Знакомьтесь: потомок знатного шляхетского рода князь Дмитрий Вишневецкий (он же Байда, предводитель запорожских козаков).
«…муж ума пылкаго, отважный, искусный в ратном деле. Быв любимым вождем Днепровских Козаков и начальником Канева, он скучал мирною системою Августа; хотел подвигов, опасностей, и прельщенный славою наших завоеваний, воскипел ревностию мужествовать под знаменами своего древняго отечества…» - пел откровенную оду князю Дмитрию Вишневецкому наш великий историк. Н. М. Карамзин. Не менее великий историк С. М. Соловьёв называл его «...начальником всей Украйны, старостой Канева, истым казаком по природе».
Русский историк Д. Н. Бантыш-Каменский, издавший в 1830 году в Москве «Историю Малой России» также отметил легендарного фигуранта. Весьма ярко характеризовал князя Вишневецкого Н. А. Маркевич, фольклорист и писатель, издавший в 1842 году в Москве свою «Историю Малороссии». В ней князь Байда рисуется гетманом как бы существовавшей «казацкой державы» и даже «отцом народа»: «…оставя гетманство еще с 1512 года, Лянцкоронский тешился походами на Крымцев, а на место его был избран в Гетманы Князь Дмитрий Вишневецкий, славный гражданскими добродетелями. Тогда было время мирное. Новый Гетман поправлял разоренные города и общественныя здания, наблюдал за правосудием городских и земских урядников, покровительствовал трудолюбию, сельскому хозяйству и торговле. Народ, отдыхая и оправляясь от разорительных войн, почтил его именем отца народа».
Не уступал Н.А. Маркевичу и Д.И. Яворницкий, автор трехтомника «История запорожских козаков», изданного в С.Петербурге в 1892 г. Тогда Дмытро Ивановыч ещё не был сталинским академиком и гордо именовал себя Дмитрием Эварницким: «Князь Димитрий впервые является на острове Хортица в 1556 году… Потомок волынских князей Гедиминовичей, Вишневецкий был человек православной веры… и впервые стал известным с 1550 года, когда назначен был польским правительством в звание черкасскаго и каневскаго старосты. В этом звании Вишневецкий оставался до 1553 года; получив отказ от короля Сигизмунда – Августа по поводу просьбы о каком-то пожаловании, князь Димитрий Вишневецкий, по старому праву добровольнаго отъезда служилых людей от короля, ушел из Польши и поступил на службу к турецкому султану…».
Гетман как бы существовавшей «казацкой державы», староста Черкасс и Канева или даже «отец народа», честный, благородный рыцарь. Так ли было на самом деле?
Проверим, поехали:
Князь Дмитрий Вишневецкий появился на исторической сцене на фоне весьма эффектных декораций.
Середина XVI столетия. Россия вела ожесточённую войну на западных и северо-западных рубежах. Казанские походы следовали один за другим. Несмотря на меры, принимаемые Иоанном IV по укреплению вооруженных сил, на рост их численности и боеспособности, войск катастрофически не хватало. Даже под постоянной угрозой набегов крымцев, превентивно выставлять значительные военные силы по южным степным рубежам, постоянно заполнять войсковыми резервами укрепрайоны Большой Засечной Черты, как это делал отец Иоанна, великий князь Василий III, не было никакой возможности. В таких условиях Иоанн IV вернулся к военной политике своего деда, Иоанна III Васильевича, – к стратегии активной обороны. Московская поместная конница, сверкая новенькой броней, ярким многоцветьем прапорцов, стягов и хоругвей, оглашая степные просторы ритмичными ударами в накры (прототип будущих полковых барабанов), звуками труб, сурн, сопелей, вновь стала выходить в дальние степные походы.
Царь активно развивал и новое в военном деле. На Волге успешно показал себя первый русский флот - Волжская военно-речная флотилия (плавная рать). Появились мастера-корабелы (струговые плотники, стружники), мастера по оснастке, парусные швецы. Появилась корабельная артиллерия и сами моряки (пока ещё звавшиеся плавные казаки). В Устюжне-Железнопольской, расположенной на берегу реки Мологи, по наказу царя десятки мастеров день и ночь ковали судовые скобы и гвозди, делали пищали и якоря. Говоря современным языком, появились производственные мощности. Это позволило строить флотилии и на других реках – Северском Донце и Дону, Кальмиусе и Днепре (ботик Петра – Ауу!). Днепровская военно-речная флотилия строилась на реке Псел, в районе нынешнего Кременчуга силами московских мастеров под командой Черниговского наместника, князя Матвея Ивановича Дьяка Ржевского. Слово дьяк, во фразе Дьяк (Диак) Матвей Ржевский означало не должность, занимаемую этим князем, а его личное имя (прозвище). На Руси в то время ещё существовала система тройных имён.
В 1556 году днепровская флотилия вышла в первый поход. Из Никоновской летописи: «И Диак собрався с казакы да пришел на Псел – реку, суды поделал и пошел по наказу». Его боевая задача была той же, что и год назад у воеводы Шереметева: малыми силами нанести неожиданный удар по мягкому подбрюшью Крыма. Предстояло высадиться на так называемый «Мамай-луг», тучные пастбища нижнего поднепровья и отогнать скот крымских улусов. В отличие от предыдущего похода московской поместной конницы, двигавшейся на Перекоп Муравским Шляхом, впервые со времён Киевской Руси русские ратники шли на Крым речным путём, преодолевая по пути непреступные днепровские пороги.
Поход князя Ржевского по Днепру был не единственным ударом по Крыму и интересам Оттоманской Порты в этом 1556 (7064) году. Такая же плавная рать была отправлена царем и великим князем Иоанном IV Васильевичем по Дону под крепость Азов. Ею командовали дворянские головы Данила Чулков и Иван Малцов, опытные ратники, закалённые в огне боёв. Третья речная флотилия в марте 1556 года была отправлена по Волге на взбунтовавшуюся Астрахань. Два стрелецких полка под командованием Ивана Черемисинова и Тимофея Пухова со всем штатным вооружением и воинскими припасами, отряд вятчан под командованием Федора Писемского и большое количество казаков со своими атаманами.
Четвертой, «Миусской» (рекой «Миюс» в русских летописях часто называли реку Кальмиус) флотилией командовал атаман Михаил Черкашенин. Приставка «Черкашенин» к имени атамана Михаила совсем не определяла его принадлежности к днепровским (запоризькым) казакам, как это пытаются представлять некие «фахивци». Это было прозвище, второе официальное имя, такое же, как прозвище «Дьяк» у князя Матвея Ржевского. Атаман Черкашенин был московским военачальником, пользовался полным доверием Иоанна IV. Весной 1556 года его отряд спустился по реке «Миюс» до её устья, совершил нешуточный переход через Азовское море к Керченскому проливу (Боспору Киммерийскому), где и приступила к выполнению поставленной задачи. Из Никоновской летописи: «А приходил Мишка с казаки в то же время, как Диак был под Ислам – Кермень, Миюсом – рекою в море, а морем под Керець, и тут повоевал и отшел здорово».
Поход князя Матвея Ржевского совпал с ежегодным выходом на промысел литовских козаков. Из Никоновской летописи: «…прислал Диак Ржевской з Днепра казаков своих, а писал к государю, что на Днепре к нему пристали Литовскые люди, атаманы Черкаские, Млымскым зовут да Михайло Есковичь, а с ними триста казаков Черкас Коневскых». Однако у князя были и другие союзники. В Крыму обострилась внутриполитическая обстановка, на сторону Москвы перешёл кипчакский эль Ногайского улуса Крымского ханства, возглавляемый Тягриберди мирзой (численность от 15000 до 30000 сабель). Они с готовностью выступили вместе с московскими войсками против хана Девлет Гирея. Поэтому 300 случайных попутчиков «черкас каневских» атаманов Млынского и Есковича на фоне обстрелянного и хорошо вооруженного полка Матвея Ржевского (ориентировочно 2500 – 3000 человек) и многотысячной войсковой группы крымских ногаев, были во время этого похода хоть и не лишней, но только вспомогательной силой. Не забывайте ещё и активные действия против турецко-крымской коалиции волжской, донской и «миусской» флотилий.
Князь Ржевский полностью выполнил поставленную перед ним задачу, при этом его потери были минимальны (сам отшел здорово с всеми людми). Из Никоновской летописи: «…прислал Диак Ржевской з Днепра казаков своих, а писал к государю... …ходили под Ислам – Кирмень, и в Ыслам – Кирмень про них весть учинилася и люди убереглися; и тут кони и многую животину отгонили да пошли под Ачаков, и у Ачакова острог взяли и Турок и Татар побили и языки поимали; а как пошли прочь, и за ними ходили санчаки Очаковской и Тягинской с многими людми, и Диак на них учинил в тростнику у Днепра подсаду и побил ис пищалей многых людей и сам отшел здорово с всеми людми; да как пришел под Ислам – Кирмень, и тут пришел к Ислам – Кермени царевичь калга Крымской, а с ним весь Крым, князи и мырзы; и Диак стал против его на острову и бился с ним ис пищалей шесть ден, да отогнал ночью Дьяк у Крымцов стада конские да на остров к себе перевез и по Заднепрью по Литовъской стороне вверх пошел; и розшелся со царевичем Диак, дал Бог, здорово, а у царевича ис пищалей поранил и побил людей многых».
Вопреки очевидным фактам, некоторые историки, в том числе французский исследователь Шанталь Лемерсье-Келькеже, объявили поход князя Матвея Ржевского на Крым полностью неудачным. Посудите сами. Было угнано множество скота и лошадей (что и являлось одной из поставленных задач), сожжён Очаков, захвачено немало пленников (В. Н. Татищев называет цифру 400 человек). Князь Ржевский шесть дней вел напряжённый огневой бой одним полком против всей крымской армии (пришел к Ислам – Кермени царевичь калга Крымской, а с ним весь Крым,…и Диак стал против его на острову и бился с ним ис пищалей шесть ден…), пока не израсходовал боекомплект, нанёс серьёзный урон противнику, а затем без потерь ушёл со всеми трофеями и пленными – и это полная неудача? Наоборот. Дерзкий поход московских войсковых групп под Керчь и Очаков, внезапное и результативное нападение на крымское побережье переполошило не только Крым, но и встревожило султанский Диван.
В конце сентября 1556 года Матвей Иванович Ржевский со своим полком возвращается домой. Вот тут-то, буквально из ниоткуда, появляется на исторической сцене Дмитрий Вишневецкий. Ещё раз подчеркну, ни в 1556, ни ранее указанный персонаж не участвовал в борьбе против степняков. Существующие исторические документы сообщают лишь о его самовольной службе турецкому султану (ко времени правления короля Сигизмунда II, существовавшее ранее право вольного отъезда литовско-польской знати без королевского дозволения уже было отменено).
Полк Матвея Ржевского ещё был на подходе к пограничной московской крепости Путивль, а внезапно появившийся Дмитрий Вишневецкий пишет письмо царю и великому князю Иоанну IV Васильевичу о том, что построил крепость на острове Хортица для защиты от Крыма. Из Никоновской летописи: «Того же месяца приехал ко царю и великому князю Ивану Васильевичю всея Русии от Вишневецкого князя Дмитрея Ивановича бить челом Михайло Есковичь, чтобы его государь пожаловал, а велел себе служить, а от короля из Литвы отъехал и на Днепре на Кортицком острову город поставил против Конскых Вод у Крымскых кочевищь. И царь и великий князь послал к Вишневецкому детей боярскых Ондрея Щепотева да Нечая Ртищова да того же Михайла с опасною грамотою и з жалованием».
Как? На нижнем Днепре стоит ещё вся крымская армия, в степях промышляют отряды союзника Москвы Тягриберди мирзы. А у них под носом внезапно возникает целая крепость? А как же флотилия князя Ржевского? Они-то ходили по Днепру вниз и вверх по течению и не заметили такое укрепление? Поэтому сообщение князя Вишневецкого даже сейчас выглядит необычным и удивительным, а вернее сказочным.
«КРЕПОСТЬ НА ДНЕПРЕ»
Сооружение крепостей в те времена являлось делом государственным, поскольку было крайне трудоёмким и длилось не один год. Оно требовало привлечения дефицитных специалистов по фортификационным работам (военных инженеров), значительного числа подсобной рабочей силы. Требовало большого объёма различных материалов, например кованых изделий: скоб и гвоздей (их делали вручную), воинских припасов, наконец, просто строительного инструмента. Нужно было много строевого леса, нужны были не просто плотники, а мастера-добродеревцы. Например, литовские крепости Черкассы и Канев строили «добродеревцы волощаны поднепръские верховые», то есть опытные плотники из волостей в верховьях Днепра. Оттуда же, из Смоленских и Могилёвских лесов, загодя сплавляли и штабелевали на берегу для просушки отборную сосну, причём для Каневской крепости её доставляло более 1500 человек «добродеревцев».
Из польских королевских архивов. Описание Каневского замка. 1552 год. Февраль - март. «…Дерево на будоване замъку. Дерево, которое на будоване замъку того за лонского* лета зверху волостями приднепръскими припроважено… добродеревъцы, которых вышей полъторы тысячи было, препровадивши дерево тое, лежали там в Каневе большъ месяца…». (*Лонское лето, лонский год – прошлый год )
Однако для постройки Хортицкой крепости сплав леса по Днепру не производился. Может лес рубили в прибрежных рощах? Но Москва готовилась к днепровскому походу, казачьи отряды из Рыльска и Путивля непрерывно дежурили в Поле, вели разведку по днепровскому левобережью. Не дремали и крымские дозоры. Такое событие, как подготовка к строительству крепости на Днепре, а тем более само строительство, не могли остаться незамеченным ни в Москве, ни в Крыму, ни в Польше, на чьей границе эта крепость и была построена. Нет. Ни одного донесения на эту тему, ни одного исторического документа не существует.
Есть и другой важный вопрос, на который нет ответа: какими силами князь Дмитрий Вишневецкий построил «город на Кортицком острову»? Достоверно известно, что к нему присоединились каневские казаки численностью 300 человек под руководством атаманов Млынского и Михайла Есковича (точнее сказать сам Дмитрий Вишневецкий присоединился к каневским добытчикам). Но этот же отряд сопровождал князя Ржевского в его днепровском походе в течение всего сезона 1556 года: «…прислал Диак Ржевской з Днепра казаков своих, а писал к государю, что на Днепре к нему пристали Литовскые люди, атаманы Черкаские, Млымскым зовут да Михайло Есковичь, а с ними триста казаков Черкас Коневскых». Князь Вишневецкий в этом походе не участвовал.
Матвей Ржевский пришел в Путивль 29 сентября. Каневские казаки, которых впоследствии объявили отрядом Вишневецкого, покинули князя Ржевского чуть ранее, в начале этого месяца, возможно в конце августа. Сообщение о постройке крепости на Хортице было получено в Кремле также в сентябре – «того же месяца», как сообщала Никоновская Летопись. Значит, Вишневецкий построил свою крепость в течение двух-трех недель, чего, естественно, быть не могло. Эту явную нестыковку пытались объяснить многие историки, и их объяснения можно объединить в две версии:
Версия 1. Князь Д. И. Вишневецкий был де старостой Канева и Черкасс, личный состав этих крепостей и привлекался к крепостным работам. Там же брались и строительные материалы. Но вот беда, Дмитрий Вишневецкий никогда не был старостой этих крепостей и к 1556 году ни разу не нанимался на королевскую службу. Наместником Канева и Черкасс однажды был его двоюродный брат, Михаил Александрович Вишневецкий, но позже, в 1559 - 1580 годах. И крепость на Хортице он не строил.
Если обратиться к подлинным документам польских королевских архивов, выясняется, что в 1550 – 1552 годах Канев и Черкассы находились в «держанье» некоего пана Хрщоновича. Роспись королевских замков от 1552 года: «Черкасы за держанья пана Ивана Хрщоновича».
Есть и общий перечень каневских и черкасских старост XVI столетия, составленный киевским историком, потомком запорожского казацкого рода Андреем Владимировичем Стороженко, на основании кропотливой работы в Варшавском главном архиве древних актов в 1904 году:
Староста черкасский князь Андрей Глебович Пронский – 1541 год.
Старосты Черкасский и Каневский в одном лице:
- Евстафий Иванович Дашкович – 1528 г.
- Василий Тихонович Тышкевич – 1536 – 1537 гг.
- Иван Петрович Пенько – 1539 г.
- Оникий Горностаевич, второй сын Горностая Романовича – 1544 г.
- Иван Хрщонович – 1550 – 1552 гг.
- князь Михаил Александрович Вишневецкий – 1559 – 1580 гг.
В 1507 году по сообщению другого исследователя, российского историка Матвея Кузьмича Любавского, старостой Черкасс был князь Василий Данилович Дашкович. А в 1511 году королевские акты называют старостой этой пограничной крепости князя Тимофея Ивановича Капусту.
Дмитрий Иванович Вишневецкий в приведённом перечне отсутствует. Зато есть его двоюродный брат М. А. Вишневецкий. О черкасском старосте пане Хрщоновиче упоминает не только опись королевских замков 1552 года, но и документы Литовско-русских Сеймов XVI века, серьёзно изученные тем же М. К. Любавским:
«…на Виленском сейме 1551 года относительно обороны земской, Сигизмунд Август с своей стороны принял первыя меры для защиты украйны. Староста Черкасский и Каневский Ян Хрщонович, приславший известие о сожжении Браславскаго замка татарами, просил короля прислать наемных служебных для усиления гарнизонов на его замках. По совету с панами – радою король поручил ротмистру Петру Розбицкому сто пеших драбов и отправиться с ними на лежанье в Черкасском замке; товарищу Киевской роты Ангелу король приказал отправиться ротмистром на Каневский замок и набрать пятьдесят драбов из тех, которые уже выслужили свои сроки на украинных замках…
…сверх того король распорядился о посылке на эти замки пушкарей, пороха, свинцу и железа для гаковниц».
Очень странно, ни запорожские козаки, ни Дмитрий Вишневецкий в этих объективных исторических документах Литовского государства не фигурируют, а ведь король принимал «первыя меры для защиты украйны». Охрана границ возлагалась на «драбов» (солдат).
От столетних заблуждений отказаться не так-то просто: современные «фахівці» продолжают упорно писать о черкасском старосте Дмитрии Вишневецком. Дело порой доходит до нелепостей: в сети встречаются безапеляционные заявления – князь Дмитрий Вишневецкий был де старостой Черкасс с 1550 по 1553 гг., (делается ссылка на Д. Эварницкого), а «державцем» Черкасс в это же время был пан Хрщонович. Хочу заметить, что «державец» (наместник) и «староста» в Черкассах и Каневе являлись названиями одной и той же должности. Всем, кто всерьёз интересуется историей Украины XVI столетия, стоит прочитать обстоятельный труд «Областное деление и местное управление Литовско-русского государства». Он написан упоминавшимся Матвеем Кузьмичом Любавским и издан в 1892 году: «…с усилением на Литовской Руси влияния польской гражданственности, название староста стало постепенно прилагаться и к другим наместникам, которые пользовались большею самостоятельностью сравнительно с другими, и под властью которых были более крупные округа, например, к наместнику Черкасскому и Каневскому».
Недостоверными являются не только данные о назначении Д. Вишневецкого черкасским старостой, но и широко распространённая информация о том, что Черкассы и Канев являлись пожизненными владениями целой череды представителей рода Вишневецких. Показательным примером этих заблуждений является монография российского исследователя О. Ю. Кузнецова «Рыцарь Дикого Поля. Князь Д. И. Вишневецкий»:
«В 1550 году на основании привелея (именного указа) Великого князя Литовского Сигизмунда II Августа эту административную должность занял князь Дмитрий, получив в пожизненное владение земли, которыми до этого в разное время управляли его отец, князь Иван Михайлович, и дядя, князь Федор Михайлович. Именно с этого момента начала восходить военная звезда нашего героя… Староство Черкасское и Каневское… являлось пожизненным (на русский манер) кормлением князю Дмитрию Вишневецкому».
Факт выдачи князю Дмитрию именного королевского «привилея» на пожизненное кормление О. Ю. Кузнецов подтверждает ссылкой на уже упоминавшийся труд М. К. Любавского «Литовско-русский Сейм». Если открыть указанные страницы (стр. 476 – 478) этого труда, указа Сигизмунда II Августа о назначении Дмитрия Вишневецкого старостой Черкасс и Канева обнаружить не удаётся. Заглянув в именной (личный) указатель этой книги, обнаружим, что среди представителей рода князей Вишневецких перечислены: Александр Михайлович, Александр, его сын, Андрей Иванович, Иван, Константин, Михаил Александрович, Федор. Ни в одном (!) из множества подлинных документов литовско-русского государства, изученных историком Любавским, нет упоминания о Дмитрии Вишневецком, князе Дмитрии Ивановиче или просто о сыне князя Ивана Вишневецкого. Это значит, что до 1556 года, до предполагаемой постройки Хортицкой крепости, сын князя Ивана Вишневецкого Дмитрий не только не получал королевские привилеи, но и не участвовал в делах польско-литовского государства. Только с 1556 года, бежавший со службы Турецкого Султана, Дмитрий Вишневецкий начинает фигурировать в московских и польско-литовских документах.
продолжение следует.