Найти тему
Твой репетитор

Как Лев Толстой был адвокатом

В прошлом году режиссер Авдотья Смирнова сняла фильм "История одного назначения" о том, как граф и писатель Лев Толстой защищал ротного писаря Василия Шабунина, которому грозил военный трибунал. Рассказываем, как это было и почему Толстой стал адвокатом.

Так выглядит постер фильма Авдотьи Смирновой
Так выглядит постер фильма Авдотьи Смирновой

Летом 1866 года, склонившись над бумагой, писарь 65-го Московского пехотного полка Василия Шабунин переписывал приказ о расстреле солдата. Рукоприкладство в армии на тот момент периодически случалось, к тому же, годы были непростые, первое покушение на Александра II, вольнолюбивые настроения в обществе. Император не желал допускать разнузданности, поэтому приказал судить провинившихся по законам Военного полевого суда.

Шабунин был сыном богатого крестьянина, и у него самого к тому моменту уже были провинности: штраф за кражу у товарищей. Такое преступление среди военных даже сегодня считается омерзительным.

«При этом стащил Шабунин даже не деньги, а то ли старые мундиры, то ли еще какую-то ерунду, которую, в общем-то, благополучно пропил» – рассказывает ведущий передачи «Не так» на радиостанции «Эхо Москвы» Александр Кузнецов.
Так изображают Шабунина в фильме "История одного назначения"
Так изображают Шабунина в фильме "История одного назначения"

Кроме того, Шабунин был в меру образован, но общего языка с офицерами не находил – не вышел сословием. Судя по воспоминаниям помещика Николая Овсянникова, служившего в том же полку, Шабунин вовсе не заискивал перед офицерами, а, наоборот, обладал даже неким высокомерием.

В этой должности ему было нелегко, командир роты капитан Яцевич налегал на него: придирался к мелочам в бумагах, заставлял переписывать заново целые листы. По крайней мере, так Шабунин позже говорил на следствии.

«Судя по разным материалам дела, Яцевич не был жестоким офицером. Он был скорее педантом, который требовал от подчиненных буквального исполнения их дела и своих приказов, раздражаясь, если подчиненный проявлял характер» – рассуждает секретарь Льва Толстого Н.Н.Гусев

Яцевич только окончил Академию и попал в роту, которая охраняла участников польского мятежа 1863 года. Поляк по происхождению – Яцевич вынужден был наблюдать, как его земляки в угнетенном положении строили Московско-Курскую железную дорогу. Шабунин, судя по всему, недолюбливал поляков.

Еще один кадр из фильма. Яцевич сидит, Шабунин стоит
Еще один кадр из фильма. Яцевич сидит, Шабунин стоит

6 июня 1866 года пьяный Шабунин сидел в избе в деревне Новая Колпна, где находился их полк. Таким его и застал Яцевич. Командиру это явно пришлось не по душе, он отправил его в карцер и велел приготовить розог. А сам вышел из избы в сени, Шабунин пошел за ним.

«За что же меня в карцер, поляцкая морда? Вот я тебе дам!» – сказал ротный писарь Яцевичу и ударил его по лицу, из носа командира потекла кровь.

По законам военного суда за такой проступок писарю следовала смертная казнь. Шабунина отправили под арест в избу. Информация быстро распространилась по соседним селам и деревням.

«К дому, где содержался узник, стали собираться целые толпы, слезно умолявшие унтер-офицера позволить "хоть одним глазком взглянуть на несчастненького"» – описывает биограф Толстого П.И.Бирюков.
Кадр из "Истории одного назначения"
Кадр из "Истории одного назначения"

К Шабунину, конечно, никого не пускали. Крестьяне оставляли ему продукты, иконы, полотна с Богородицей.

Один из офицеров этого полка Григорий Колокольцев, который был знаком с графом Толстым, рассказал писателю о положении Шабунина. Толстой был возмущен и Колокольцев предложил ему защищать обвиняемого на суде. По законам трибунала судили Шабунина три офицера: обиженный командир полка, офицер Стасюлевич, поддержавший Шабунина и Колокольцев. Именно от них зависела его дальнейшая судьба.

Толстой основательно готовился к суду, написал длинную гуманистически настроенную речь. Правда, во время выступления слишком робел, даже расплакался. Хороший ли адвокат получился из Толстого, оценить сложно. Кузнецов называет выступление Толстого "крепкой адвокатской речью":

«Логично, убедительно, несколько раз возвращаясь к одному и тому же и бия в одну и ту же точку, Толстой отстаивал в суде интересы своего подзащитного. Защищая солдата, Лев Николаевич стремился доказать его невменяемость и вследствие этого невозможность применения к нему статьи, по которой Шабунину грозила смертная казнь».
Портрет молодого Льва Толстого
Портрет молодого Льва Толстого

Все-таки судьба Шабунина зависела от офицерского суда. Стасюлевич проголосовал за помилование, командир за расстрел, и тут Колокольцев, который сам же жаловался Толстому на несправедливость дела, проголосовал за смертную казнь. Почему он это сделал? Возможно, боялся осуждения своего отца, возможно, роль сыграли его карьерные амбиции, нелегко перечить командиру. Однако сразу после суда он раскаялся в этом решении.

«По совести, никто из офицеров не хотел казни Шабунина. Но дело было сделано, и помиловать солдата мог только царь» – пишет Павел Басинский.

Толстой однако не отчаивался помочь осужденному. Он написал письмо своей тетушке, которая была при дворе. Он попросил ее ходатайствовать перед Александром II о помиловании, а просьбу эту передать через военного министра Д.А.Милютина. Письмо было горячее, эмоциональное. Толстой так волновался, что забыл указать, из какого полка Шабунин, обращаться к царю без указания полка было невозможно. Пока Толстой досылал уточнения, переписка затянулась, и приговор утвердили.

В день казни Шабунин был внешне спокоен. Твердыми шагами он шел к месту расстрела, ни лицо, ни руки его не дрожали. Шабунина привязали к столбу, на происходящее смотрела толпа крестьян. Кто-то зарыдал, кто-то упал в обморок. У стрелявших в Шабунина молодых солдат, наоборот, тряслись руки.

Кадр из фильма Авдотьи Смирновой
Кадр из фильма Авдотьи Смирновой

Писаря похоронили среди поля неподалеку. У свежей могилы сразу собрался народ, крестьяне позвали местного священника, он стал проводить панихиды по убитому. К вечеру на бугорке земли уже лежали церковные свечи и медные деньги. Панихиды продолжились и на следующий день. К могиле Шабунина приходили крестьяне даже из дальних сел и деревень.

Командиру роты это не понравилось. На место захоронения приехал становой пристав и приказал сравнять могилу писаря с землей. Рядом с ней установили караул. Было велено: «отнюдь не допускать любопытных». Панихиды запретили.

«Случай этот имел на всю мою жизнь гораздо более влияния, чем все кажущиеся более важными события жизни: потери или поправление состояния, успехи или неуспехи в литературе, даже потеря близких людей» – писал позже Толстой.