Все так ждали 21 октября 2015-го года — день, когда Марти Макфлай попал в будущее, чтобы сравнить, какие девайсы из «Назад в будущее-2» стали реальностью, а какие – мы вряд ли когда-либо увидим. Вы не поверите, но летающие ховерборды и кроссовки с автошнуровкой уже существуют, но отчего-то они пришлись совсем не ко времени, поэтому сейчас фильм Земекиса воспринимается скорее как наивная фантазия на тему будущего, нежели реальный прогноз.
То же самое можно сказать и о романе Ольги Славниковой «2017», написанном в уже далеком 2006-ом году. И как сейчас кажутся анахронизмами эти топы на бретельках и джинсы с заниженной талией из нулевых, так с «2017» хочется сдуть пыль и положить обратно на самую дальнюю полку, куда при уборке добирается лишь краешек тряпки.
Роман Ольги Славниковой предсказуемо приурочен к столетию революционных событий. В ее интерпретации «рефлекс истории» повторяется вплоть до костюмов. Слишком заманчиво выглядит прямая реализация метафоры, «чтоб как у Сорокина». Народ буквально выходит на улицы в красногвардейских шинелях и белогвардейских мундирах и отчаянно борется во имя… Во имя авторской блажи, вероятно, потому что с обрисовкой политического и социального контекста Славникова решила не заморачиваться, всегда можно списать все на условность происходящего.
Ряженая революция приводит к тому, что у руля оказывается Временный президентский совет во главе с Карениным, чья фамилия подозрительно смахивает на Керенского (для полноты картины место действия стоило перенести в город N, а еще лучше – не нарушать принцип трех единств).
В реальном же 2017-ом году столетие двух революций отметили чисто формально: чиновники стыдливо пожали плечами и подготовили несколько тематических выставок, по «Первому» показали торжественный марш, посвященный годовщине парада 7 ноября 41-го года (такому изящному лавированию может позавидовать даже Лимонов, отвечающий на вопрос про негра). Значит, не так уж и повторяем этот «рефлекс истории».
В «2017» Славникова не делала упор на футуризм и новые технологии (хотя и это в книге присутствует). На первом плане у нее – мучительные для читателя метания главного героя между Танечкой и бывшей женой, а также попытки понять, как и куда двигаться в новом столетии, когда человечество как флюгер на ветру. Славникова разрывается между преходящим и вечным: она то обличает «шоу-биз и гламур» в лице телеведущего Мити Дымова, носящего блестящие костюмчики и дающего сзади, то пишет о древних Рифейских горах, об особом уральском фольклоре.
Ольга Славникова пошла ва-банк, решив написать роман о Екатеринбурге. Есть миф о Москве, миф о Петербурге – это знакомый и привычный путь. Но как же о надоели эти слащавые басни о питерских крышах, об «ароматном кофе на Невском», о той самой скамейке, на которой спорили Берлиоз и Бездомный – и так далее по списку. Поэтому образ Екатеринбурга, этого евроазиатского города со смешными названиями и диковатой эклектикой, должен был создать особый колорит романа, сделать его хоть чуточку оригинальнее. Но не в этот раз. В «2017» отсутствует Екатеринбург как таковой, только какие-то разрозненные локации: чьи-то квартиры, дворы, рестораны, которые так и остаются бесцветными кусочками, которые не расскажут вам ни о героях, ни о городе, в котором они живут. От Екатеринбурга здесь лишь древние Уральские горы.
Даже у заявленной условности романа есть свои грани. Когда главный герой Крылов и его возлюбленная Таня начинают любить друг друга, даже не называя своих настоящих имен, мы верим. Как верим и в загадочную Каменную Девку, которая может сгубить жадных хитников, рыщущих по хребтам Уральских гор в поисках драгоценных камней. Но одно дело условность, а другое – рисование шаржей, с которых при неосторожном шорохе потечет густая масляная краска – и еще больше расплывутся перекошенные рты и оттопыренные уши.
Тамару, бывшую жену Крылова, можно сравнить и с Супергёрл, в одиночку противостоящей орде чиновников, и с Круэллой, устраивающей жуткие лотереи в своей похоронной конторе «Гранит». Все, к чему прикасается Тамара, превращается в нелепицу, и Ольга Славникова настойчиво сообщает о Тамариной «несвоевременности» то ее командой сотрудников-гуманоидов, то эксклюзивной долларовой купюрой с Памелой Андерсон, которую она дарит Крылову. Чем дальше, тем более явно из Тамары начинают торчать болты и ржавые шестеренки.
Читая «2017», ловишь себя на мысли, что смотришь старый мультик от «Диснея», где все злодеи открыто говорят о своих планах, а добрые герои, пользующиеся их нерасторопностью, эти планы разрушают. Появляющийся один-единственный раз Витек ведет длинный монолог, где раскрывает весь свой злодейский замысел, думая, что разговаривает с сообщником, пока притаившийся Крылов молчит в трубку. Закройте глаза и начните методично загибать пальцы рук по количеству фильмов категории B, где был точно такой же прием. Уверяю, скоро придется перейти и на ноги.
Славниковой, как и многим, не удается изящно пройтись по этой тонкой грани между идеализмом и авторским идиотизмом.
Роман «2017» можно рассматривать как трэш, но к чему тогда эти изящные плетения словес, которое завороженные рецензенты сравнивали и с Набоковым, и с Буниным? Зачем это стремление проникнуть в загробное, понять, как в будущем изменится отношение к смерти? Если это и трэш, то он нисколько не забавен и не абсурден: чудачества Тамары вызывают у читателя лишь самую страшную из эмоций – скуку. Если это глубокий роман, «с претензией», то Славникова сама же хоронит его двойные смыслы под толстым слоем резиновых героев – Крылова, Тамары, Витька и прочих – пожевал и выплюнул.
Последнее, пожалуй, можно отнести и к самой книге.
Алла Войская