклись. Но – все-таки не сложилось. Законы точных наук оказались незыблемыми. Как и философский постулат: материя первична, сознание вторично. Но! Есть еще одно «но». И оно главнее. Когда есть замечательный сын, разве можно вообще о чем-то сожалеть? И это тоже закон незыблемый – закон материнской любви.

Характер мой оказался непримиримым к несправедливости и злу. Добротой меня бог не обидел, однако – «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Эта фраза никогда не была для меня пустым звуком.

Меня всегда окружали люди, которые любили меня, и которых любила и люблю я. Чужих по духу около себя никогда не держала. И тем не менее мне почему-то всегда сопутствовало одиночество. Может быть, виноват Семен Яковлевич Надсон, с поэзией которого я, возможно, слишком рано познакомилась?

В кругу твоих подруг одна ты не смеялась…

Печально возвратясь с их праздника домой,

Ты села у окна и горько разрыдалась,

Упав на кисти рук усталой головой…

Ночь медленно плыла… Над городом мерцали

Огни несчетных звезд… Остывшая земля

Томилась негой сна, и чутко трепетали,

Вдоль улицы теснясь, густые тополя…

Весна одела их нарядом серебристым.

Весна была во всем – и в шорохе садов,

И в говоре реки, и в воздухе душистом,

И в раннем блеске зорь, и в песнях соловьев.

Весна, весна пришла!.. Не мучь себя тоскою,

Взгляни смелей туда, в заоблачную даль!..

Я убаюкаю, развею, успокою

Твою гнетущую, тяжелую печаль!..

Вот точно таким оно и было, мое настроение. И не раз, и не два, и не три. Весна в душе, к счастью, всегда побеждала. Это ведь более глубокое понятие, чем просто время года. Справлялась с собой, потому что знала, что могу, хочу и сумею помочь тем, кто рядом. Около меня всегда были молодые, и каким-то непостижимым образом мне всегда удавалось найти каждому необходимые именно ему слова.

Помню, когда работала редактором многотиражки родного университета, один из моих помощников, Миша Гагарский, решил уйти с 4 курса географического факультета и поступать в другой вуз. Поскольку ранее им уже был брошен лесотехнический институт в Архангельске, я коротко сказала, чтоб сначала закончил университет, а потом пусть учится дальше, хоть до седин. Подействовало, а потом Миша даже остался работать на одной из факультетских кафедр.

Помню совсем еще юную девушку – с филологического факультета. И имя, и фамилию хорошо помню. Но, конечно, не назову. Со слезами на глазах она рассказывала мне, что ей уже 20 лет, но никто еще ни разу не объяснялся ей в любви. Откуда что взялось, но я тут же среагировала: «А может быть, кто-то просто пока не решился это сделать?» и попала в самую точку - слезы тут же высохли на ее глазах.

А о своих Покрывайлышках - Гале Сороченковой, студентке филфака, которая работала у меня машинисткой, и Викторе Покрывайло, учившемся на экономическом факультете, фоторепортере газеты, конечно же, я скажу особо. Все годы их учебы мы были вместе, и не просто работали, но и дружили. Помогали друг другу. Они очень много сделали и для газеты, и для меня, что очень справедливо подметили при расставании со мной и университетом в «Очень памятном адресе»: «Мы пред тобою трепетали, статьи различные писали, и даже, что греха таить, коль надо, из глубин морских златую рыбку доставали». Они стали первой семейной парой в редакции, и вместе в добре и любви живут уже более 40 лет, вырастили дочь и сына. И связи между собой мы не теряем.

Самыми безмятежными были для меня годы учебы в университете, а вот годы работы в родном вузе – уже сложнее, не говоря уже о более поздних временах. Но я осталась прежней, традициям своего филфака не изменила, не подвела своих учителей, продолжаю глубоко уважать и помнить, хотя подавляющего большинства из них уже нет среди нас. И отчаянно стремлюсь следовать принципу поэта Константина Ваншенкина: «Упаси нас Бог познать заботу об ушедшей юности тужить, делать нелюбимую работу, с нелюбимой женщиною жить…».

Но закончу эту главу все-таки моим любимым Александром Блоком. Истина-то, может быть, и в вине – мне это неведомо. А вот что касается счастья…

И вновь - порывы юных лет,

И взрывы сил, и крайность мнений.

А счастья не было и нет.

Хоть в этом больше нет сомнений.

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду.

Но если выйдешь цел – тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на полжизни не хватило,

Что через край перелилась

Восторга творческого чаша,

И все уж не мое, а наше,

И с миром утвердилась связь,-

И только с нежною улыбкой

Порой ты будешь вспоминать

О детской той мечте, о зыбкой,

Что счастием привыкли звать!

Но почему же опять все-таки эта грусть, хотя все хорошо? Может быть, как в рекламе: время берет свое? А не отдавать уже все труднее и труднее?

ПРОСТИМ, НО НЕ ЗАБУДЕМ

Прежде всего я хочу, чтобы для моего сына, как и для меня, никогда не был праздным вопрос, как мы, да, именно мы, выстояли в этой войне. Хочу, чтобы он знал, что в 1941 году средняя продолжительность жизни санинструкторов на передовой составляла всего 40 секунд, что при форсировании рек советские солдаты переправляли пулеметы на плотах, сами плывя по горло в воде. Что на Бородинском поле осенью 1941 года, защищая Москву, погибли практически все курсанты Подольского военного училища. Что в блокаду ленинградцы поедали кошек и собак, а матери спасали от голода телами умерших остававшихся живыми своих детей.

«Несчастья этого город не заслужил, - сказал в своем выступлении в Берлине в день 70-летия снятия блокады Ленинграда писатель Даниил Гранин, с которым во время учебы в этом героическом городе мне посчастливилось встретиться, и продолжил: - Надо было выбирать. Двоих не спасти. Подкармливала дочь, сына – меньше. Он умер, трупик его за окно положила и по кусочкам отрезала…»

Надо было видеть, как неуютно чувствовала себя во время его речи канцлер Ангела Меркель. Он, тогда уже глубокий старик, коротко сказал: «Простим, но не забудем».

А еще раньше, после выхода в свет книг «Искатели» и «Иду на грозу» Даниила Гранина пригласили в ФРГ. Он увидел людей своего возраста и назвал эту встречу встречей промахнувшихся. Другой для него категорией были пленные: «Они увидели, что мы не низшая раса, а наоборот, мы выше своей добротой и милосердием».

Несчастья этого Ленинград, действительно, не заслужил. Но в последние годы и у нас в стране и за рубежом все чаще и чаще начинают звучать голоса, что в беде этой мы виноваты сами. И нам еще смеют советовать - надо было сдаться, и не было бы стольких жертв. Но мы же не Франция. Как бы мы потом тогда жили? Мы просто не смогли бы так жить. Это нам вообще не подходит, это для нас вообще не приемлемо. Просто у нас другой, русский характер, другой менталитет, и мы всегда живем на пределе, ради того, за что можно умереть. Ну и что из того, что мы не умеем веселиться так, как, например, мексиканцы, подпрыгнувшие от радости после забитого гола в ворота Германии на чемпионате мира 2018 все разом и так, что случилось землетрясение?

Уму непостижимо, сколько вытерпели и выстрадали советские солдаты, труженики тыла, простые граждане на оккупированных территориях. А сотни тысяч угнанных в Германию? Да ведь нас же просто хотели поработить! Чтобы нас просто вообще не было! Разве это можно забыть и простить?

И вот боль снова дает себя знать - практически во всех освобожденных Красной Армией странах сносятся памятники советским воинам. Что же ты делаешь, Европа? Неужели не понимаешь, что тебя не было бы вовсе, если бы наши войска, освободив свою землю, остановились на границе с тобой? Сколько наших героических людей остались бы живыми, сколько бы еще богатства принесли своей стране! Так что и процветаешь-то ты до сих пор за наш счет. А что творишь сейчас - это уже не только паралич памяти, но и совести. И как же теперь быть с «красавицей Прагой», которую «золотою недаром зовут»? О которой с большой любовью пел Владимир Трошин, а мы так искренне подпевали? Вместо памятника маршалу, дважды Герою Советского Союза И.С.Коневу – нечто, изображающее генерала-предателя Власова?

Очень многое, конечно, зависит от политиков, глав государств. А они уже опустились до нижайшего уровня. Разве можно сравнить французов Олланда и Макрона с французом маршалом Шарлем де Голлем? Первый после воссоединения Крыма с Россией сразу упал перед Америкой и смехотворно, в ущерб собственной стране отказался продавать России уже почти готовые корабли. А второй каким-то немыслимым образом исхитрился отпраздновать 75-летие высадки войск союзников в Нормандии без России, внесшей самый главный вклад в победу над фашизмом во второй мировой войне. А вот о третьем, после его смерти, президент Жорж Помпиду сказал: «Франция овдовела, а мы все осиротели».

Де Голль был настроен на дружеские отношения с Москвой. Он сам воевал и знал истинную цену нашей Великой Победы. Русское «За веру, царя и Отечество» ему было ближе французского «Каждый за себя». Конечно, в стране был авторитарный режим. Де Голль говорил: «Франция – это я» и строил страну так, как считал нужным.

Он понимал, что колониализм уходит в прошлое, и ушел из Алжира со словами: «Уходим, чтобы остаться», и в дальнейшем помогал народу этой страны. К великому сожалению, Алжиру так и не удалось использовать дарованную возможность стать самостоятельным государством, его жители хотели бы вновь вернуться под крылышко Франции, поскольку пользоваться подачками значительно проще, чем самим созидать.

Де Голль хотел отдалиться от США, отказался от доллара, вывел страну из НАТО. Он хотел сближения с СССР, вопреки наложенному на нашу страну эмбарго заключил с Москвой договор о поставках нефти. Наконец, в генеральском мундире он побывал на Мамаевом кургане в Волгограде и со слезами на глазах поклонился Родине - матери.

А кто из сегодняшних лидеров больших государств может похвастаться такой самостоятельностью в политике? Да никто, если только робкими попытками нейтралитета. И вспоминается опять-таки пример из прошлого: «Родина или смерть. Это идут барбудос…» Это слова из советской песни, посвященной кубинским революционерам, которые под предводительством национальных героев Фиделя Кастро Рус и Эрнесто Че Гевара, вошедших в историю, как бунтари, отбили у диктатора Батисты свой маленький остров. И не склонились перед находящимися под боком США.

«История меня оправдает», - говорил Кастро. В 90-е годы он потерял своего главного и верного союзника – нашу страну, но победил. Доказательство тому – приезд на остров после более чем полувековых санкций президента США Барака Обамы.

Да, мы победили в самой кровопролитной войне ХХ века. Славим и будем славить вот уж поистине – солдат величайшего похода, которые, как очень верно и очень поэтично отметил Михаил Ножкин, «полЕвропы по-пластунски пропахали». От надписи на стене Брестской крепости «Умираю, но не сдаюсь» до «За Сталинград отомстили полностью» - на стене Рейхстага. Ну и как же тут не вспомнить:

Ехал я из Берлина по дороге прямой

На попутных машинах ехал с фронта домой.

Ехал мимо Варшавы, ехал мимо Орла –

Там, где русская слава все тропинки прошла.

Очень дальние дали мы с друзьями прошли.

И нигде не видали лучше нашей земли. (Лев Ошанин)

Вот как любили свою страну советские воины! И кому как не нам скорбеть о тех, кто «В полях за Вислой сонной лежат в земле сырой» и уже никогда не вернутся на Родину. Это фраза из стихотворения Евгения Винокурова «Москвичи», которое он сам называл поэтическим памятником своему поколению.

И еще один отрывок – из «Баллады о матери» Андрея Дементьева:

…Трудно это было вспоминать.

Вдруг с экрана сын взглянул на мать.

Мать узнала сына в тот же миг.

И раздался материнский крик:

«Алексей, Алешенька, сынок!»

Словно он ее услышать мог.

Он рванулся из траншеи в бой,

Встала мать прикрыть его собой.

Все боялась – вдруг он упадет,

Но сквозь годы мчался сын вперед.

«Алексей!» – кричали земляки.

«Алексей!» - просили,- «Добеги!»

Кадр сменился. Сын остался жить…

Вы слышите, вы чувствуете единство нескольких поколений сразу? Уверена, не можете не чувствовать. Андрей Дементьев написал эту балладу в 1974 году, и она не просто связала, а сплотила три поколения сразу - отцов, детей и внуков. Прислушайтесь еще раз: «Алексей!» – кричали земляки. «Алексей!» - просили, - «Добеги!» Какие родные, близкие и понятные всем нам слова! Как будто мы все на передовой…

И кто-то еще какими-то санкциями собирается победить наш народ? Опомнись, Европа! Ведь это в твоей, чужой для нас, земле лежат священные останки сотен тысяч наших солдат, которым уже не суждено вернуться домой. И чем больше твоих санкций, тем меньше они значат для нас.

И я очень хочу, чтобы мой сын всегда помнил кадры документального фильма, на которых запечатлен момент, когда поливальные машины смывают следы шедшей по Москве колонны пленных фашистов. Да, эта нечисть прошла по улицам нашей столицы, но не так, как ей грезилось. И это тоже надо обязательно помнить.

ЕСТЬ ЛИ У НАС ДРУЗЬЯ?

Я очень часто, как, впрочем, и многие мои соотечественники, размышляю о том, почему нас так ненавидят во многих странах. Ну, не только же из-за огромного пространства («Летим уже пять часов, - удивляются иностранцы, - а это все еще Россия.» И не из-за огромных запасов полезных ископаемых (например, золота в Африке больше, чем у нас). И, надеюсь, не за неосвоенные еще нами земли (это чужой каравай, и он достался России не просто так.)

Наши недруги в глазах всего мира постоянно пытаются унизить Россию, говоря, что кроме Великой Победы у нас достижений нет. Не считаю нужным опровергать эту чистой воды нелепость. Но отмечу, что у никого больше такой Победы нет, и даже если бы у нас она была действительно одна, то и ее масштаба и величия вполне хватит на вечное оправдание только самого существования России. А что же те же Франция и США? Со школьных лет меня настолько впечатлили такие «изобретения» как гильотина и электрический стул, что их до сих не затмила ни Парижская коммуна, ни полет «Аполлона» на Луну.

Так в чем же причина? Мне кажется в том, что мы сами ее недостаточно любим. Иначе зачем разбазариваем свои же богатства, грабим казну, готовим себе пристанище за границей? И тем самым способствуем развитию чужих государств? Ходим на митинги, костерим почем зря правительство, слова богу, что не жжем еще автомобили на улицах и площадях. И никак не поймем очевидной вещи, что: «В результате оппозиция власти (что нормально) превращается в оппозицию стране (что патологично)». Это в подтверждение своих мыслей я процитировала писателя Сергея Шаргунова, недавно ставшего главным редактором журнала «Юность».(АиФ, №20, 2019).

Никогда не могла понять, почему недовольство сегодняшним днем, во многом очень справедливое и, в первую очередь, социальным неравенством, оборачивается жгучей ненавистью к стране, ее истории, к людям. Боритесь, все права для этого у нас есть. Но не забывайте об обязанностях. Давно пора понять, что выгоднее строить, чем разрушать.

Теперь еще и «Бессмертный полк» впал в немилость. А ведь это живое воплощение Книги Памяти. В 20 лет еще простительно не сообразить, что одним из главных героев кинокартины является Москва. Но о чем думают в 50 лет Максим Виторган и Евгений Ройзман, осуждающие проведение этой глубочайшей по смыслу памятной акции, называя ее «не нашей» и видя в ней «агрессивность», которой и взяться-то там просто неоткуда.

Почему в агрессивной политике они не обвиняют США, которые бесцеремонно лезут в Венесуэлу, стремятся любым путем свергнуть неугодного им законно выбранного президента? Почему не осуждают правительство этой страны, всеми правдами и неправдами добивающееся свободного прохождения своих военных судов в Черное море, которое отродясь им не принадлежало, да и принадлежать не может, поскольку находится от него за тридевять земель, на другом континенте. Не получается в двери, лезут в окно. Нельзя отменить доктрину Монтро, добиваются строительства канала по территории Турции. А если бы Крым и Севастополь не стали бы нашими? Швартовались бы американцы у наших берегов?

Почему Венгрии и Румынии можно выдавать паспорта своим соотечественникам, проживающим на Украине, а русским - в Донецке и Луганске - нельзя? Да еще и санкций за это требуют! Ладно, в злобе своей Старый Свет разум теряет, но вы что, друзья, не в России живете? И не за Россию болеете? И совсем не знаете истории? И не в курсе, почему фашисты на оккупированных территориях буквально истребляли детей, а младенцев вообще – за ноги и головой об камень? Да чтобы дух советский не в ком было возродить! А как то, что при отступлении наших войск в первые дни войны в эвакуацию наравне с детьми в первую очередь вывозили евреев? И на фронт, в действующую армию, их не призывали, потому что, как говорят историки, на плен им рассчитывать не приходилось, сразу – расстрел.

Поражаюсь и Максиму Виторгану, и Евгению Ройзману. Как же они относятся к собственным дедам и отцам? И как в конце концов воспринимают то, что и их самих вообще могло не быть? Никакой благодарности стране, которая спасла и вырастила.

А что творим в интернете? Грязью можно остудить, конечно, и праведный гнев, но положение не исправить. Хаять на весь мир свою страну и жить в ней – по меньшей мере неэтично. Зато прославиться можно, впрямь как старуха Шапокляк. Пока только это и получается у наших оппозиционеров, а народу нужны конкретные дела, направленные на улучшение их жизни.

СТИХИ РОЖДАЮТСЯ В ДУШЕ,

А ОТРАВИТЬСЯ ЛЕГЧЕ ПРОЗОЙ

Отдельные «конкретные» дела, правда, прослеживаются. Я не политик, меня больше интересуют люди в политике, процесс их развития, какими они приходят в нее, и какими становятся. Не претендуя на истину в последней инстанции, расскажу о своем восприятии креативного редактора еженедельника «Собеседник» Дмитрия Быкова – от Саркози до Макрона.

Постоянно читать эту газету я начала более 10 лет назад. И первым по воли случая попался мне №35 от 10-16 сентября 2008 года, на 2-й странице которого под рубрикой «Герой недели» были опубликованы «Шесть пунктов» - предполагаемый диалог тогдашнего президента России Дмитрия Медведева и только вступившего в должность президента Франции Николя Саркози. Я пришла в полный восторг от того, какой тонкой иронией, добрым юмором и любовью (да-да!) к России был пронизан этот маленький шедевр!

Я даже вырезала его из газеты и с удовольствием показывала всем знакомым.

С тех пор прошло много лет. Актуальность свою, конечно, сценка потеряла, а вот поэтическую ценность - нет. И не только немало воды утекло, но, видимо, и таланта. А вместе с ним, и, может быть, в большей пропорции, достоинства и интеллигентности. Иначе чем объяснить нынешний сплошной негатив в колонках Быкова, его постоянные, становящиеся все злее и нетерпимее уморазмышления вокруг одной политической фигуры, которую считает виноватой во всех проблемах страны.

В этом же ряду, видимо, и переход на прозу, ведь на ней проще выковыривать из себя уничижительные для противника слова, если нет убедительных доводов. Стихи рождаются в душе, а отравиться легче прозой. Отсюда и появление блатных словечек, и даже неуместной в контексте сексуальной тематики. И что? В этой вымученной словесности должны скрываться обеспокоенность за будущее России и какая-то неведомая другим любовь к ней?

Большим откровением, и пишу об этом с искренним сожалением, стали для меня документальные кадры встречи Дмитрия Быкова с молодежью и комментарий к ним Никиты Михалкова, опубликованные в его телепрограмме «Бесогон». Этот поэт, «блестящий, иногда гениальный и, безусловно, лучший из тех, кто пишет сегодня по-русски», как отозвался о Дмитрии в статье «Крамольная поэзия инакомыслия» («Собеседник», 3/2019) Михаил Веллер, предстал перед зрителями самовлюбленным, развязным, циничным человеком, не чурающимся откровенной пошлости, а по сути – карикатурой. Рваные джинсы, надменная улыбка…

Я сразу же начала искать в интернете стихи Быкова. Первыми нашла о любви, прочла. Подумала: что-то стоящее, образы, мелодия в них есть, но явно не Блок. Оказалось, что именно так оценивает себя и сам Дмитрий. Популярности его творчества я не заметила. Может быть потому, что сатирико-юмористические его произведения с тематикой обыденных жизненных ситуаций и проблем являются небезынтересно зарифмованной, но все-таки прозой? Да и басни, литературный жанр, конечно, интересный, но к высокой поэзии отношения не имеет. Басни Крылова, например, они и есть басни (их достоинств, думаю, никто не оспаривает), выражение устоявшееся, и стихами их никто не называет, хотя рифма в них – критерий определяющий. И вот только что узнала, по-моему, из того же «Собеседника», что русский критик Виссарион Белинский называл басню поэзией рассудка. Весьма созвучно у нас с ним получилось!

На той встрече Быков, начисто забыв про этикет, выкладывал свои оппозиционные взгляды, в частности, касающиеся генерала Власова, о котором он хочет написать книгу, а также «о зоологическом, чудовищном гитлеровском антисемитизме» и высказал абсолютную уверенность в том, что «Гитлер бы добился той или иной, но все-таки популярности в России, если бы истребление евреев (и как частный случай – цыган) не было бы его главной задачей…» (Цитаты – по «Собеседник» 3/2019 – автор). И понятно, почему оскорбилась и возмутилась, думаю, не худшая часть нашего общества.

Однако никакой травли поэта и писателя Дмитрия Быкова, о которой пишет Михаил Веллер в уже указанном номере «Собеседника», ни в прессе, ни на телевидении я не обнаружила. Может быть, не то читаю, не то смотрю? И не понятно, зачем вообще была нужна эта статья с пространным экскурсом в историю и неоднозначными рассуждениями об особенностях психики и мироощущения поэта? Если смысл ее публикации в попытке оправдать произошедшее, то она сама уже и есть признание ошибки.

Сплоховал и осознал, это уже хорошо – повинную голову меч не сечет. Но причем тут целый абзац о доброте Дмитрия, разве она в данном контексте определяет мировоззрение? На некоторых снимках в сети Дмитрий действительно добрый. Так что уверена – он достойно переживет ситуацию, должен, во всяком случае. И с болезнью справится тоже.

Подтверждение тому – его возвращение на первую страницу «Собеседника» с новой колонкой. Однако стоит ли присматриваться к Серебренникову? Скорее вопрос, чем предложение. Тем более, что «ореол гонимого…перестает иметь значение», и не упадет ли вслед за ним, как нередко бывает, зрительский интерес к этому художнику? Тем более, что «главным поставщиком новых политических фигур» самому Дмитрию видится уже шоубизнес.

Что ж, судя по Украине, процесс пошел. Но клоуны в политике меня как-то не вдохновляют, поэтому очень не хочется, чтобы это стало тенденцией. Поскольку свидетельствовать сей факт может только о двух глобальных вещах - полном отчаянии народа и дальнейшей деградации государства. Украине нужен политик просвещенный, самостоятельный, и поговорка «опыт – дело наживное» здесь, на мой взгляд, не только неуместна и бесполезна, но и по большому счету просто вредна.

Но все течет и все изменяется, и не будет ли Дмитрий предлагать присматриваться уже к Богомолову? Правда, с другой стороны? Но в любом случае я искренне рада снятию с режиссера всех подозрений в финансовых махинациях, хоть на одного, но не стало больше мошенников в нашей стране!

Но продолжим ранее начатый разговор. И позволим себе усомниться в «профессиональности» свободы слова только для двух категорий творческих личностей – поэта и актера, поскольку пока имеем дело только с ее злоупотреблением.

Небесспорная у автора позиция. Сомнительный постулат. Вот если только вдогонку и в подкрепление к уже упомянутой статье Михаила Веллера? Попытка оправдать себя или образумить мир?

Далека от мысли от воскрешения соцреализма, он свое дело сделал, как в свое время, к примеру, романтизм. Бесспорно одно - искусство должно просвещать, воспитывать в человеке благородные, а не низменные чувства. Не шокировать зрителя и не оскорблять его. Нужно любить искусство, а не себя в нем. И помнить, что свобода творчества – это не вседозволенность, а личные обязательства художника перед тем, что ты делаешь. Как бы высокопарно это не звучало. Ну а теперь в Вашем же духе, Дмитрий Львович:

Да ладно, Дима. Это ерунда.

Покруче наши предки говорили.

Сейчас у нас другие времена,

А то бы Вы давно уже сидели!

Отмечу еще одно - неслучайно Никита Михалков заговорил об элите, которая считает себя ею, а на самом деле таковой не является. Остается надеяться, подчеркнул он, что среди слушателей (имеется в виду обсуждаемая встреча) и телезрителей есть истинная элита, (отмечу от себя – действительно есть, потому что некоторые молодые люди с явным недоверием и недоумением слушали мэтра). Созвучен с режиссером и Сергей Шаргунов: «Надеюсь, что в России возникнет национальная интеллигенция, что в просвещенной среде станет неловко плевать в родную страну, а будет нормально поддерживать своих людей, как это сейчас нормально для интеллигенции любой другой страны…»

Вот уж никак не собиралась больше возвращаться к персоне Дмитрия Львовича, но он же и вынудил. Заголовком своего очередного «приговора» в «Собеседнике» - «Где мистер Путин?» Пошел, выходит, в открытую. Неужто прокладывает дорожку к следующему - «С кем вы, мистер Путин?» И сыграть для пущей важности желает на ассоциации со ставшей крылатой фразой из названия знаменитой статьи – памфлета Максима Горького «С кем вы, мастера культуры? Ответ американскому корреспонденту»? Во всяком случае тенденция такая явно прослеживается.

Эта фраза пролетарского писателя цитируется до сих пор, когда речь заходит о политической или идеологической позиции того или иного деятеля культуры. В упомянутой статье Горький высказал мысль о том, что писатель всегда представляет и отстаивает чьи-то интересы. Но ведь то же самое делает и Быков! Напористо и безапелляционно. Тезисы его вышеназванного опуса в очередной раз озадачивают пустословием и бессодержательностью, которые он пытается скрыть любыми способами – за двухсмысленностью, недомолвками, загадочностью, витееватостью речи, не весть на чем основанными прогнозами.

Что же это за стратег такой и откуда у нас появился? Да еще и с двумя вариантами развития событий в стране? «На вопрос, где первое лицо,- пишет Быков,- в обоих случаях будет очень легко ответить». Интересно, что это за намек такой? Да и вообще, простите, приличен ли он? Этот намек? Поводов к сомнению в подобных вещах Дмитрий Львович давал уже не раз. А ответить на вопрос, где Быков, думаю, будет еще проще.

Я не кощунствую. И не я это начала. Может быть, это случайное совпадение. Просто я вспоминаю сейчас редакционную колонку «Собеседника» в поддержку своего креативного редактора, находящегося в реанимационном отделении больницы, куда он попал после обнародования своих изысканий по поводу генерала Власова и уже упоминавшегося телевизионного выпуска «Бесогона» Никиты Михалкова. Своей стилистикой, извините, она напоминала некролог. К счастью, сердечного недуга не оказалось. Это было, как радостно сообщил в сети сам Дмитрий, кишечное расстройство, или по-научному говоря, диарея. Уж лучше так и там, чем иначе. Уж лучше медвежья болезнь, чем тяжелое заболевание.

И вот опять в разговоре о Дмитрии Быкове не удалось поставить точку. В сети появилась фотография человека, очень похожего (словесный оборот «Собеседника») на креативного редактора этого издания. Он не без самодовольства и очень жизнерадостно восседает за роскошно сервированным столом сразу на двух креслах – туловище на одном, ноги – на другом, и при этом никак не напоминает гонимую жертву существующего режима, с которым неутомимо, не покладая пера, но, по-моему, уже без вдохновения борется. Вот тут-то и возникает вопрос: «А с кем же вы, мастер культуры Быков?» Что-то никого рядом не наблюдается…

Не могу понять, почему представители нашей интеллигенции так бурно – митингами и петициями – реагируют на любое критическое движение власти в адрес, скажем так, неординарных, как им, самим художникам, кажется, видя в том посягательство на свободу творчества и свободу слова? Защищают себя на будущее? И почему не протестуют против задержания бухгалтеров, министров, губернаторов? Это одно. А теперь другое.

Известно, что В.И.Ленин считал, что подлинно свободной литературой может быть только пролетарская литература. Это его позиция, и он имел на нее право. В заочной полемике с ним один из самых значительных русских поэтов-символистов начала 20-го века Валерий Брюсов, отстаивая свободу творчества и свободу слова, высказывал пророчество, что с приходом к власти Ленина и его соратников, свободные писатели будут изгнаны за пределы общества, отправятся «на Сахалин одиночества». Выходит, что прав тележурналист Александр Гордон, сказавший в одном из своих интервью: «Своей единственной обязанностью интеллигенция считает противостояние власти. Во что бы то ни стало»? Но почему? Может быть, просто некоторым нашим суперноваторам от искусства не свобода творчества нужна, а воля, как Степану Разину?

Во временном пространстве мы с ним далеки друг от друга, и я могу только предположить, что под волей он понимал раздолье, разудалость и бесшабашность ( « и за борт ее бросает в набежавшую волну). Что же касается нынешних отдельных художественно творческих лиц, уверена, что под волей они разумеют вседозволенность, граничащую с разнузданностью. А это существенная разница. И при этом надо еще иметь в виду, что по большому счету «Сахалина одиночества» так и не случилось. Тогда, после революции, которую сейчас нередко именуют переворотом, очень многие уехавшие за границу представители творческой интеллигенции царской России вернулись обратно или же поддерживали с ней тесную связь, помогали финансами во время войны. И не случится уже никакого «Сахалина», потому что новая за окном эпоха, и люди пришли другие.

Я внимательно слежу за статьями Георгия Зотова в «Аргументах и фактах», в которых он рассказывает об экономической и политической жизни различных стран, об отношении их народа и руководителей к России. Абсолютно согласна с ним, что пора прекращать прощать всем долги, ведь нам-то никто не помогает, бесплатно ничего не дает, пора активнее искать эффективные альтернативные способы возврата утраченных средств, пора полностью сосредоточиться на росте благосостояния собственного народа. Тем более, что преданных друзей у нас уже почти не осталось. Вот и черногорцы, уже ушедшие в НАТО, говорят: «Мы вас предали, простите…».

Александру П принадлежит выражение: «Россией управлять несложно, но совершенно бесполезно». Российский фельдмаршал Христофор Миних отмечал: «Русское государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно самим Богом, иначе невозможно понять, как оно существует».

«Между этими высказываниями лежит какая – то истина, -подчеркивает в своем интервью «Аргументам и фактам (№45, 2017) знаменитый режиссер Владимир Хотиненко,- истина этого невероятного пространства». Он видит в этом некую мистическую составляющую, считает, что на этих пространствах все-таки сокрыта какая-то величайшая тайна. И под огромностью пространства режиссер понимает категорию не только географическую, но и философскую.

Что ж, тогда в итоге, всегда будет прав русский император Александр Ш: «У России нет друзей. Они боятся нашей огромности. У нас есть только два надежных друга: русская армия и русский флот»?

Неужели действительно боятся нашей «огромности» и, как моськи пытаются укусить слона? Но ведь мы же никому не угрожаем…

ГНЕЗДО, ИЗ КОТОРОГО НЕ ХОЧЕТСЯ ВЫПАСТЬ

В последнее время за рубежом все чаще и все громче начинают звучать голоса, принижающие решающую роль советских людей в победе над гитлеровской Германией. А у нас время от времени поднимаются волны, стремящиеся очернить подвиги Александра Матросова, Зои Космодемьянской, 28 панфиловцев и многих других героев войны. И без сомнения, государство и в том, и в другом случае должно защищать свою страну, память ее защитников. И это нужно не только уходящим ветеранам, но, возможно, и в большей степени молодым. Нам нужны люди, которые гордятся и прошлым, и настоящим России, стремятся сделать наше будущее лучше. И, конечно же, преданные своей Родине. И как же тогда воспитывать граждан, если народов у нас много, а страна – одна?

На эту тему, на мой взгляд, очень правильно и ярко высказался российский писатель Юрий Поляков: «Наше общероссийское гнездо должно стать таким уютным, надежным, обильным, чтобы из него никому не хотелось выпасть. И каждый обитатель гнезда твердо должен знать, что здесь от него никогда не потребуют, чтобы он забыл трели предков и запел так, как поет ответственный квартиросъемщик. И чтобы из разноцветных яиц не вылуплялись одинаковые двуглавые орлята».

Значит, нам нужно сохранить единство и многообразие наших народов, потому что именно в нем и есть сила нашего государства, а в осознании этого величия и в любви к разноцветным соседям по гнезду - патриотизм, который испокон века в любой стране и на любом континенте лежит в основе воспитания молодежи.

В советские годы даже в самые тяжелые времена люди любили Родину, а на фронтах Великой Отечественной войны защищали ее даже дети репрессированных. Сразу же вспоминается Булат Окуджава, родители которого, партийные работники, по ложному обвинению были арестованы в 1937 году. Отца расстреляли, а мать из карагандинских лагерей вернулась лишь в 1955-м. Сам Булат в 1942 году добровольцем ушел на фронт. И ведь это же ему принадлежат слова одной из самых щемящих сердце песен о войне, впервые прозвучавшая в кинофильме «Белорусский вокзал»:

Здесь птицы не поют, деревья не растут.

И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут…

Когда-нибудь мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче нам нужна одна победа.

Одна на всех, мы за ценой не постоим…

Еще один пример. Судьба прекрасного артиста театра и кино Петра Вельяминова.Он сыграл заглавную роль в кинофильме «Командир счастливой «щуки». И сделал это впечатляюще – очень просто, тонко и глубоко показал преданность экипажу своей подводной лодки и Родине. А ведь он – потомок древнего дворянского рода из военных, москвич, в 17 лет в 1943 году был арестован по обвинению в антисоветской деятельности и получил 10 лет исправительных работ. Освободился в 1952 году и долгие годы проработал в провинциальных драматических театрах, в том числе и в Перми. И только в 1972 году он переехал в Москву и стал служить в «Современнике». Реабилитирован был в 1983 году. Являлся действительным членом Российского Дворянского Собрания.

А сейчас многие молодые люди вообще хотели бы уехать из страны. Значит, пока у нас не у всех еще сложилось понятия о Родине как о «гнезде, из которого не хочется выпасть»? Значит, мало еще мы сделали для ее процветания. Недочетов полно во всех сферах деятельности общества.

И в первую очередь, на мой взгляд, недостатки проявляются в нравственном воспитании людей, что, несомненно, в конечном итоге отрицательно сказывается на экономике страны и благополучии населения. Вновь процитирую Даниила Гранина, известного писателя, общественного деятеля и правозащитника, которого в последние годы называли совестью нации: «Наша власть не то чтобы отвергает честных людей, но она не стремится наказать нечестных (сейчас, к счастью, ситуация меняется – прим. автора)… Правила порядочности – они очевидны, а за последние годы стали необязательными. На протяжении моей жизни такого массового падения порядочности и такой повальной бессовестности не было».

И примеров тому хоть отбавляй. Некоторые наши бизнесмены, чиновники и депутаты разного ранга без зазрения совести позволяют себе получать по два миллиона рублей в день при нищенских зарплатах и пенсиях подавляющего населения страны. А ведь богатство-то это досталось им волею случая или нечестным путем. И благ в виде чудовищных зарплат и дивидендов имеют больше, чем их зарубежные коллеги. Декларируя по несколько тысячеметровых вилл и квартир, десятков многогектарных земельных участков (интересно, используется ли на них рабский труд, и можно ли, как у простых смертных их отобрать, если заросли амброзией – прим. автора) и автомобилей высочайшего класса, они искренне удивляются спросу «простого люда» на обыкновенные двухкомнатные квартиры.

А ведь не удивляться надо, а стыдиться, что зто именно из-за них, потерявших совесть, несомненно, более достойные люди вынуждены довольствоваться малым. И еще наши богатеи возят своих собак чартерными рейсами на выставки в Европу! И при этом еще просят у государства различные преференции. А на дорогостоящие операции детям(!) деньги собирает вся страна. Неужели до такой степени может помутиться человеческое сознание, и так далеко снова можно уйти от народа? Да не уйти, а вообще тайком сбежать из страны, предварительно ограбив ее, и предусмотрительно перенаправив все нажитое нечестным путем за границу.

Мы все часто вспоминаем слова Глеба Жеглова о том, что вор должен сидеть в тюрьме, и это правильно. Но почему-то менее известна другая его фраза, тоже нравственно определяющая, сказанная Володе Шарапову по поводу попавшего в неприятную историю задержанного милицией, а потом отпущенного человека: «Жил бы с самого начала честно, нормально, не запятнав себя, так не попал бы к нам». И это тоже истина. Даже если не в последней инстанции. Но почему же так много людей не следуют ей?

Но второго, щемящего душу, «Бега» не будет. И не потому, что нет Булгакова. Просто контингент не тот. После революции Россию не тайно, а открыто покидали люди, любящие ее и не представляющие себе жизни без нее. А сейчас что? Просто позорище! Бегут, чтоб сохранить не свое по сути, а чужое богатство, и бегство – уже не трагедия. Да и откуда ей быть, если в душе – вакуум? Тема явно не для художественного воплощения, даже на фарс не тянет. Элементарная уголовщина. Науке тоже не интересна, разве что статистике – для отражения миграционной ситуации.

Выходит, что нужно вернуться к истокам, азам воспитания. Вот в чем видел причину происходящего Даниил Гранин: «Школы обзавелись компьютерами, но уже не преподают литературу по-настоящему, не преподают историю по-настоящему, то есть не преподают по-настоящему гуманитарные предметы, дающие простор для разговора о том, что такое хорошо и что такое плохо, что такое добро и зло».

Мне кажется созвучным с этим тезисом писателя высказывание актера Ивана Охлобыстина, опубликованное в «Собеседнике» ( №13,2019): «Мы до сих пор не избавились от иллюзии, что рыночные отношения могут нам заменить нашу мечту о всеобщем счастье. Мы поддались чужой мечте. Американская мечта – не наша. Конечно, мы хотим жить богато. Хотим, чтобы наши дети пользовались последними смартфонами, были аккуратненько одеты, и мы не думали, как оплатить им обучение. Но все равно нашему человеку это не главное, главное - нечто большее!»

Уверена, что он имеет в виду возвышенность отношений, искренность и братство. Помните финальные кадры фильма Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих»? И, конечно же, генетическую память, тепло родного очага, всеобъемлющее единение с родными просторами:

На дальней станции сойду – трава по пояс.

Живой воды попью у «журавля».

Здесь все мое, и я отсюда родом –

И васильки, и я, и тополя. (Михаил Танич)

Конечно, мы уже привыкли к благам цивилизации, к высотным домам, но особое чувство в моей душе, как и в душе поэта, вызывает обычная деревенская изба, в печурке которой бьется огонь.

Мой дом на семи ветрах, надеюсь, еще стоит на косогоре. Он открывается через шесть километров первым за лесом, если идти в Лещевку по тракту от станции Калино Чусовского района Пермского края. Сюда, к папиному двоюродному брату дяде Ване Тарасову, в детстве мы всей семьей приезжали на каникулы. Он и его жена тетя Нюра были великими тружениками. Дядя Ваня - участник Великой Отечественной войны, работал на колхозной пасеке, ездил в Москву на ВДНХ, был награжден медалью. А тетя Нюра управляла обширным домашним хозяйством, занималась детьми, которых у них было семеро.

По-житейски они были очень мудрыми людьми. Помню, в саду на их усадьбе тоже стояли ульи, и когда одна из пчел «укусила» меня, и я тут же пожаловалась дяде, то получила от него первый «филологический» урок: «Вот ты ученая, а говоришь неправильно – не кусает пчела, а жалит».

Моя деревушка стоит в красивейшем месте, на берегу Чусовой, и я безмерно рада, что она была и есть в моей жизни.

СОМНИТЕЛЬНЫЙ ПОСТУЛАТ

За все мои школьные и студенческие годы никто из моих учителей и преподавателей ни разу не обидел, ни оскорбил меня. Зато мой сын познал несправедливости сполна. Учился в МГТУ на «отлично» и ни разу вопреки правилам его портрет ни разу не был вывешен на вузовской Доске почета. Участвовал в организации и несколько лет был главным редактором студенческой многотиражной газеты «Зачетка» и также ни разу не удостоился похвалы. Были недоброжелатели? Нынче, видимо, только ущемив кого-то, можно возвыситься. А мы в свое время поднимались вместе с наставниками.

Сейчас, к сожалению, образование и люди в нем стали другими, система стала более жесткой и чужой, а воспоминания о школьных и студенческих годах у выпускников омрачены повышенной долей подспудно существующей в жизни, но ничем не могущей быть оправданной дискриминацией.

Иначе чем, если еще и не недомыслием(!) учителя (!) можно объяснить сбор «досье» на своих учеников одного классного руководителя, причем с чудовищной попыткой привлечь к этому родителей, и организацией совместного собрания другим, на котором нам было предложено в присутствии собственных детей рассказать об их отрицательных чертах и поступках!

Я первой встала со своего стула, взяла пальто, за руку своего сына и покинула класс. Нас не этому учили в университете.

Конечно, какой еще в школе может быть атмосфера, если взять на вооружение весьма сомнительный постулат – общество несовершенно и потому несовершенно образование? Для меня это отнюдь не однозначно. Равно как и то, что образование – это услуга (как химчистка), как и то, что задача учителей -- учить, а родителей – воспитывать. Как можно учить, не воспитывая, т.е. не любя ребенка, не думая о его будущем? Что ж, взять и выкинуть на свалку все мировые педагогические учения?

А ведь родители априори не педагоги, и никогда не будут идеальными, хотя бы потому, что большую часть дня проводят на работе, зарабатывая на жизнь и будущее своего ребенка. А учителя зарабатывают в школе – тоже на жизнь и будущее своих собственных детей. Учат и воспитывают, вместе с родителями. Все очень просто. Процесс этот неделимый, а профессию мы себе выбираем сами и добровольно. И значит – должны ей соответствовать. Не взирая ни на какие реформы и стандарты образования - давать не только знания, но и любить детей, учить их добру, как это было испокон веков.

Проще и сложнее в начальной школе – у учителя всего один класс, но и задачи-то наиглавнейшие: закладываются основы основ личности. Значительна, конечно, и роль учителей-предметников – всего в классе один урок в день (правда, классов несколько), но воспитывает и математика, и биология – главное, как преподнести его тему. Но главный спрос с учителей, как их раньше называли, словесности, в нашем случае русской или адыгейской – языка и литературы, а также историков. Кроме того, в школе работают самые разные общественные организации, кружки технические и художественные, спортивные секции, и не следует недооценивать роль и возможности их руководителей в воспитании детей. В совокупности получается большая сила и нагрузка на одного педагога не драматична, надо только правильно все организовать и, конечно, достойно оплачивать труд каждого.

Сумеют все вместе не только дать знания, но и заложить в сердце добро, тогда только и выйдет из школы счастливый человек. Но пока объективно получается, что солнце светит не всем . Конечно, все начинается с семьи, с детской кроватки – нового здесь я ничего не скажу. А что сегодня все чаще и чаще мы делаем со своими детьми? Оставляем в роддоме, бьем, сбрасываем с балконов, калечим, насилуем, бросаем на произвол судьбы и даже убиваем. Как это остановить? Может быть, поднатужиться и приравнять, наконец, материнство к оплачиваемой работе? Чтобы с ребенком рядом до определенного возраста был самый родной человек.

Вспоминается один из моментов детского музыкального конкурса «Синяя птица» - дуэт знаменитого оперного певца Глеба Матвейчука и чудесной девчушки в инвалидной коляске. Они исполняли щемящую сердце песню «Есть только миг». И надо было видеть, с какой любовью и благодарностью она смотрела на него, а он целовал ей руки. Вот такими ласковыми и должны быть отношения взрослых и детей.

А пока что мы имеем? До чего дожили? Учителя раздают ученикам подзатыльники, а ученики не просто издеваются над учителями, но и избивают их. При этом нередко недоучками являются и те, и другие. Учителя в школьных тетрадях красными чернилами исправляют правильно написанные слова на неправильно (глобуз вместо глобус – пример взят из авторской телевизионной программы Никиты Михалкова «Бесоног»), оставляют замечания типа «досюдова правильно» (источник тот же). А выпускники, даже достаточно известные « теледеятели» позволяют себе поиздеваться над бессмертным подвигом генерала Дмитрия Карбышева, заживо превращенного фашистами в ледяную статую (источник тот же). А потом еще и не стесняются оправдываться тем, что не знали правду об этом историческом факте, принося обществу свои извинения!

Это как? Значит, в неведении пребывала вся редакция передачи? И как тогда осуществляется отбор творческих кадров на телеканалах, вещающих на всю страну? А почему мы знали обо всех героях войны 1812 года, революции, гражданской и Великой Отечественной войн, всех героев комсомольцев и пионеров? По другим учебникам, видать, учились.

ФЛЕШМОБ. ПОСЛЕ МАЙДАНА

Но, к счастью, духовное единство не пропало, хотя общей страны у нас нет уже почти 30 лет. Оно живо в детях и внуках воевавших советских людей из всех республик бывшего Советского Союза. А память о былом величии, а дружба народов, которые до сих пор после краха огромной страны тянутся друг к другу? Аналогов этой дружбе в мире просто нет.

И для меня бесспорным тому доказательством является высоко достойное возвращение Крыма в Россию. В связи с этим вспоминается такой факт. 9 мая 2009 года хор Черноморского флота спел в Севастополе песню из созданного в 1944 году кинофильма «Иван Никулин – русский матрос». Большей частью она известна по строчке «Последний матрос Севастополь покинул…» (муз. С.Потоцкого, сл.А.Суркова).

Вот как об этом выступлении рассказывал джазист хора Козлов: «Когда прозвучали слова: « Много вас тянулось к Севастополю, да немногим пофартит уйти…», весь зал встал. Незабываемое и суровое ощущение. Тогда мне уже ясно стало, что севастопольцы даже в случае худшего расклада будут бороться до конца».

Случилось. Но расклад – не худший. Референдум. Победа. Один из севастопольцев: « Мой отец защищал Севастополь. Вот его кортик. И я, разве я мог бы его предать?» А вот отзыв на ютьюб: «Какая страна была! Ничего, Одесса и Херсон, как и остальная Новороссия обязательно вернутся к нам».

« В разговоре с соотечественником» один из чиновников написал: «Не у нашей страны дефицит был на Крым. Это Крыму страны не хватало». Позволю себе уточнить, что страны-то у Крыма действительно не было, если судить по отношению к нему Украины, но наша страна все-таки нуждалась в утраченном когда-то по нелепости полуострове и его людях.

Мало кто из наших соотечественников не приемлет «Крымнаш». Вот как достойно ответил знаменитый кинорежиссер Андрей Кончаловский на провокационно поставленный обозревателем «Собеседника» Дмитрием Быковым в интервью с ним на эту тему вопрос: «А вы представляете себе американскую базу в Севастополе?» А вот общее мнение крымчан: «Вы не представляете, от чего уберегла нас Россия».

Да, есть люди и в наше время! Не так уж плохо и наше племя! И Майдану, на котором бесчинствовали бандеровцы, не удалось разделить нас с Украиной. Ярчайшее свидетельство тому – организованный молодыми украинцами песенный флешмоб.

А начали они его в Запорожье, и, думаю, не случайно, с песни про заводскую проходную из кинофильма «Весна на Заречной улице». Ведь именно здесь был снят в 1956 году этот один из лучших советских фильмов. Москвичи тут же ответили, собравшись на Киевском вокзале, и тоже, думаю, не случайно: «Запрягайте, хлопцы, коней…» А потом в Днепропетровске – «Катюша», в Харькове – «Старый клен», в Одессе – «Смуглянка»…Сейчас, конечно, основная часть Украины затаилась, а вот Донбасс: «Мы разорвем последнюю простынку, но на бинты, а не на белый флаг».

ПОЧЕМУ СЛУЧИЛСЯ ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП?

Никак не могу забыть ток-шоу на одном из федеральных телевизионных каналов. Обсуждалась ситуация сожительства взрослой женщины (учительницы!) с 13-летним подростком и меры ответственности – не только гражданской, но и уголовной за имеющий место факт.

Выделила слово «учительницы» и засомневалась – а вдруг кто-то скажет – ну и что, эка невидаль – учительница. Но это кому как. Раньше, в не так уж далеком, между прочим, времени, это было вообще невозможно из чисто моральных соображений, которые, в угоду нынешней моде, подчеркну, соответствовали христианским заповедям. Нет, конечно, никто не спорит, возможны и естественны симпатии между учителем и учеником. Помню, например, нашего физика, выведшего «пятерку» в аттестат мало что понимающей в предмете однокласснице. Но дело не в учителе, а в самой проблеме, вернее, подходе к ней.

Подобные факты, и еще более немыслимые на взгляд цивилизованного человека примеры интимных связей, например, матери и сына, отчима и падчерицы сопровождали всю историю человечества. Каков же масштаб и последствия этого явления сегодня?

Того, что демонстрировал нам во время ток-шоу телеэкран, еще четверть века назад не было, да и не могло быть. И не только потому, что знали есенинское – «только не целованных не трогай, только не горевших не мани», но и потому что в наших сердцах жили гриновские алые паруса. Мало сказать, что у нас были другие, чем сейчас, идеалы, они просто у нас БЫЛИ. Имелись то есть. Вообще.

Чего нельзя сказать о женщине, которая с завидным упорством пыталась убедить сидевших в студии зрителей и экспертов в своем праве на женское счастье. С мальчиком. А мальчик этот, никак не годившийся в мужья, утвердительно отвечал на вопрос ведущего: «Согласен ли ты, чтобы эта женщина ответила перед судом по закону?»

Он сидел рядом с несчастной матерью, которой никто бы не позавидовал: какая нормальная мать согласится отдать свое дитя уже немало повидавшей на своем веку даме? Слава богу, она еще не опоздала, и у ее сына обязательно сложится нормальная семейная жизнь.

Ах, война, что ты сделала, подлая.

Вместо свадеб – разлуки и дым.

Наши девочки платьица белые

Раздарили сестренкам своим, -

писал поэт-фронтовик Булат Окуджава и так заканчивал это свое знаменитое стихотворение:

На дороге чуть-чуть помаячили

И ушли за солдатом солдат.

До свидания, мальчики. Мальчики,

Постарайтесь вернуться назад…

Но вернулись далеко не все, и именно это по теперь уже общепринятой точке зрения вызвало поток «неправильных» по возрасту браков, когда женщины были вынуждены сами «брать» себе в мужья (их-то выбирать было некому!), чуть подросших после Победы парней моложе себя сначала на 2-3 года, а дальше больше – на 5,10, а сейчас и вовсе на 20-30 и даже 40 лет.

Медицина всегда считала, что муж должен быть старше жены в оптимальном варианте на 5 лет. Но прозаическое сожительство и эпатажные браки звезд нашего шоу-бизнеса с молодыми людьми, годящимися им в сыновья и даже внуки, перечеркнуло не только общественное, но и научное мнение, многим развязало руки и в обычной среде стало причиной тяжелых трагедий. Тут подоспели педофилия и однополые браки, в которых продолжения рода, понятно, не последует. И проблема рождаемости в стране продолжает усугубляться.

Сейчас медики почему- то отмалчиваются, но и им, и психологам, и социологам, по-видимому, все-таки придется пойти в наступление – слишком велика цена вопроса. Сколько невест не досчитаются своих женихов, ушедших к женщинам, совершающим второй и третий свадебный круг, и сколько обозначится из-за этого в стране не рожденных жизней, ведь дети, в основном, появляются в первом браке. И эта демографическая проблема становится все более и более актуальной для будущего России. Для ее решения меры принимаются, правда, в основном, экономического плана, но важно и нравственное направление.

На том телеэфире не нашлось ни одного человека, одобрившего бы подобные неравные браки, и я уже было порадовалась, что не все так плохо в нашем королевстве. Но под занавес передачи один из экспертов просто припечатал к креслам всех, сказав, что по его наблюдениям и подсчетам лет через 40-50 наше общество более чем наполовину будет состоять из таких семейных пар: жен бальзаковского возраста и мужей-мальчиков. Наверное, подобное в мироздании уже было, и я даже стала подозревать, не потому ли случился Всемирный потоп?

А в последние годы широко обозначилась и новая напасть – 80-летние папики и куклы Барби. Конечно же, пары без детей и со своими трагедиями. Или же в лучшем случае новая, более высокая ступень безотцовщины: голодать не будут, вырастут в достатке, но няни и опекуны родителей не заменят, и дети все равно останутся обделенными. ЭКО и суррогатное материнство – тоже не лучший бог в помощь. Мало хорошего в неполной семье, да и слишком много возникает и юридических, и нравственных проблем.

И вообще, как говорил наш ленинградский преподаватель философии, он не понимает, чем плох старый метод? А если не получается, не человечнее ли в таких случаях забирать в семью ребятишек из детских домов и интернатов? Или это уже подспудно предопределено, и мы в начале пути зарождения какого-то нового биологического вида, некой новой субстанции, предтеча менее чувствительного генома человека и более жесткого, роботизированного восприятия обществом окружающей жизни?

И еще одно, что я никак не могу понять и оправдать. Зачем говорить ребенку, что его папа с мамой поженились только потому, что он должен был родиться? Или что его родили только в надежде получить трехкомнатную квартиру? Неужели непонятно, что эта боль на всю жизнь – быть нежеланным в семье, и что этот факт обязательно отрицательно скажется на судьбе человека?

Да, люди – не ангелы, родители – не педагоги. И вот опять хоть начинай с самого начала! Но зачем же тогда у нас есть душа? Она, единственная, способна болеть у каждого. И надо только почаще прислушиваться к ней. Надо, заметьте, не просто растить ребенка в счастье, а постараться научить его быть счастливым, не смотря ни на что. Как это удалось, без каких-то специальных знаний, моим дорогим родителям. Правда, для этого они посвятили нам всю свою жизнь.

НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ

«Более поздние времена» догнали меня уже в Адыгее, горбачевской перестройкой. В Майкоп я приехала в мае 1986 года. Сразу пошла в горком партии вставать на учет. Узнав о моих двух высших образованиях и немалом опыте журналистской работы, заведующая отделом воскликнула: «Да вы вообще находка для нашего города!»

Тем не менее не все просто и не все сразу у меня сложилось с работой. К дверям приемной редактора «Адыгейской правды» меня привел работавший в газете бывший коллега моего супруга и сказал: «Все. Дальше сама».

Достаточно быстро я поняла, что в коллективе была четко налажена дисциплина и строго соблюдалась субординация. Отношения в моей родной «Вечерней Перми» были значительно проще, что, впрочем, не мешало творческому процессу. Х.А. Баладжиян оказался очень компетентным, интеллигентным и добрым человеком, и я была принята временно на место находящейся в декретном отпуске сотрудницы, определена в партийный отдел.

Часть коллектива приняла меня настороженно, но и не без любопытства, что, впрочем, было вполне объяснимо - явилась из далеких краев, что от нее ожидать? Секретарь партийной организации не дал мне «добро» на подписку «Аргументов и фактов», этой газеты в свободной подписке тогда не было. А завотделом Иван Жадько выразил сомнение в том, что я здесь надолго, поскольку все равно уйду в декретный отпуск, как накануне случилось с моей предшественницей Тамарой Юнусовной Кушнир, с которой позднее мы подружились на долгие годы, и дети наши росли вместе (прав, конечно, оказался наш общий шеф Жадько!)

Кстати, в свое время и в «Вечерней Перми» меня тоже приняли очень сдержанно. Но за два года работы я сдружилась со всеми, особенно добр и внимателен был ко мне редактор Александр Николаевич Кустов, который почему-то называл меня Вероникой.

Сначала я работала в отделе культуры, а потом в отделе партийной жизни. И потому в Адыгею меня провожали как «культурную партжурналистку», что и было засвидетельствовано в Почетном дипломе, на котором расписались все до единого члены редакции. До сих пор я храню и огромный картонный плакат с поздравлением на фоне свадебной фаты: «Виктор – муж, а я - Виктория. Вот победная история!»

Как хотелось бы, чтобы все они были живы, хотя я знаю точно, что некоторых с нами уже нет. А.Н.Кустов, Николай Гашев, Ирина Кизилова, Боря Львов, Дима Красик, Алиса Горшкова, Татьяна Чернова, Леня Жеребцов, Станислав Трифонов, Галя и Саша Куличкины, Ольга Березина, Бэла Берестнева и моя наставница Валентина Бреусенко. Ну почему, почему у меня не случилось в Адыгее таких искренних и верных друзей? Пришли другие времена и вместе с ними злые нравы? Но вернемся к редакции газеты «Адыгейская правда».

Излишняя, на мой взгляд, субординация сыграла со мной не очень приятную шутку. В «Вечерней Перми», когда завотделом уходил в отпуск, на планерки вместо него ходил корреспондент, что я и сделала в аналогичном случае, и вот эта «находка для нашего города» была с позором удалена с планерки. Более того, я оказалась «прикреплена» к отделу пропаганды, которым руководил Д.А.Крылов, и с которым у меня сразу же начались стычки по поводу правки моих материалов. А во время одной из них Дмитрий Архипович сказал, что сейчас пойдет и пожалуется редактору, на что мгновенно получил ответ: «А хоть Горбачеву!»

Как молоды, независимы, а порой и дерзки мы были! Диалог этот оказался кем-то услышанным и быстро с одобрительными комментариями разлетелся по редакции. Меня к Христофору Ардавасовичу на « ковер» не вызывали. А позднее, во второе мое пришествие в «СА», когда уже не было ни партийного, ни пропагандистского отделов, и мы не зависели друг от друга, в подходе к решению социальных и нравственных проблем на страницах газеты у нас с Дмитрием Архиповичем обнаружилось много общего.

Тогда в редакции я не проработала и года, родила сына. Потом места в областной газете мне не нашлось, свободной была должность в многотиражке пединститута, но меня опередили, и, как я теперь понимаю, к счастью. Это же, по- видимому, имел в виду и отвечающий за печать работник обкома, фамилию которого, я, к сожалению, не помню, сказавший мне: « У вас в Адыгее все еще только начинается». Ему я, конечно, очень благодарна. Он направил меня в газету «Маяк» Майкопского района, и я сразу же поехала в поселок Тульский.

Было это перед самым Новым годом, 1989-м. Виктор Андреевич Алифиренко принял меня хорошо, сразу дал два задания в Майкопе. Мне нужна была работа, и я была готова ездить куда угодно. Сразу после праздника привезла в редакцию два готовых материала, чему Алифиренко был приятно удивлен. Так я оказалась в «Маяке». В коллективе меня приняли хорошо, я сдружилась со всеми.

Позднее Алифиренко признался, что мой переход в «Маяк» сопровождался весьма нелестными отзывами обо мне прежних моих коллег (вот уж не знаю, почему), и он все время ждал, когда я начну «показывать» себя: «А вы просто работаете и работаете, даже другим помогаете». А потом, когда Виктора Андреевича переводили главным редактором газеты в Красногвардейский район, он даже пригласил меня на должность заместителя.

В это время в Майкопе была организована городская газета. Ее главный редактор О.И.Боброва предложила мне возглавить экономический отдел, и начался новый, достаточно длительный и очень сложный, поскольку выпал на 90-е годы, этап моей жизни и всей страны. Позднее коллектив избрал меня главным редактором «Майкопских новостей». В этой должности я проработала несколько очень трудных лет – тогда был страшный дефицит и газетной бумаги, и пленок, не хватало творческих работников.

Но и здесь не обошлось без недоброжелателей. Некоторые старожилы «СА» считали себя более достойными поста, который я заняла, и не скрывали этого.

Очень трудно было и в материальном плане. Жили мы от зарплаты до зарплаты, занимали деньги друг у друга в редакции. Помню, что одну из зим мы с мужем продержались на куриных потрошках. У сына, разумеется, было все, что нужно. Что же касается одежды… Помните, я писала, что было время, когда у мамы в шифоньере висело только одно платье? Так вот в перестройку эта ситуация повторилась – у меня и моих коллег.

По одному летнему платью было у меня (зеленое с желтыми и сиреневыми цветами, оно же стало вечерним на юбилее моего старшего брата), Тамары Кушнир (светлосерый костюм с листиками потемнее), Валентины Роженковой ( белое платье с мелким огуречным рисунком). Их мы стирали по субботам, чтобы в понедельник в чистой одежде прийти на работу. Однако у моей мамы было четверо детей, а у меня только один сын!

В те времена мы с Тамарой Юнусовной не один раз задавались вопросом, неужели и нашим детям не удастся вырваться из нужды? А сколько еще пережили потом, когда им, уже дипломированным специалистам, помогали искать работу? К счастью, во всяком случае на данный момент наши дети успешны.

Положение усложнилось, когда в администрации была образована пресс-служба. Ее возглавил вынужденно ушедший тогда с поста главного редактора «СА» Анатолий Никифорович Красников. Он привел с собой ответственного секретаря Александра Шутихина и вместе с ним стал приходить на наши планерки. Таким образом, у «МН» оказалось даже не два, а три главных редактора. С этим я, конечно, согласиться не могла. Все стало окончательно ясно, когда Красников признался: «А что же ты хочешь? Я сорвал с места Сашу и теперь отвечаю за него». То есть, теперь им нужно стало мое место.

В 2000-м году мне надо было уходить на пенсию, и я прекрасно понимала, что в редакции не удержусь. Но у меня рос сын – и глубочайшая признательность тогдашнему главному редактора «СА» добрейшему Анатолию Савельевичу Пренко, который подбодрил и принял меня корреспондентом в отдел экономики. Так на рубеже не просто двух веков, а двух тысячелетий осенью 1999 года, состоялось мое второе пришествие - теперь уже в «Советскую Адыгею».

Освещать проблемы промышленности тогда было совсем не просто.

Видимо, мне на этом поприще все-таки удалось добиться успехов, поскольку очень требовательная в творческом плане и, возможно, именно потому не очень « удобная» в общественном смысле журналистка Л.И.Баркина однажды так выразилась на этот счет: «Вот пришла Белова, и оказалось, что экономика в нашей республике есть!»

.А потом Анатолий Савельевич перевел меня в секретариат.

Однако, как уже понятно из выше написанного, срок пребывания на посту главных редакторов весьма недолог. И с 55-летием меня поздравлял и напутствовал на дальнейшую плодотворную работу в редакции уже Саша Шелуджев, с которым мы вместе начинали в «Майкопских новостях», правда, он чуточку раньше. А тогда Саша пришел в «СА» с должности пресс-секретаря первого президента Адыгеи Аслана Алиевича Джаримова. Тогда же по его инициативе я была награждена Почетной грамотой Госсовета – Хасэ нашей республики. А еще раньше, по представлению республиканской журналистской организации, - Почетным дипломом Союза журналистов России.

«БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ»

Умер великий физик, лауреат Нобелевской премии, замечательный человек, патриот Жорес Алферов. Разница в возрасте у нас в два десятка лет, но идеалы одни и тесно связаны с жизнью нашей страны. И девиз у нашего поколения был один -- «Бороться и искать, найти и не сдаваться» -- Саши Григорьева из романа Вениамина Каверина «Два капитана». И песни мы пели не про «Рашу», а совсем другие - «Была бы наша Родина богатой и счастливою…». И про любовь - про другую и по-другому: «Летящей походкой ты вышла из мая и скрылась из глаз в синеве января…». Это ведь не «Леха-,Леха, мне без тебя так плохо…». Мы были чистыми – «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер...», бесхитростными – «И за новую рубашку, и костюм, что в праздник сшил, мне районный парикмахер комплименты говорил…». И личное счастье понимали по-честному: «И я судьбу благословлю, что я пишу сонеты своей, а не чужой жене…».

Мы стремились учиться, как можно больше знать – о поэтах, музыкантах, художниках. Очень любили читать, гонялись за новинками советской и зарубежной литературы, выписывали «толстые» журналы. В общем, как сказал один из наших современников, людьми нас сделали книги. А любить Родину учили военные подвиги отцов и дедов, прославление их мужества в разных жанрах литературы и искусства. И прежде всего – поэзии, музыке и кино.

Поэтов и композиторов, любимых советским народом, можно назвать очень много. Но творчество Александры Пахмутовой – это жизнь целого поколения. В Колонном зале на церемонии вручения государственных наград зал дважды вставал – когда она вошла, и когда президент вручал ей награду. Вот как запали в сердца людей ее песни!

А какие образы были в кино – достаточно вспомнить очень тонкий и очень точный в нюансах фильм Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Какая же чистая радость объединяла молодых красноармейцев и как позавидовал ей со слезами на глазах отрицательный герой в финальных кадрах фильма!

Мы делили людей на добрых и злых. Может быть, кому-то это сейчас покажется примитивным. Вместе с «Матрицей» пришло другое время, пришли другие люди. Очень непонятные мне. Сын долго втолковывал: они не добрые и не злые, они – другие. Но мне как-то неуютно среди этих «других». Вряд ли они созидатели в духовном смысле этого – не столько знаний, сколько человеческих отношений. Мир достаточно не совершенен и без них. Или это какая-то неведомая пока многим переходная ступень?

Кроме общего лозунга у многих из нас были еще и личные. У меня – «Ни слова лжи!» Этому принципу я стремилась следовать всегда, даже на склоне лет, уже приобретя не всегда сладкий жизненный опыт. Что же касается общего лозунга нашего поколения, акцент в нем у меня, как и у Жореса Алферова, в последнее время по вполне понятным причинам переместился на сказуемое «не сдаваться»…

«МЕЧТАЮ О ПРОШЛОМ»

Это – не моя мечта, это мечта моего мужа. Я – более реалистичный человек, и для меня сейчас уже не является чем-то сакральным прошлое, потому что есть сегодняшняя данность, и потому что никогда не проходит время думать о будущем, и потому что вовсе еще не факт, что оно безнадежно. Я глубоко сочувствую ему, и знаю, что таких, как он, потерявшихся в сегодняшней жизни, много. И, конечно же, ни в чем не обвиняю и не осуждаю Виктора, хотя сейчас с ним очень трудно.

Мы познакомились на танцплощадке в Геленджике. Шел мелкий дождь, и я держала над головой зонтик. Он подошел и со словами: «Мне кажется, что теперь я всю жизнь буду держать его над вами» осторожно забрал зонт у меня. А теперь вышло так, что зонтик этот держу я – и над своей, и над его головой. И это, оказывается, совсем неважно, лишь бы каждый из нас жил в согласии с собой, а сильные помогали слабым.

За плечами у Виктора очень интересная и разнообразная жизнь. Горнист в пионерском лагере, секретарь комитета комсомола педагогического института Ростова-на-Дону, командир студенческого строительного отряда на Казахстанской целине, обладатель прекрасного певческого таланта, профессиональный спортсмен, отчаянный мотогонщик и очень дисциплинированный автомобилист. Хороший наставник молодежи, весельчак и отличный друг. С коллегами по работе до сих пор он поддерживает тесную связь. За столькие годы породнилась с ними и я, особенно с Хамедом Сизо, Шумафом Даховым, Олегом Абрикосовым – ведь они тоже мое поколение.

Есть две дочери и сын, внучка. Правда, трагически погиб внук. Но жизнь продолжается и в иных обстоятельствах. И пусть из-за скромности не получил целинную медаль, не стал солистом Большого театра, не занял высокого поста, но к нему он и не стремился. Зато в Майкопе и далеко за пределами республики работают в газовой отрасли его ученики.

Казалось бы, есть чем гордиться. Однако он никак не может по-доброму расстаться с юностью и вопреки Константину Ваншенкину продолжает о ней очень сильно горевать. Равно как и об утраченной стране. Не хватает стойкости? Или обычного, а, может быть, как раз необычайного умения прощать? Ведь не простившим одинаково трудно, как и не прощенным, если искренним было раскаяние? Или просто такового не имело места быть? Невозможно найти однозначного ответа на этот вопрос. Очевиден только разлад с самим собой.

Горько и мне осознавать экономическое и духовное разорение страны, видеть заброшенные, с разбитыми окнами фабрики и заводы, заросшие сорняками поля, старушек, пытающихся продажей самодельных вязаных носков заработать хоть какую-то прибавку к нищенской пенсии, на которую невозможно прожить. А также чудовищную несправедливость практически во всех составляющих окружающей жизни.

И не унижайте, не добивайте малоимущих людей разговорами о продаже еды в кредит. Проблемы это не решит, только добавит им долгов и горя. Лучше обеспечьте на государственном уровне бесплатными продуктовыми наборами. Так будет человечнее, если уж достойными зарплатами, пенсиями и пособиями мы не способны обеспечить собственный народ!

Мало радости и в том, что более двух десятилетий нет прямого рейса самолета «Краснодар – Пермь», а билет на поезд по этому маршруту стоит половину пенсии моего мужа. Мало сказать, что огорчает, просто убивает регресс в социальной и нравственной жизни общества. Если в 90-е годы газеты, к примеру, консультировали население о том, как найти работу, то теперь, как не попасться на «удочку» банковскому мошеннику, и как вести себя, если полицейские подбросили вам наркотики. Ничего себе эволюция! Дядя Степа, где ты?

Горько и обидно сознавать, что так трагично все получилось. Критикуя горбачевскую перестройку, знаменитый советский писатель-фронтовик Юрий Бондарев, недавно ушедший из жизни, сравнил её с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная полоса. Добавлю от себя, что в полете, слава богу, посчастливилось совершить удачную дозаправку.

Однако надо уметь видеть хорошее, и в любой трудной ситуации не просто держаться, а цепляться за него. У нас вырос замечательный сын, мы не бедствуем, продали приватизированное жилье в центре города, переехали на окраину в хороший благоустроенный дом с верандой, о котором я мечтала всю жизнь., И не стоим больше в очередях за дефицитом, что тоже немаловажно для обеспечения более или менее спокойной жизни в наше полное тревог время.

Но не перестает глубоко волновать вопрос, сможем ли мы, уже россияне, утратившие былые духовные ценности, в случае опасности ( не дай, конечно, бог), сплотиться так же, как в минувшую войну? Очень надеюсь, что да. Потому что, сколько бы ни кричали на всех углах пессимисты и злопыхатели, что перевелись герои на Руси, это не так. Да, потребительский вирус разрастается небывалыми темпами, однако есть на кого равняться и нынешним молодым. И за примерами, как говорится, далеко ходить не надо.

«Честь имею. Служу Российской Федерации !» - сказал при вручении ему премии Владимира Высоцкого «Своя колея» Герой России Вячеслав Алексеевич Бочаров, и зал встал в едином порыве. «Работайте, братья!» - это уже Магомед Нурбагандович Нурбагандов , дагестанский полицейский, которого бандиты принуждали призвать своих коллег уйти с работы. Он сделал наоборот, не преклонил колени перед боевиками и был тут же на месте убит ими. «Это вам за пацанов!» - выкрикнул пилот подбитого над Сирией штурмовика Роман Филиппов, уже на земле подорвавший себя и окруживших его террористов гранатой. И здесь уместно напомнить, как западная пресса оценила этот подвиг: «Если они так сражаются за Сирию, то представляете, как они будут делать это за Россию?» Все эти воины уже вошли в историю современной России.

Да, но что мои переживания по сравнению с тем, сколько преданных Родине людей не смирились с развалом Советского Союза и покончили с собой? Из них мне всех ближе поэтесса Юлия Друнина, автограф которой есть у меня на одной из книг четырехтомника «60 лет советской поэзии», выпущенного в 1977 году к Дням советской литературы в Прикамье. А на приглашении, к слову сказать, кроме ее подписи, есть автографы Георгия Маркова, Петра Проскурина и Аркадия Арканова.

Я знаю наизусть многие из стихов Юлии Друниной. Приведу лишь два четверостишия из поэмы «Зинка», посвященной памяти однополчанки Героя Советского Союза Зины Самсоновой:

Мы не ждали посмертной славы,

мы хотели со славой жить.

Почему же в бинтах кровавых

светлокосый солдат лежит?

И старушка в цветастом платье

у иконы свечу зажгла.

Я не знаю, как написать ей,

чтоб тебя она не ждала…

Да, у нас была другая страна, величественная по духу и целеустремленности, очень многострадальная и очень человечная. Для меня в ней Прибалтика – особая страница. Я несколько раз была и по делам, и на отдыхе в Латвии и Эстонии. Очень нравилось. Да, у этих двух стран и еще Литвы своя драматическая судьба. Да, были исторически обоснованные претензии к СССР. Но Союза уже нет. Да, Россия стала преемницей великой страны. Но ведь не козлом отпущения.

Было же и немало хорошего – экономически процветающие республики. Конечно, хотелось не просто самостоятельности – независимости. И имели на это право. Получили. Но неужели нельзя было разойтись по-доброму? Оставить историю истории: перевернуть страницу и открыть, пусть две, новых. Однако русские стали негражданами, без вины виноватые. Что это? Месть? Или таково лицо европейской цивилизации?

Зачем тогда жители прибалтийских республик массово мигрируют на Запад? Оставляют собственную страну на произвол судьбы? Ведь жить-то стали явно хуже. Где известнейший когда-то во всем Союзе и даже мире рижский радиотехнический завод ВЭФ? А микроавтобус латышского завода, которого в стране ласково называли «рафик»? И, наконец, где женская баскетбольная команда рижского трамвайно-троллейбусного треста «ТТТ»?

Да и памятники зачем крушить? Это ведь, господа, и ваша история! После потери нашей все равно общей когда-то страны замечательнейший дагестанский поэт Расул Гамзатов сказал: «Как я скажу на том свете своим родителям, что страны, за которую они воевали, уже нет?» Сожалеть о былом всегда справедливее и порядочнее. И это чувство горечи должно быть неподвластным времени. Как и наша Великая Победа, как и вечный символ нашей многонациональной страны - навсегда рядом и вдвоем - русский Егоров и грузин Кантария, водрузившие над Рейхстагом Знамя Победы.

Тогда зачем же вы так, Вахтанг Кикабидзе? Да, лайнер действительно как-то по-чужому пробежал по аэродрому, по нашей общей судьбе. Но оставил же в небе светлую полоску…

Как отметил в своем интервью «АиФ» (№51, 2016) классик отечественной литературы Андрей Битов, «Понятие нации, национальности было вторично. Первично было то, что все были советскими людьми». Россия, не без потерь, но, к счастью, устояла. И, на мой взгляд, во многом благодаря именно тому, что сохранила духовное единство. Неплохо было бы украинским политикам при сегодняшнем кошмаре в стране вспомнить об этом, если, конечно, еще не поздно. Ведь крови, своей же, родной, пролилось уже немало.

«КАК ХОРОШО МЫ ПЛОХО ЖИЛИ!»

В этой, на первый взгляд, абсурдной фразе, услышанной мною в одной из телепередач, заключен великий смысл. Мы жили трудно в СССР, но были счастливы, потому что были вместе. И дело было даже не в самой революции, а в революционном духе, стремлении стать лучше самим и лучше сделать жизнь. И уж никак не в куске докторской колбасы, а в нашем умении видеть главное и идти к своей цели. На подъеме, с радостью и воодушевлением.

Ведь не просто же так киноактер Дмитрий Харатьян говорит: «Спасибо Роберту Рождественскому за наше счастливое детство!» - имея в виду текст песни Владимира Шаинского «Погоня» из кинофильма «Неуловимые мстители». А разве можно было заподозрить в неискренности, например, авторов и исполнителей песни «Мой адрес – Советский Союз» Давида Тухманова, Владимира Харитонова и ВИА «Самоцветы»? Конечно же, нет! Песня эта вдохновляла молодежь на значимые в масштабах страны дела!

Адрес у нас теперь другой, но песня осталась. Ее любит петь в праздники старшее поколение, включают в свой репертуар, используют в музыкальных композициях и молодые исполнители. Конечно, и мне близка эта песня.

И, конечно, я жалею о том, что наши дети уже не смогут, как я, бесплатно получить второе высшее образование, без визы съездить в Ригу, чтобы в Домском соборе послушать орган. Жалею о потере хорошего настроения, которое, как сказал в одном из интервью певец и композитор Александр Градский, было у нас практически всегда.

И дело не только в том, что молоды мы были. Просто нас было много, мы были разные и вместе, и все действительно наши. И космонавт чуваш Андриан Николаев, и физик еврей Лев Ландау, и поэт белорус Петрусь Бровка, и целая плеяда композиторов и певцов –армянин Арам Хачатурян, азербайджанец Муслим Магомаев, латыш Раймонд Паулс, молдаванка Мария Биешу, эстонец Йяк Йола, грузин Вахтанг Кикабидзе.

Вероятно, потеря этой общей радости жизни и стала причиной до обиды раннего ухода сначала со сцены, а потом и из жизни замечательного певца Муслима Магомаева, которого не удалось превзойти, да уж и не удастся никому из нынешних певцов в кавычках и без кавычек, и который одному из своих лучших друзей однажды сказал, глядя в окно: «Там все уже не мое».

Конечно, не его и не наше. По- видимому, Ксении Собчак и людей ее круга. Эта так называемая «светская львица», в прошлом ведущая одного из сомнительных телешоу «Дом-2», вдруг допустила оплошность (и на «старуху», видимо, бывает проруха), и как унтер - офицерская вдова высекла сама себя, заявив (цитирую «Мир новостей» от 14 августа 2019 года), «что в России совсем не обращают внимания на репутацию» и что «Вообще никого не волнует, что человек натворил в прошлом».

Этого Ксении показалось мало, и она пошла еще дальше. На своей странице в инстаграм 19 августа 2019 года она поведала всему сообществу о том, что ей не нравится жить правильно, по чужим правилам. Она, разумеется, умеет вести себя правильно, «но как же это скучно… Лучше уж встать и нас…ать на стол»… Ну что тут скажешь об особе с высшим дипломатическим образованием!? Явно не леди. И попреками в свой адрес по поводу «Дома-2» возмущаться ей тоже нечего. О репутации смолоду думать надо.

Обучалась и музыке и балету, пишут, что много читала. И что, это все прошло мимо? Но почему? Не было усвоено? Травмировалось сознание? Утерян здравый смысл? Скорее всего, элементарная распущенность. Но, мадам, у вас же сын растет! Неужели вас не беспокоит его будущее?

Как ни крути, но другим, более приличным должен быть у нас пейзаж за окном!

Москва объединяла и помогала всем союзным республикам. Вот почему сюда, да и в другие регионы России в 90-ые годы уже не ради красивой жизни, а в поисках куска хлеба устремились жители соседних республик, бывшие наши братья, ставшие вдруг гастарбайтерами.

Обездоленные и обозленные неустроенностью жизнью на родине, к нашим они добавили еще и своих проблем. Но мы никого не отвергаем, как можем, опять помогаем. Поэтому на западе страшно боятся возрождения прежнего великого нашего государства. Однако два раза в одну и ту же реку еще никому не удавалось войти. Да, наверное, и незачем. Не надо разрушать, теперь лучше эффективнее отстраивать то, что уже начали. Если даже чего-то глобального не понимаем. Лишь бы неукоснительно соблюдались наши законные права и достойно обеспечивались наши потребности.

НЕСБЫВШЕЕСЯ - ВОПЛОТИТЬ!

Это фраза из одного из самых любимых моих стихотворений Александра Блока, предопределившее все мои юношеские искания. До сих пор созвучны мне его строки:

О, я хочу безумно жить:

Все сущее - увековечить,

Безличное - вочеловечить,

Несбывшееся – воплотить!

Воплотить несбывшееся – это уже вряд ли. Скорее покаяться. И вспомнить о замечательных людях Прикамья, о которых мне удалось, и о которых не удалось опубликовать краеведческие статьи, я просто обязана. Хотя материалов вышло в свет немало - в городской газете «Вечерняя Пермь», в центральной газете «Советская культура», в Свердловском журнале «Уральский следопыт». У меня есть Почетная грамота Президиума Пермского областного отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Мне даже присылали запрос о моих данных для включения в список на звание «Краевед Прикамья», но я уже жила в Адыгее и даже не удосужилась ответить на него, о чем сейчас, конечно, очень сожалею.

В моем архиве было много исторических документов, переданных мне ученым-краеведом, географом Николаем Старцевым, в том числе письмо к нему Павла Бажова, книга рассказов Виталия Бианки с дарственной надписью автора. И все это, к великому моему сожалению, было утеряно в связи с переездом.

В моей биографии есть еще один факт, которым я не могу похвастаться. Моим наставником в газете «Вечерняя Пермь» был журналист и писатель Иван Байгулов. Я тогда работала в университетской многотиражке, и он дал мне рекомендацию в наш творческий союз. Но какой журналист не мечтает стать писателем? У меня к тому времени было написано уже много (неопубликованных, конечно) рассказов, повесть, по моему сценарию был снят любительский кинофильм. Однако «творения» свои я понесла другому, более известному в области писателю. И вместо обстоятельной рецензии и доброго напутствия, на которые рассчитывала, я получила очень короткий ответ: «А зачем вам это? У вас итак хорошая профессия». Я правильно восприняла его совет как расплату за свое предательство. И какая же, как вы теперь понимаете, после этого может быть ода себе? Нет, только всему моему поколению.

Отдельного повествования заслуживает не дописанная мною, но уже стоявшая в плане выпуска Пермского областного книжного издательства книга «Крепче поставь паруса!» о мужском вокально-инструментальном ансамбле Пермского университета. Организовал его преподаватель химического факультета Борис Арсеньевич Облапинский, замечательный музыкант, любимец всех студентов и преподавателей университета.

Решили отдать дань погибшему в Великой Отечественной войне московскому поэту, студенту знаменитого на всю страну Института философии, литературы и искусства Павлу Когану – назваться «Бригантиной», по его песне, получившей в начале 60-х очень широкую популярность и ставшей олицетворением романтики, дерзновенной мечтательности, юношеского порыва, глубокого патриотизма. Зритель воспринял название как должное. Но обо всем по порядку.

Шесть юношей на сцене – так выглядела «Бригантина» в предновогодний вечер 30 декабря 1961 года. На следующий год по предложению учившегося тогда на 4-м курсе физического факультета Сергея Шнее был организован инструментальный секстет, которым он и стал руководить.

Горьковский зал университета буквально трещал по швам на всех концертах ансамбля. Полностью была забита и лестничная площадка. ВИА тогда только входили в моду, и «Бригантина» была нашей гордостью.

«Бригантиной» был взят верный курс – гражданственность и романтика. И именно поэтому выступления ансамбля всегда находили горячий отклик у зрителя. А потом начались гастроли. Сначала в городах Пермской области, Урала, а затем Москвы и Ленинграда. Ансамбль стал участником финала Всесоюзного телевизионного конкурса «Алло, мы ищем таланты», телевизионной переклички «Музыкальный турнир городов», а также программы интервидения «Пермь – Берлин». Миллионы слушателей познакомились с творчеством «Бригантины» в концертах радиостанции «Юность».

Главный дирижер эстрадно-симфонического оркестра «Голубой экран» (этот оркестр аккомпанировал пермским певцам в Москве в финале Всесоюзного конкурса «Алло, мы ищем таланты!» Б.П.Карамышев сказал: «Факт выхода «Бригантины» в финал сам по себе красноречив. Меня же лично покорила музыкальность ансамбля, его спетость, то чувство локтя, которое никогда не приходит само по себе, а является плодом длительной работы коллектива и умного художественного руководства».

Борис Арсеньевич заочно окончил консерваторию, обладал высочайшей музыкальной культурой, огромной работоспособностью, выступал за настоящее искусство, был нетерпим к халтуре. Он не предсталял себе жизни без университета и для его процветания не щадил себя. И вообще все воспринимал очень остро, в том числе и успех. И сердце Бориса Арсеньевича не выдержало. Ребята – участники ансамбля -- долго не верили в реальность его смерти.

Своими песнями ансамбль не только воспитывал зрителя, но и формировал характеры и судьбы своих участников. Борис Арсеньевич дал ребятам полноту студенческой жизни, пример беззаветной и самоотверженной любви к своему делу, чуткости по отношению друг к другу. И они становились такими же. Словом, школа «Бригантины» во многом стала для ее участников школой жизни.

Я ездила с ними на гастроли, когда маэстро уже не стало. Они много рассказывали мне о нем, а позднее присылали свои воспоминания. Очень важно еще и то, что «старичкам», прошедшим школу Облапинского, во главе с Сергеем Шнее вместе с новичками в те труднейшие времена все-таки удалось выстоять, продолжить традиции ветеранов и сохранить ансамбль.

И потому свой рассказ о «Бригантине», которую я знала, и которая в 1981 году отмечала свое 20-летие, хочу закончить воспоминаниями гитариста Вилли Биглера: «Мне чертовски повезло, и до сих пор считаю эту удачу невероятной и незаслуженной, что довелось работать в «Бригантине», учиться у маэстро – Бориса Арсеньевича Облапинского».

Вот об этом замечательном коллективе я должна была написать книгу почти 40 лет назад, но не позволили обстоятельства. Тогда я ограничилась полосой в университетской многотиражке, малой читательской аудиторией, а вот сейчас рассчитываю на большую. Ведь эти ребята – тоже мое поколение, одна из лучших его частей..

ДОБРАЯ ДОРОГА К ДОБРУ

Рождение сына стало для меня продолжением дороги к добру, но уже другой, высшей ступени. Солнышко мое, ласточка моя. Я всегда и везде была, есть и буду рядом с ним. Конечно же, я обихаживала его с самого рождения, он это чувствовал, понимал и был благодарен. Любовь и полное единение, доверие. Даю крохотную таблетку от кашля, объясняю и слышу в ответ: «Да из твоих ручек, мамочка, я даже яд приму… ». На мои глаза наворачиваются слезы… Какую бы душу не растопило такое признание!

Недавно в телефонном разговоре Тамара Кушнир вновь напомнила мне давний ответ сына на ее вопрос, куда он собирается поступать после школы. «На факультет новых социальных технологий, - ответил он. – так советует мама, а я ей верю». А теперь уже я, в свою очередь, верю во всем своему сыну и во всем ему доверяю. И давно уже многому учусь у него. Да что там – во всем полагаюсь на него.

Мне всегда нравилось в моем Тимофее его любопытство в самом хорошем смысле этого слова, интерес к жизни. Помню, как стоя еще в детской кроватке, он ручкой отодвигал штору и смотрел, что же там, за окном? Его отличает интерес к знаниям, целеустремленность, ответственность, порядочность, мужественность, доброта, чувство такта и сострадании, готовность помогать другим. И, главное, желание трудиться и честно зарабатывать. Он ставит перед собой задачи и одну за другой решает их. Тимофей – умный молодой человек, востребованный специалист и, конечно, мне очень хочется, чтобы его заслуги ценили.

Кто-то скажет: нарисовала идеал. Но он действительно в лучших своих чертах именно такой, мой сын. Но не скажу, что это только моя заслуга. Я – обыкновенная мама, у которой, к тому же был ненормированный рабочий день. На пустом месте, конечно, редко что хорошее вырастет и потому на первое место ставлю генетику и ее же благодарю. Но второе место никому не отдам, а если поделю, то только с детской литературой. Покупала и читала сыну перед сном сказки, рассказы и стихи, которые мне самой читала моя мама. А резюме «Синих листьев» Валентины Осеевой - «Надо давать так, чтобы можно было взять» (имелись в виду зеленые карандаши), вообще однажды отлетело мне бумерангом. Но, конечно, уже в другом контексте.

Мы вместе смотрели фильмы по «видику», слушали записи музыкальных коллективов отечественных и зарубежных. И вот совсем недавно Тимофей переслал мне на компьютер прошедшую на РЕН ТВ беседу-концерт Захара Прилепина с солисткой и руководителем группы «Мельница» Наталией Уотш.

Я оценила выступление «Мельницы» как явление удивительное на нашей сцене. Это нечто большее, чем эстрада, шоу-бизнес. Живой звук, голос певицы необычайной чистоты, какого-то, я бы даже сказала, галактического звучания.

Вижу обдуманность, определенную осмысленность и нацеленность на нее в каждой детали замысла сценического воплощения программы концерта, неповторимость и оригинальность светового оформления. Явно проступает познавательно-образовательный момент – кельтские мотивы, новые инструменты на основе скандинавских и даже созданная в самом коллективе электроарфа, на которой играет солистка. И, конечно же, высокая культура поведения на сцене, которой очень не хватает многим нашим исполнителям. И никакой пошлой подтанцовки, мишуры и фейерверков.

Тимофея всегда привлекало интеллектуальное творчество. Отсюда и его нынешнее участие в выпусках Русского элитарного журнала. Он пишет материалы о высокой моде, ювелирных украшениях, эксклюзивных автомобилях.

Первая книга, которую Тимофей прочитал сам, была «Вершки и корешки», и именно она попалась ему для разбора на собеседовании при поступлении в школу №28 Майкопа. Она была выбрана мною по многим причинам. Это была школа славянской культуры, и я хотела, чтобы он знал свои истоки. К тому же, английский язык там шел со 2-го класса, и кое-какое представление о нем сын уже имел, поскольку на бытовом уровне мы с ним на этом языке уже общались. (Мною еще в Питере был сдан кандидатский экзамен по английскому языку). Немаловажным моментом был и тот, что эта школа тогда была единственной в городе, где была «продленка». Так что три года мы с ним курсировали на троллейбусе от Центрального рынка до улицы Кольцова.

А потом я перевела Тимофея поближе к дому, но не в 5-ую, как следовало по месту жительства, а в 8-ую школу, поскольку во всем городе только в ней тогда был компьютерный класс и преподавали информатику. Позднее весь 11-й класс он ходил на подготовительные курсы тогда еще в технологический институт, хорошо справился с ЕГЭ и стал студентом по специальности «связи с общественностью».

Склонность к творчеству, журналистике проявилась у моего сына еще в школе, его материалы неоднократно отмечались в конкурсах разного уровня. Он был награжден путевкой во всероссийский детский лагерь «Орленок». Тогда же Тимофей занялся версткой школьной газеты и в 9-м классе принес мне первую зарплату.

В университете по предложению пресс-секретаря Татьяны Черновой он вместе с ней занялся организацией студенческой многотиражной газеты, но очень скоро, что педагогически правильно (и спасибо ей), был отпущен в самостоятельное плавание. Газета была названа «Зачетка», Тимофей редактировал ее вплоть до окончания университета.

Вместе с сокурсниками он делал ее с большим желанием, (впрочем, как и все, что ему нравится), творчески. Может быть, кто-нибудь заметил, что заголовки всех передовиц состояли из одного слова и начинались на букву «Л»? Одновременно он много сотрудничал и с редакцией газеты «Советская Адыгея». Так что природа на моем сыне не отдыхает. Свое имя в историю университета он уже вписал – красным дипломом и газетой, которая выходит до сих пор. Кстати, на отлично он закончил и музыкальную школу по классу аккордеона.

С большим желанием Тимофей работал в молодежном парламенте республики, а также в молодежном парламенте Государственной Думы в Москве. Не единожды 22 июня в 4 часа утра он, как и другие его сверстники, стоял в почетном карауле на площади Героев в Майкопе у Вечного огня.

В нынешнюю новогоднюю ночь мы с Тимофеем вместе смотрели фильм «Иван Васильевич меняет профессию», и я поняла, что он не просто стремится знать прошлое вообще, а каким-то непостижимым образом «видит» его и соединяет с настоящим, через мысли и чувства людей сегодняшних. Я спросила: «А представляешь, что было в кинозале, когда фильм только вышел на экраны?» В ответ Тимофей просто процитировал Геннадия Хазанова, который сказал когда-то, что завидует тем, кто будет смотреть этот фильм впервые.

Как-то в День Победы после просмотра парада сказала ему, что песню «Священная война» по значимости я ставлю наравне с гимном нашей страны. А он, оказывается, видит больше и дальше - назвал ее лучшей песней во всем мире и на все времена. Я горжусь своим сыном.

ОСТАЛАСЬ ВЕРНА СЕБЕ

Помните, я говорила о временах, когда по сути оставалась в одиночестве, и о которых собиралась рассказать позже? Вот о них сейчас и поговорим. В первый раз это случилось тогда, когда первый и одновременно последний президент СССР оказался закрытым на своей даче в крымском Форосе, в Москве заседала ГКЧП, а по телевизору «крутили» балет «Лебединое озеро».

Руководство на местах не понимало, что происходит, и как нужно действовать в этой ситуации. На экстренное заседание представителей всех ветвей власти автономной области были приглашены журналисты. От «Майкопских новостей» была я. Никаких резких суждений и мнений тогда не было произнесено. Выводы тоже не делались. Все были растеряны, и было решено ждать указаний из Москвы.

Я не писала ни строчки, но в редакции к вечеру уже был готов номер газеты, в котором резко осуждалась позиция некоторых руководителей области, якобы вставших на защиту ГКЧП. Никто никого не заставлял, но нам, сотрудникам, предложили каждому подписать номер, хотя, как известно, обычно подписывает его только главный редактор. Из всего коллектива не подписала только я одна. И это вовсе не было каким-то героическим поступком. Просто я знала, что все было не так, а кроме того, беспокоилась о детях упоминаемых в материалах людей, которым в руки могла попасть эта газета.

Последствия проявились уже на следующее утро. В кабинет, в котором в тот момент я была одна, вошел развязный молодой человек, уже осведомленный о том, кто я, и начал мне угрожать. Это еще не были лихие девяностые, и мне удалось выпроводить его. Газеты той я, конечно, не сохранила. Но позже узнала, что у многих она есть. Может быть, моя принципиальность в тот очень непростой в жизни нашей страны ситуации и является ответом на вопрос, волновавший администрацию города все годы моего пребывания на посту главного редактора «Майкопских новостей», - и почему это ей все помогают? А ведь это было время страшнейшего дефицита газетной бумаги и пленок для офсетной печати.

Второй раз это случилось уже в «Советской Адыгее». Конечно, я была благодарна своей начальнице - ведь Анатолий Савельевич Пренко перевел меня в секретариат не без ее согласия, а, может быть, даже и по ее предложению. Компьютерной версткой газеты я занималась и раньше, работу свою выполняла по максимуму, правда, тогда плохо разбиралась в поисковых программах. И этот свой пробел старалась восполнить дополнительной работой.

Например, предложила взять на себя верстку трех номеров каждую неделю, а не через одну, как было заведено раньше. А чтобы ненароком не обидеть, добавила, что так у нее появится больше времени на вычитку материалов. Конечно, на этом поприще у нее был больший опыт работы, чем у меня, поскольку по образованию и опыту работы я – журналист. Но на протяжении более, чем десяти лет совместной работы и обитания в одном кабинете я ни разу не услышала от нее слова похвалы. Неужели не было у меня удач? А премию за лучшую верстку номера я получала только в тот месяц, в котором зам. главного редактора – ответственный секретарь была в отпуске.

Дальше – больше. Начались подзуживания в компьютерном участке. Один из верстальщиков стал проявлять недовольство правкой материалов, в данном случае важно отметить, что не моей. Что касается меня, то он отметал в верстке творческое начало, ему была нужна скорость, а не гармония полосы. А я в угоду ему не собиралась в ущерб качеству сокращать материалы корреспондентов, поскольку на себе испытала, какого труда они стоят. Поддержку себе и в этом вопросе я не нашла.

Потом выяснилось, что вполне определенному лицу в редакции понадобилось мое место, и началось банальное выживание меня из редакции. Поскольку опыт такой у руководства редакции уже был достаточно солидный, «операция» прошла успешно. Сначала я была понижена в должности, а потом как из рога изобилия посыпались наказания. «Преступлениями» стали считаться недочеты, которые испокон века в редакциях заслуживали только устного замечания.

Но жгучее желание укротить «строптивую», но все же сделать все «по закону», взяло верх. Началась охота, причем не просто этакое подленькое ожидание моей промашки, но и провоцирование ее. Господи, сколько сил и драгоценного времени ушло на это у моих гонителей! Мне их даже жаль. И не грех сейчас вспомнить, что в России испокон века, начиная с декабристов, гонения обрушивались на лучших представителей общества.

Теперь - то я поняла, что в том симбиозе (случай нередкий) главным жизненным принципом во всем был: ты – мне, я – тебе. И как только однажды он дал сбой, (в моем случае по причине несовпадения нравственных координат), все резко обнажилось и почему-то вопреки обычной деловой этике потребовало с противной стороны обязательного отмщения. Вот тогда-то я и осталась в коллективе одна.

Но это было только чисто внешне, на самом деле все обстояло не так. Никто из коллег, кого вызывали в трудовую инспекцию, не сказал обо мне ни одного плохого слова, а негласно сочувствовали все – даже в стане «противника». Несмотря на запреты корреспонденты отделов и даже корректоры помогали мне выпускать страницы новостей, готовили актуальные репортажи и интервью. Но защищалась я сама: за все ошибки, в том числе и в выборе друзей, я привыкла расплачиваться сама.

И что же на самом деле произошло? Ну, просто не могу я уважать человека, который молодой поросли газеты рассказывал о том, что он закончил факультет журналистики МГУ, а на самом деле у него за плечами даже не Ленинградский институт физкультуры имени Лесгафта, как было когда-то сказано мне, а один из Кубанских вузов, выпускающих специалистов по физической культуре и туризму.

Есть такое расхожее мнение, что красота спасет мир. Увы! Чаще всего она губит. И не надежда – она слишком хрупкая. Вера может помочь. А вот спасет только любовь. Только она глубже всего живет в человеке, более материальна и очень связана с добротой.

Я осталась верна себе, выстояла. В профессии не разочаровалась. По-прежнему считаю журналистику самым надежным связующим мостом между обществом и властью. Жизнедеятельной структурой, способной существенно влиять на политику государства, корректировать ее в интересах народа, а также отстаивать права каждого отдельного человека. Причем делать все это с завидным художественным мастерством!

За весьма немалый 45-летний срок работы в журналистике я так набегалась за информациями, интервью и репортажами, что наконец-то едва перевела дух. И сейчас просто живу и, что для меня удивительно, с большим удовольствием занимаюсь цветником в своем новом доме.

Разобралась я и со своим «одиночеством». Оказывается, я просто-напросто старалась не огорчать своими проблемами родных и друзей. Но ведь я такая не одна, правда? И как же там, у Александра Блока? «А счастья и не надо было»? А что, если оно все-таки есть, здесь и сейчас?

Я не подвела ни своих родителей, ни своих учителей.

Мне даже стало нравиться свое имя – Викторина, хотя раньше я стеснялась его. Из знаменитых людей, знаю, с таким именем была только талантливая балерина, театральный критик Викторина Кригер. Интересно, что таким именем назвал свою дочь и артист Евгений Петросян. Она доводится великой танцовщице племянницей.

Разыскала в Интернете, что это действительно очень редкое сейчас имя - древнерусское, и означает вовсе не «загадка», как принято считать, а ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА! И это меня вполне устраивает…

Да, а на фотографии этой мне, как и нашей Победе, – 25 лет.