Всем, способным освоить более одной страницы печатного текста посвящается...
Холодный мокрый снег глухо шлёпнул по шее, скатился по позвоночнику вниз до самой поясницы, разорвавшись там на тысячи мелких мурашек, разбежавшихся по всему телу, и разом наэлектризовавших прижавшиеся к макушке уши и растопырившиеся усы. Губы растянулись в блаженной полуулыбке, а круглые с большими зрачками глаза прищурились от удовольствия.
Заяц практиковал утренние обтирания снегом на протяжении всей зимы, далее по распорядку была лёгкая пробежка трусцой до самой середины леса, где стоял ледяной дом, в котором жила лиса. Раньше этот дом принадлежал волку, но в один из студёных зимних дней волк сгинул где-то в лесной чаще. Поговаривали, что не поделила волчья стая что-то с медведем, после чего медвежья берлога сгорела прямо накануне заморозков, поставив хозяина леса перед необходимостью заниматься строительством вместо того, чтобы впасть в привычную зимнюю спячку. Косолапый от этого стал очень раздражительным, а волки по одному исчезли из леса. Лисе же ледяной дом медведь отдал из дружеских симпатий. Хотя, по словам одной сороки, уж очень частым гостем стал лесной голова в этом восхитительном, переливающимся разноцветными огнями на холодном зимнем солнце доме.
Заяц бегал не просто так. Он тренировался бегать по-особому, таким образом запутывая цепочку своих следов, чтобы даже опытному следопыту не под силу было понять, где же её конец и где начало. Пробежав с лесной окраины до середины леса и вернувшись обратно к своей маленькой уютной лубяной избушке, косой смотрел на дело своих тренированных лап, с удовольствием отмечая возрастающее с каждой пробежкой мастерство.
Пробегая по лесу, заяц не мог не обратить внимание на происходившие вокруг изменения, становившиеся всё более заметными. Снег перестал хрустеть под лапами, превратившись в тонкий скользкий наст, из-под которого бурыми тёмными пятнами выглядывала прошлогодняя лесная грязь. Тёплые пушистые покрывала, укрывавшие деревья всю долгую зиму, скукожились и разорвались, выпуская наружу голые ветви, соскучившиеся по ласковым солнечным лучам. Даже в самых тенистых уголках леса лёд не выдерживал стремительного весеннего натиска, покрывался причудливыми узорами трещин, ломался, крошился и начинал таять. Весело журчали пробившиеся сквозь него ручьи, в образовавшихся прогалинах жёлтыми брызгами расцветали первые подснежники. Опасно накренился и домик лисы, грозя вот-вот рухнуть и накрыть собой всех, кто не хотел принимать грядущие перемены.
Вернувшись в избу, заяц растянулся в блаженстве на мягкой тахте и пристальным взглядом упёрся в картину из янтаря, висевшую на стене напротив, и изображавшую убранные золотыми листьями осенние деревья. Под картиной на вырезанном из дерева ценных пород крючке висело серое весеннее пальтишко, тщательно вычищенное и разглаженное, молча зазывая на прогулку под лёгкими перистыми облаками, заглядывающими в окно, украшенное резными наличниками и стоящими на дубовом подоконнике фиалками. Солнечные блики, созданные игрой света на оконных мозаичных узорах, отражались в лакированной поверхности деревянного стола, заставляя сверкать чеканными медалями медный с позолотой самовар.
Неожиданно зазвучавшая мелодичная трель звонка, висевшего над входной дверью рядом со стилизованной, в стразах, подковой, прервала лёгкую полудрёму зайца, вызвав небольшое замешательство. Обычно он не принимал гостей в своём домике, в душе считая его священным пространством, не допускающим постороннего вторжения. Посмотрев в дверной глазок, увидел косой элегантную рыжую красавицу-лису, укутанную в шикарную меховую накидку. Видно было, что лиса готовилась к визиту заранее: голову её украшала модная причёска с длинной прядью, спадающей на хитро прищуренные глаза, обрамлённые густыми подкрашенными ресницами, белым жемчугом зубов слепила обворожительная улыбка. В лапах её был какой-то свёрток.
- Зайка, миленький, да ты никак не узнал меня, - сказала лиса ласково, жеманно растягивая слова. – А я тебе картину в подарок принесла, думала помочь повесить.
- Что за картина? - спросил заяц хриплым голосом.
- Рыбак и сирена. Ну открывай уже, картину повесим, да поболтаем о том, о сём. Ведь ты, я слышала, приятный собеседник.
Забыл заяц о всех своих принципах. Как в тумане спутались мысли его, дверь будто сама собой отворилась. Зашла плутовка в дом, огляделась.
- Красиво у тебя здесь. Моя картина как раз к месту будет. Да есть ли у тебя инструмент, чтобы её повесить?
- Ннет, - промямлил заяц.
- Ну так поди же разыщи. А я пока самовар поставлю.
Кинулся было косой за инструментом, да вспомнил, что уточнить надо бы, какие гвозди понадобятся, да в каком количестве. А, может, и помощники нужны? Вернулся… Да только не пустила его лиса в дом.
- Чего ты здесь забыл?! – спросила грозно. – Убирайся подобру - поздорову, покуда цел. Надоел ты мне уже. А в избе твоей теперь я жить буду – слишком много тебе квадратных метров, рожей не вышел!
И понял заяц, что решила рыжая разбойница за его счёт свой квартирный вопрос. И пошёл он, плача, по лесу.
И вот, собрались тучи на небе в плотное покрывало, скрывая небо тёмным занавесом. Затих лес. Только угукает филин вдалеке. Чу - чьи-то шаги рядом! Испугался заяц, ещё сильнее заплакал. Ближе и ближе походит к нему кто-то, с шумом втягивая прохладный воздух. Понял косой, что это собака.
- Ты чего плачешь? - спрашивает собака.
- Как же мне не плакать? Была у меня избушка хорошая, лубяная. Попросилась лиса ко мне в гости, а потом выгнала меня на улицу. Остался я теперь без крыши над головой!
- Понятно, - отвечает ему собака. – Ты знаешь, я тебе помочь не смогу, потому что, хоть я и поставлена за порядком следить, а в ваши лесные дела не вмешиваюсь. Но советую тебе сходить к медведю. Он у вас главный, авось, не откажется тебе помочь.
Делать нечего. Холодно на улице, хоть и весна, ветер сквозь шёрстку продувает, да и дождь ещё начал капать. Совсем в лесу неуютно стало. Побрёл заяц в сторону медвежьей берлоги. Как добрёл, и сам не понял – темно вокруг, ни зги не видно. Стал он медведя звать. Вышел косолапый, рыкнул недовольно:
- Кого тут ещё принесло в такую погоду?
Расплакался заяц, поведал свою грустную историю.
- Слушай, косой, - говорит медведь, - я по окраинам не хожу, избу твою не знаю. Ну сам посуди. То, что у лисы ледяной дом был, я знаю, это факт. Но что у тебя избушка лубяная была, это не факт. Может, это лисы изба? Может, любит она зимой в одном доме жить, весной в другом. Нет у меня никаких законных оснований лису из избы выгонять.
Ещё сильнее опечалился заяц. Что за слово такое «факт»? Как это – нет законных оснований?
- А что же мне теперь делать? – спросил он робко.
- Ну, не знаю…Попробуй к быку сходить. Слыхал я, будто он такие проблемы помогает улаживать. Авось, и тебе поможет.
И пошёл заяц к быку. А непогода всё сильнее бушует. Косыми струями хлещет дождь по щекам, дует ветер в лицо, заставляя всё сильнее сгибать шею, наклонять голову к земле. Долго ли, коротко ли шёл заяц. Наконец добрёл до коровника, в котором и жил бык.
Крепкий коровник бык поставил, каменный. Не страшна ему непогода. Сколько ни бейся ветер о такие стены - не поддастся камень. Только и остаётся буре, что в бессильной злобе стучать кулаком по железной кровле.
Робко встал в дверях заяц, видит - жизнь в коровнике кипит. Коровушки-голубушки судачат о соседях, да о телятах. Бык, не торопясь, сено пережёвывает. И рассказал ему косой свою историю.
- Я тебе вот что скажу, - начал бык. – Лиса – зверь в лесу далеко не последний. Не могу я с ней воевать. Да ты сам посуди, что вокруг скажут: «Бык с лисой из-за какого-то никому не известного зайца отношения испортил». Так что, ты уж как-нибудь сам со своей проблемой разбирайся. Может, другую избушку построишь, новую? Я тебе и денег в долг могу дать. Под залог шкуры, например…
Вышел заяц от быка ни жив, ни мёртв. Побрёл, куда глаза глядят. И наткнулся на курятник. Поднялся в курятнике переполох:
- Ко-ко-ко-кто там ломится к нам?
Рассказал заяц свою печальную историю. Впустили его в курятник и оставили там до утра. Не оставлять же бедолагу на улице в такую непогоду!
Утром заяц проснулся от громкого: «Кукарекуууу!» И столько силы было в этом возгласе, столько мощи, что встрепенулось солнце, разорвало облачное покрывало и взглянуло своим розовым от долгого сна глазом на разом повеселевший мир. Оглянулся косой и увидел, что работа в курятнике уже кипит: кто-то собрал вокруг себя цыплят на прогулку, кто-то яйца с одного бока на другой перекладывает, кто-то петуху перья чистит. У каждого своя работа, и, вместе с тем, все делают одно общее дело, незатейливое, но тем и красивое, что никто ни перед кем не выделяется, каждый заботится обо всех и все – о каждом. И понял зайчик, что не бросят его здесь один на один с бедой, как-то да помогут. И неизъяснимой радостью наполнилось его сердце, и захотелось ему в этом общем труде поучаствовать, сделать что-нибудь полезное, такое, чтобы всем от того дела, им сделанного, стало бы приятно и легко!
- О, вот и ночной гость проснулся, - заметил петух. – Решил я тебе помочь, заяц. Вернём мы твою избушку, - сказал он, беря в руки острую косу.
И пошли петух с зайцем справедливость восстанавливать.
Твёрдой поступью идёт петух впереди. Бусинки глаз огнём горят, гранатовый гребень лихим беретом смещён набок, под мощным гордым клювом бородка-эспаньолка, на ногах шпоры стальные острые. Забил петух крыльями – как будто плащ за спиной его взметнулся. Прокричал – протрубил во всю мощь:
- Выгонять иду лису, косу острую несу. Занесён правосудия меч, слетит голова разбойницы с плеч!
Дошли они наконец до заячьей избы. Зовёт петух лису:
- Выходи лиса на бой! Поквитаюсь я с тобой!
Вдруг, как выскочит лиса из дома! Глаза кровью налиты, пасть оскалена, когти острые наружу выставлены. Словно коршун кинулся на неё петух. Ранит разбойницу шпорами, крепким клювом клюёт, крыльями бьёт по лицу. Но и она не промах – норовит перекусить петуху шею, перебить ему спину лапами. Окрасились противники алой кровью, не могут одолеть друг друга. И собрал петух все силы, что были у него, и вложил их в один прыжок, последний. Да как хватит разбойницу косой по шее! Тут ей и конец. Но и петух упал в изнеможении – крепко ему от лисы досталось.
Подошёл заяц, обнял своего друга. И показалось ему, что вырвалось дыхание из опавшей груди и лёгким облачком коснулось его шеи, обняв на прощание. И поднялось дальше ввысь, к облакам белым, чтобы благодатным дождём пролиться на землю, благословив её на жизнь счастливую, дружную.
И стал заяц дальше жить в своей избушке. Только открыл он в ней приют для всякого зверя лесного, в беду попавшего. И жил он так долго и счастливо. Потому что нет счастья большего, чем жить для других!