Вредного вечера четверга, дорогие подписчики!
Осталось еще немного поднажать, выходные не за горами. А пока читайте и расслабляйтесь.
В отделе кадров паровозного депо, куда мы пришли с Витей Смольковым, сидел, перебирая бумаги, тщательно выбритый и аккуратно подстриженный дядечка. В кабинете приятно пахло тройным одеколоном.
— Здравствуйте, — несмело произнесли мы это слово.
— Здравствуйте, молодые люди. Что скажете?
Мы помялись и ответили:
— Пришли устраиваться на работу.
Начальник взглядом измерил нас с головы до ног.
— Сколько вам лет?
— Четырнадцать, — ответил я и незаметно приподнялся на цыпочки.
— Да-а-а... — протянул он.
Что было за этим длинным «да», мы не поняли.
— Сколько закончили классов?
— Восемь, — соврали мы.
О-о о, грамотные, это хорошо. Родители есть? Только мамы, но они не работают, неграмотные.
— А где папы?
— У меня папа умер, а у него в армии, — опередил меня Витя.
— Так, так. Значит, маленькие хозяева. — Помолчал и продолжил: — Так вот что, мужички с ноготки, жалко, но вынужден вас огорчить — несовершеннолетних мы не принимаем, таков закон. Работа у нас тяжелая, ответственная и опасная, тот же фронт, только в тылу. Вот совсем недавно в механическом цехе у уборщицы волосы попали в ремень. — Он сделал паузу. — Не спасли беднягу.
— А мы побреемся наголо!
Начальник улыбнулся.
— Нам что-нибудь по безопаснее: подметать, убирать мусор, помогать взрослым, — не унимались мы. — Мы еще умеем рисовать, писать лозунги.
— Это хорошо, лозунги нам нужны, но...
— В школе мы много писали к праздникам. Даже рисовали Ленина, Сталина, — перебил начальника Витя.
— До сих пор висят, — соврал я.
— «Наше дело правое, мы победим» тоже до сих пор висит, — поддержал мое вранье Витя.
— В том, что мы победим, никто не сомневается, но пока что-то не получается, — сказал начальник, внимательно посмотрел на нас, взял трубку телефона и набрал номер.
— Механический? — И назвал свою фамилию. — Как дела у вас с учениками? Понятно. Есть туг малолетки. На вид большенькие. Двое. Четырнадцать. Я тоже гак подумал. Хорошо, я позвоню, — и положил трубку.
Мы стояли, едва дыша.
— У меня такое предложение, — продолжал начальник после небольшой паузы. — Я вам прибавлю два года, если согласны, но вы должны поговорить с вашими мамами, и если они не будут возражать, приходите завтра ко мне примерно в это же время, будем оформляться в механический цех учениками токарей.
Мы чуть ли не вприпрыжку бежали домой. Мамы наши не возражали. Проучившись три месяца, мы стали работать сначала под наблюдением, потом самостоятельно. Подставки под ноги сделали сами по своему росту. Все пошло своим чередом, работа нам нравилась.
Но нас не покидала мысль стать артистами. Мы никому об этом не говорили — держали мечту свою в тайне, а пока втроем — я, Витя и Саша Курочкин (еще один черемховский беглец) — записались в драмкружок при железнодорожном клубе. Руководил кружком эвакуированный из Москвы артист Николай Ливанов, отец Бориса Ливанова, сыгравшего Дубровского в одноименном фильме. Всех вновь пришедших в драматический коллектив он прослушивал. Кроме стихов, мы сыграли ему свои скетчи.
— Хорошо играете, смешно, молодцы, — одобрил нас руководитель. — Но играть мы их не будем, это вес неправда. Если бы немцы были такими глупыми, как вы их изображаете, мы давно бы победили. Мы воюем с сильным врагом, коварным и хорошо вооруженным. Вот про это нам с вами надо рассказывать со сцены.
Мы учили серьезные стихи и рассказы про войну наших поэтов и прозаиков. Чтобы разбавить программу юмором, я выучил несколько рассказов Зощенко.
Вскоре по заданию райкома комсомола была создана агитбригада. Руководителем назначили Михаила Донзоленко, работающего в клубе музыкантом. Он играл почти на всех духовых музыкальных инструментах, но любимой у него была труба. Он выдувал из нее любую мелодию. Больше всех восторгался Донзоленко директор клуба, называя его фокусником.
Он действительно был фокусником — в один из наших приездов с концертом на станцию Харик он так ловко поменял свои старые инструменты на новые, висевшие, как гордость клуба, на стене директорского кабинета, что никто этого не заметил, и прихватил еще несколько мундштуков. По-моему, и по сей день никто не спохватился.
Удивляться было нечему. За несколько дней до наших гастролей по станциям в клубах выступал Вольф Мессинг со своей женой-ассистенткой. Мессинг творил на сцене и в зале чудеса. После концерта Михаил организовал встречу с ним. После беседы мы разошлись, в кабинете остались Мессинг, его жена и Донзоленко. Они долго разговаривали, и, по-моему, Мессинг выдал ему какие-то секреты воровства.
Вот с этой агитбригадой райком комсомола, договорившись с администрацией депо, послал нас на двухнедельные гастроли по близлежащим поселках! и деревням Зиминского района.
— Что-то наши сельские труженики немножко загрустили, поднимите у них дух перед уборкой урожая. Егуров пусть побольше читает Зощенко, а Смольков и Курочкин поют веселые песни. Скетчи играйте, не слушайте Ливанова, — провожая нас, сказала инструктор райкома комсомола.
И мы пошли по деревням поднимать дух у колхозников. Ходили пешком от одной деревни до другой, по нескольку километров, ночевали на сеновалах. Запасы нашей скромной еды быстро кончились, а члены правления и комсомольские организаторы покормить нас иногда забывали.
Главным продуктом питания у нас были колоски. Идя по дороге между хлебных полей, мы украдкой набивали свои карманы колосками, потом шелушили их и варили и на костре кашу. К счастью, наш концерт нравился, и зрители благодарили нас, угощая морковкой, вареной картошкой, редиской и даже подсолнухами.
В колхозе, где состоялось последнее выступление, хлеб на поле был уже убран, но собирать колоски мы боялись, за это строго наказывали, даже судили. Я вспомнил, как однажды мы с мамой осмелились собирать колоски на ухтуйском поле колхоза имени Чапаева. Прискакал всадник на коне — парень лет восемнадцати — и отхлестал нас кнутом. У мамы долго не заживал на шее шрам.
Итак, мы тронулись в путь. Домой возвращались по Ботаминскому тракту, голодные, без единого кусочка хлеба, но в приподнятом настроении. У многих развалилась обувь, не выдержав и десяти километров. В Новолетниках остановились на отдых и договорились дальше идти босиком, чтобы сохранить обувь для входа в город. Худо-бедно добрались до Зимы, а на следующий день вернулись к станкам.
Спасибо всем! Скоро продолжим.